Чтение 18–й страницы книги ~Редкая птица~

- Дрон... Ты возвращайся... Пожалуйста.

- Я вернусь, девочка.

- Обещаешь?

- Обещаю.

Ползу вниз по ступенькам и чувствую себя последней сукой. Оставил пацана и девчонку с двумя "пээмами",словно это остановит серьезную сволочь. Ну да не я все это затеял. Искренне верю, что успею обернуться за десять минут.

Только бы дозвониться - сразу будет легче.

Выхожу огородом на коротенькую окраинную улочку. Отсюда до почты, где телефон, рукой подать.

Серая "волга" на приличной скорости вывернула в улочку и едва не размазала меня по бамперу. Судя по удивленным рожам пассажиров, меня не ждали, судя по их же охотничьему возбуждению, искали именно меня.

Как гласит народный эпос: "Недолго музыка играла, недолго фраер танцевал".

Судя по мордам и повадкам вылезших из машины, компетентные и иные внутренние органы они не представляют. Это вселяет надежду, плавно переходящую в уверенность, что пальбы с их стороны не будет, иначе сюда сбегутся все "легавые" городка в компании новоявленного спецназа и превратят наши молодые тела в кучу паленого мяса. И почему особисты к "лжеузи" глушитель не привинтили!

Меня приложило о бампер, потом о забор. Это дало противникам фору. Но я уже вытащил револьвер и держу его на взводе. Вид у него вполне устрашающий, честный, пролетарский. Повожу длинным стволом, надеясь сдержать противника. Тщетно. Ребятки медленно, шажками, охватывают меня полукольцом. Один разжимает губы:

- Брось пушку, фраерок. Ты ведь не будешь палить, себе дороже. А так - с тобой просто поговорят...

Знаю я эти разговорчики в строю. А также номера, шуточки, хохмочки. Мне прошлой ночи хватило.

- Стоп, ребята. В моем положении и корова соловьем споет. На войне как на войне. Еще шаг - буду стрелять.

Вообще-то здоровый прав. Стрелять я просто не хочу. Перед тем как стрелять, никто никого не предупреждает. Мы профессионалы, оба; просто болтовней каждый пытается выиграть, они - расстояние, я - время и положение. Но наган в моей рабочей руке свое дело делает: даже незаряженное ружье стреляет, а оружие самоубийцы, каковым я по их мнению являюсь, уложит одного, а то и двоих легко. Без напряга. Что и пытаюсь им навязать психоаналитически и внушить телепатией, строя рожи, делая круглые глаза и дергая револьвер в нервическом беспорядке от одного к другому.В любом случае, первым быть никому не хочется.

Картина битвы мне ясна!

Вот он, первый.

Парень на исходной: в руке обоюдоострый нож, рука безразлично опущена вдоль бедра, а морда отсутствующая, как у случайного прохожего. Другой, чуть в стороне, громко звякнул цепью... Раскладка для жесткой шпаны моей отлетевшей юности. Проходили в девятом классе.

В запасе у меня шаг. Я подобран, слегка ссутулен, но если расправиться, доставал паренька как раз в шаг назад. Топчусь, как перепуганный конь, рычу на троих страшным командным голосом, пугая вороненым стволом:

- Стоять!

Громила слева начал движение. Одновременно рукой и ногой. Охнуть он не успел, - стилет вошел легко и плавно. Парень опустился в теплую пыль, даже не сумев понять, что умер. Я уже стою лицом к троим оставшимся. Весь "процесс" занял двадцать сотых секунды. Отработано!

Нападающие, похоже, не совсем поняли, что произошло. Упавший парень одет в синюю водолазку, на его груди ни крови, ни заметного отверстия. Тот, с цепью, уже летит на меня, как булыжник из катапульты. Делаю шаг ему навстречу, прижимаю к себе, словно интимного друга, втыкаю ствол нагана в живот и нажимаю спуск. Выстрел похож на сильный выхлоп, и только. Пуля пробила ему печень.

На меня, кажется, рухнуло небо. Вместе со всем содержимым. Пытаюсь приподняться на четвереньки, удар ботинка в низ живота опрокидывает. Ребятишки "поласкают" меня ногами в свое удовольствие - месть за страх, что перенесли. Бьют очень больно, но неточно, раз я все еще ясно соображаю.

Револьвер и "узи" они подобрали, а вот стилет - в рукаве. Правда, чтобы вытащить его, нужно как минимум тряхнуть рукой. А я не уверен, что она цела, - болит, кажется, все.

- Хорош, Серый. Труп нам не нужен. Старик спросит. Да и линять пора отсюда.

