клоаки, куда столкнула его жизнь. На этом пути ему пришлось кое-что и
потерять. Я знаю: он хотел стать честным человеком... Только так могу
расценить передачу мне документов, в результате чего я оказался здесь, в
Лейк-Плэсиде, а Дима - в могиле...
услышанным.
Словом, Олег, существует заговор против... против Олимпийских игр в
Москве, и он начал осуществляться... Нет, речь не о бойкоте... Словом, -
мне было видно, как трудно давались эти слова Дику Грегори, - предупреди
ваших, чтобы они держались здесь начеку... Все, больше - хоть убей - ни
слова! - Дик, с крупными каплями пота на лбу, взъерошенный, обессиленно
откинулся на спинку кресла. Мне никогда не приходилось видеть его в таком
состоянии.
снова пытался успокоиться, но услышанное не шло из головы. Включил свет и
раскрыл "Мастера и Маргариту", но бал у сатаны только усугубил мрачное
настроение. Нажал кнопку телевизора. Фильм с убийствами и погонями. По
другой программе шел концерт с участием популярного конферансье Литлрока.
Его плоские шуточки и ужимки раздражали...
внутри.
я, а у самого мурашки по коже пошли - как это она почувствовала, что со
мной что-то стряслось. На таком расстоянии!
снег, и олимпиада наконец-то станет белой, как ей и положено. Народ
съезжается отовсюду. Много знакомых. Работы пока, правда, нет, но передал
небольшой репортаж. А вечером... вечером я гостил у моего давнего
приятеля... сидели у камина и пили пиво...
что-то мешало мне наслаждаться лыжами и великолепными склонами - после
дождя ударил мороз, потом присыпал легкий снежок и наст держал крепко,
можно было спускаться там, где никто обычно не катается. Валерка проводил
к поезду, помахал рукой и напомнил на прощание, что мы условились
встретиться в марте - на пару денечков заскочить в Славское, на весенний
снег. "Ну, если невтерпеж, рвани в Москву, - сказал он тогда. - Ведь не
дети вы!" - "Вот потому, что не дети, никуда не поеду! - не слишком
любезно отрезал я, чем, верю, обидел друга. - Пустое это все..."
когда раздался звонок из Москвы. Час был поздний, около одиннадцати, и я
задержался в кабинете лишь потому, что был дежурным редактором по номеру.
голос.
меня скоро отвезут в "психушку". Должна тебя увидеть, ну, хоть на час...
Ты не мог бы прилететь в Москву?
нее задрожал.
магазином "Грузия", у площади Маяковского...
редакторский домашний номер.
нужно завтра срочно уехать, на два дня...
огромные сугробы, мороз под двадцать, да еще с ветром. Пока доехал из
Внуково, у меня околели ноги - так было холодно в такси. Дом на улице
Горького я знал хорошо, по соседству когда-то жил друг моей спортивной
юности Серега Скворцов. Вход со двора, подъезд нашел сразу. Но дверь была
закрыта, и мне пришлось звонить. Выглянула лифтерша - в пуховом платке и
валенках, поинтересовалась, в какую квартиру иду, и лишь затем впустила. В
подъезде было тепло, я постоял, отогреваясь.
проронить хоть одно слово.
пошевелиться.
руки, бросились друг к другу. От Наташкиных волос пахло июльской луговой
свежестью, я целовал ее и не мог нацеловаться, и голова пошла кругом -
словно прильнул к прозрачному ручью в иссушающий полдень после долгого и
трудного пути.
мучаться, когда это так просто, так прекрасно - прижаться к тебе... Я
люблю тебя... готова на все, как ты скажешь, как прикажешь, так и будет...
буду твоей любовницей, наложницей, кем угодно... только бы видеть тебя
хоть изредка, только слышать твой голос...
оно предчувствовало разлуку, конец всему, я потерплю крах в жизни и уже
никогда - знал это наверняка! - никогда не поднимусь. Пусть говорят, что
так не бывает, но с той минуты, как увидел ее глаза там, в Карпатах, вдруг
понял, что не жить мне без этой девчушки; и оттого что знал - у нас нет
будущего, было так горько - хоть на край света беги. Да разве убежишь от
самого себя?
собственном опыте, а в моем возрасте уже трудно быть без опыта, который
предсказывал, что все это непрочно и призрачно, как тень от свечи или
лунная дорожка: не тронь их - они есть, а попытайся поймать, ощутить - и
ты схватишь пустоту. Двадцатилетняя девчушка, наивно верящая в святые
каноны любви, когда с милым - и в шалаше рай, но вовсе не представляющая,
что для одной любви - жизнь слишком длинная штука. Незвано приходит
привычка, а с ней - холодок в отношениях, и кажется - все есть: дом,
интересная работа, друзья, а люди незаметно, по сантиметру, удаляются друг
от друга, и у каждого образуется собственный мир, куда другому становится
все труднее и труднее проникнуть. А потом и вовсе худо - ты оттягиваешь
час, когда нужно возвращаться домой, и радуешься, что можно уехать на
неделю, а то и на две в командировку... Но ничего этого Наташке я не
сказал.
мраморными плитками и черный изнутри..
подозрительно посмотрела на меня, но ничего не сказала ("Наверное, все же
произвожу солидное впечатление", - подумал я). Выскочил во двор и выбрал
два пустых ящика из-под вина. Ломать их не стал, так целиком и потащил
наверх.
открыла дверцу. Нетрудно догадаться - я не первый в этом доме прибегал к
услугам магазина.
провожала меня на Киевский вокзал.
сапожки, и я не мог налюбоваться ею, и меня злило, что ей вслед
оборачивались мужчины.
"Лебединое озеро", - сказала она.