- Куда ребят?

- Давай на заднее. Сука, как он их завалил!

- Считай, нам повезло. Этот парнишечка Хасана кончил.

- Не нравится мне все это. Нужно бы его просто пристрелить.

- Но Старик, ты же сам сказал...

- А насрать на Старика. Из-за него нас всех накроют, как скунсов вонючих. Легавый это, я чую... А Старику скажем - спецназ замочил парнишечку.

А-а-х! - Удар пришелся в лицо, вес куда-то поплыло... Обидно - вляпаться в такое дерьмо и так глупо... Были бы чуть поумнее, можно бы зубы им позаговаривать... Пока язык ворочается...

Я пытаюсь подняться и хоть что-нибудь сказать...

Новый удар... Я вижу теплую песчаную дорожку и плавно удаляющуюся по ней девушку... И самое обидное, так и не узнал, кто это, - Лена?.. Лека?.. Элли?..

Боль возвратилась, окрасив мир белым. На этом белом фоне взрываются алые круги, превращаясь в грязно-фиолетовые, потом в черные. Слова доносятся, как из бочки. Причем из бочки с дерьмом.

- Ладно, хорош развлекаться. Кончаем.

- Вот из этой штуковины?

- Ну да.

- Хлипковата больно.

- Зато дырки частые делает. Старик ведь проверит, как его замочили; а у спецназа такие "машинки" вполне могут быть.

- А у него-то это откуда?

- Говорю же, легавый. Я их на нюх чую. Значит, так - сначала я очередь, потом ты. И-до свиданья, дядя Ваня, чтоб никому не в обиду.

Парень подходит ко мне, пинком переворачивает на спину. Щелкает затвор "узи".

- Стой, там девка какая-то!

- Бля! У нее пистолет вроде!

- Брось автомат! - слышу я знакомый голос. Собираюсь с силами и приоткрываю глаза. Ленка стоит метрах в пятнадцати, расставив ноги, и держит "пээм" двумя руками - в лучших традициях американского кинематографа.

- Ты, целка! Что, хочешь убить живого человека? Насмерть? - Громила медленно поднимает руку с зажатым в ней автоматом. Зрачок его неумолимо приближается к неподвижной девичьей фигурке. - Моя мама родила меня не затем, чтобы...

О родственниках он рассказать так и не успел. Как и о цели собственного рождения. Кое-как собравшись, пинаю громилу в голень, автомат заработал, вздыбливая веером сухую пыль. Очередь оборвал жесткий рявк "Макарова". Я вижу, как другой быстро вскинул мой наган, - снова рявк - и парень упал лицом в землю.

Девушка опустила пистолет. Разжала руки, и он упал в пыль. Следом опустилась на дорогу и она.

К Ленке подползаю кое-как, на четвереньках, - боль все еще не дает разогнуться.

- Ты что, ранена?

Лицо ее серое, губы - почти синие. Но крови нигде не вижу.

- Куда?

- Я... убила...

- Потом, милая, потом. Уходим.

Наган и автомат я подобрал, пока полз к ней. Оба парня мертвы. Обоим пули попали между глаз. Это не просто профессиональные выстрелы - из "Макарова", с пятнадцати метров, учитывая обстановку и угрозу оружием... Это - высокий класс! Причем - не по мишеням. Даже с натяжкой мне сложно поверить, что такие навыки приобретают сотрудницы фирмы по продаже компьютеров, даже если это предприятие самое совместное из всех!

Ладно, думать некогда - ноги делать надо.

Пытаюсь приподнять девушку и сам от боли падаю на колени. Ребятки душу отвели на совесть. Кажется, я физически ощутил метафору "хрустальные яйца". И внутренние органы, похоже, распаялись. Но крови во рту нет, значит, все на месте. А боль - это мы потерпим. С медицинской помощью.

Высвобождаю из аптечки пару таблеток в облатках и глотаю. Наверное, многовато: даже одна такая пилюля может превратить чахлого от вечной мерзлоты престарелого мамонта в боевую машину пехоты с вертикальным взлетом!

Ну да что съедено, то съедено. И вообще, зубов бояться... На улочку въезжает Серега. На мощном, крытом черным лаком "урале" он походит на юного кентавра. Мотоцикл он самолично, с моей и Тимофеичевой помощью, перебрал по винтику. Сия машина - предмет вожделенной зависти всех подростков-недолеток.

- Бли-и-н, - только и произносит парень, рассмотрев "поле битвы". Даже под загаром видно, как посерело его лицо.

Пилюли действуют быстро и безотказно. Ленку я поднимаю легко и бросаю на заднее седло. Надеваю на нее закрытый шлем.

- Куртки?

- В сумке. - Парнишка передает мне баул. Переодеваюсь, загружаю в сумку весь арсенал.

- "Макаров"?

Серега протягивает мне пистолет. Но неохотно.

- Теперь - домой, и - чтобы не высовываться!

- А может...

- Живо!

Парень слез с мотоцикла, вздохнул. Протягиваю ему руку.

- Спасибо, Серега.

- Удачи.

Ленка сдергивает шлем и, перегнувшись, чмокает мальчишку в щеку.

- А теперь домой. Бегом.

- Ага.

Девушка вроде успокоилась.

- Ленка, у меня к тебе вопрос..

- Спрашивай.

- Почему вы ушли из домика, с чердака?

- Даже не знаю. Мне как-то беспокойно стало. Очень.

- Интуиция?

- Ну, я не знаю даже... Беспокойно, и все.

- А где ты научилась так стрелять?

- Я же тебе рассказывала, что ходила в девичестве в кружок, в дом пионеров.

- Ну?

- Так вот: этот кружок был стрелковый. У меня даже разряд есть.

- Юношеский?..

- Почему юношеский. Взрослый. Пневматический пистолет и малокалиберная винтовка.

- "Пээм" очень даже не пневматический.

- А какая разница. Принцип один.

- И люди мало похожи на мишени.

Девушка замолчала, глядя в одну точку.

- Ты знаешь... Две недели назад я бы так не смогла... Честно. Просто... И этот особняк... И потом... Ведь они же... Не люди. - Девушка смотрит мне в глаза с тоской и надеждой: - Правда?

- Правда.

Эти ребята сами отказались быть людьми, выдумав для себя иные критерии отсчета. И получили по ним сполна. Хотя - не нам это решать.

- Держись! - И даю по газам.

Глава 20

Мы съезжаем вниз, к морю, и снова мчимся по самой кромке волн.

Память тревожит навязчивый мотивчик пионерского детства:

Возьмем винтовки новые, На штык - флажки, И с песнею в стрелковые Пойдем кружки...

Славненькое у нас было детство!

Помимо прочего, главное, что старались привить воспитывающие, это любовь к труду. Надо же - ЛЮБОВЬ К ТРУДУ! Дедушка Фрейд сразу бы отнес сие к тяжелым сексуальным извращениям, вызванным...

-...леко ...дем? - кричит девушка. Ага: "Далеко едем?" Плюс ей - вместо обычного "куда".

- Отдыхать! - кричу в ответ. А чем еще заниматься на юге?

Мы подкатываем к городскому пляжу, въезжаю в лесополосу и медленно качу вдоль по неброской тропинке.

- Что, загорать будем? - спрашивает Леночка.

- Можно и искупаться. Не знаю, как сегодня, а вчера водичка была классная.

- У меня нет купальника.

- Обойдешься. Времена сейчас демократические. То, что на тебе, вполне сойдет. Боюсь, даже слишком пуритански.

Территория за городским пляжем отмечена неизвестного цвета флажком и называется "Молодежная". Народу здесь гуще, чем на основном, и нравы демократичнее. Или - общечеловечнее, это кому как нравится. Девушка, на которой надето больше, чем символические плавки, будет чувствовать себя здесь так же неуютно, как обнаженная на улицах осеннего Санкт-Петербурга. Среди лежащих густо тел попадаются и нагие, но это уже "китч": нудисты облюбовали себе места чуть дальше.

Место это для нас удобнее всего. И не только потому, что самое многолюдное. Основной пляж заполнен прежде всего людьми семейственными и компаниями. Чуть рядом - спортплощадка, где подкачиваются "культы", чтобы потом гордо дефилировать с раздутыми буграми мышц к восторгу бальзаковских дам, подростковых девиц и кокетливых геев.

Нудистский пляж тоже многолюден, но и там - компании, пары (эти скорее натуристы - спортивны, превосходно сложены и честно получают кайф прежде всего от солнца, моря и собственного здоровья). К тому же там постоянно курсируют озабоченные мужички с сумками через плечо и группы "экскурсантов" с пляжа добропорядочного. Умеренно обнаженный "Молодежный" ни одна из групп вниманием не удостаивает.

Мы устраиваемся на чистом песочке, оставив мотоцикл под деревом, метрах в пятнадцати; по коричневости загара и лености поз отличить нас от отдыхающих сложно.

Итак, все началось ровно сутки назад. Для меня. Или...

"Как тебя занесло загорать на тридцатый километр?.."

Вроде так был поставлен вопрос.

Ответ не менее прост: по глупости. По легкомыслию. Ларсена такой ответ вряд ли удовлетворил бы, а меня - вполне.

Нужно сказать, что за три недели до того на меня накатило: из своей хибары я не вылезал, разве что на пару часов поплавать, читал Нобелевских лауреатов и предавался размышлениям о смысле жития. Но всему хорошему приходит конец: душа запросила приключений и неформального общения, и я подался в довольно приличный кабачок с азартными играми. Изрядно выпив и проиграв необходимую для восстановления душевного равновесия сумму денег - то есть все, что у меня было, собирался мирно возвратиться в пристанище философа и поутру, по легкой опохмелке, любомудрствовать далее. Но - дама.

Какая другая причина могла завлечь меня хрен знает куда, да еще в ночи!

Дама тоже играла. И тоже проигрывала. В один прекрасный момент мы почувствовали родственность душ и взаимную симпатию. От игры получаешь удовольствие, даже когда проигрываешь - всего лишь деньги. Наслаждение азарта с лихвой окупает материальные потери. И еще - азарт возбуждает.

В нас воспылал огонь желанья!.. Круто сформулировано. Наверное, поэт сказал. А может, и не говорил.

Но все так и было: огонь действительно воспылал!

Мы сидели за столиком, пили коньяк, я по инерции и по глупости молол нечто о рулетке, красном и черном, о пути Дао - прочитанное дало о себе знать, никакие пороки не проходят безнаказанно. Да, на девушке было вечернее платье, черное с красным...

Вдруг я почувствовал ее руку на своем бедре, она выдохнула хрипло: "Поехали..." Я ответил: "Запросто".

Мы сели в ее машину. Вишневого цвета "вольво". Вела она.

Мы ни о чем не разговаривали. Мы даже не знакомились. Машина мчалась на огромной скорости, и я запомнил лишь мелькание асфальта в свете фар, вздрагивающее нетерпение губ, горячечный блеск расширенных зрачков... Черных как ночь.

Мы мчались, пока машина не замерла на песке, у моря. Спинки сидений упали, салон заполнила музыка - даже не музыка, а какой-то безудержный, бесконечный, нарастающий ритм...

Потом мы плавали. Море было неподвижным, мы словно парили в лунной солоноватой влаге..

...Я лежал на песке, мириады звезд мерцали невесомо и бесконечно... Девушка ласкала меня нежно и искушенно, и весь мир пропадал в высокой боли наслаждения...

"Я дрянная..."

"Что?.."

"Я дрянная, распутная девчонка... - Она стояла рядом со мной на коленях, в руках был узенький ремешок от платья. - Накажи меня... Ну же! - Стоя на коленях, она опустилась на песок грудью, сцепив руки. - Ну же!"

Я легонько хлестнул ее по ягодицам.

"Сильнее!"

Я повторил.

"Еще... Еще... Еще!.."

Девушка стонала и выгибалась, перебирая по песку пальцами.

"Войди в меня!.."

...А потом я снова лежал на спине, и мир снова пропадал, и я чувствовал лишь касания ее губ и волос...

Очнулся я ранним утром от холода. Девушки не было, как не было и вишневого "вольво". Моя одежда была сложена рядом. Прощальным приветом красавицы оказалась плоская бутылочка с французским "мартелем". Окунувшись в море и согревшись превосходным коньяком, я устроился на охапке водорослей досыпать. Какие бы причины не заставили исчезнуть прелестную русалку, я в хмельном легкомыслии рассудил, что разыскать ее в Приморске будет не труднее, чем баскетболиста Сабониса в китайском квартале.

Признаю: я ошибался. Как выяснилось, мой путь к прекрасному вымощен испытаниями, грехами и соблазнами. А тогда мои грезы были столь же чувственны, как пролетевшая ночь.

Второе пробуждение оказалось менее радостным. Солнце изрядно напекло голову, коньяк иссяк, думалось о грустном. О том, что прекрасное в моей жизни, как и в жизни вообще, мимолетно, недолговечно, случайно.

А потом появился громила от Ральфа (?) и поломал остатки кайфа.

- ...И долго мы будем загорать? - Леночка подняла голову, отряхнула щеку от прилипших песчинок.

- Для разнообразия можно искупаться.

- Дрон, по-моему, мы теряем время.

- Милая барышня, опыт последних суток заставляет даже мои короткие извилины сначала шевелиться, а потом только действовать.

- Судя по недавним событиям, они, может, и шевелятся, но не сильно. Я бы сказала, без напряга!

- Случайность. Несчастливый расклад. Со всяким может...

- Ладно, Чапай, думай. Может, поделишься - присоветую что умное...