Чтение 18–й страницы книги ~В человеческих джунглях~

Судья Блекли стукнул по своему столу.

- Тишина в зале! - приказал он, обращаясь к публике. Потом он
повернулся к Латуру. Тихим, сухим голосом он продолжал:

- Совершенно понятно, что сейчас идет речь о предварительном
следствии. Но, учитывая все доказательства обвинения, представленные здесь
перед судом, у меня могут быть достаточные основания, чтобы сомневаться в
невиновности обвиняемого, и потому я принимаю решение предъявить ему
обвинение перед вышестоящим судом в убийстве человека по имени Джек
Лакоста и в преступном насилии над его женой.

Угрожающий шепот пронесся по залу. Можно было различить отдельные
слова, отдельные фразы:

- К счастью!... Это грязный парень! Что он из себя воображает?...
Девушка уж должна хорошо знать, а?... Вероятно, тот же подонок, который
изнасиловал уже троих... Одна из учениц говорила, что он сделал с нею
что-то невероятное... Отлично... Это как раз то, что мне говорили...
Наложено шесть швов...

Судья снова стукнул по столу:

- У обвиняемого есть защитник?

- Да, - ответил Латур.

Блекли повернулся к Шварту.

- Адвокат защиты имеет что-либо сказать перед судом, пока обвиняемого
не вернули в тюрьму под надзор шерифа Велича до того времени, пока не
будет назначен день суда в высшей инстанции?

Шварт вполголоса поговорил с Латуром:

- Мне не нравится реакция публики, - честно признался он. - И еще
пятьсот человек, которые находятся около тюрьмы на лужайке. Это должен
решать ты. Но я не думаю, что будет благоразумно прямо обращаться с
просьбой о твоем освобождении под залог. Я лично считаю, что будет лучше,
если ты переждешь в тюрьме, а я постараюсь, пока это немного успокоится,
собрать как можно больше убедительных доказательств для последующего
следствия. Я боюсь, что сейчас могу только все испортить.

Латур смотрел на Шварта с безразличным видом. Он дошел до такого
состояния, что ему все становилось безразличным. Его сердце и разум
отяжелели. Он чувствовал себя потерянным в джунглях ненависти, в которой
он был неповинен.

- Делай, как лучше, - сказал он. - Ты знаешь закон и ты знаком с
реакцией толпы. Ведь ты мой защитник.

Шварт поправил узел галстука и обратился к судье:

- В настоящее время, ваша честь, защита не находит нужным делать
никаких заявлений.

По-прежнему сухим голосом Блекли продолжал:

- В таком случае, я приказываю, чтобы подсудимый находился под
присмотром шерифа Велича и был препровожден в тюрьму Френч Байу до того
времени, пока не закончится следствие и не будут получены все нужные
сведения и доказательства обвинения.

Старый шериф Велич, сразу постаревший, встал, подошел к Латуру и,
взяв пару наручников, закрепил один на правой руке Латура, а другой на
своей левой руке.

Пальцы старого человека немного дрожали, когда он защелкивал
наручники.

- Мне кажется, что теперь все, - тихо проговорил он. - Можно
подумать, что тебя здорово оглушили, Энди?

Взгляд Латура перешел с судьи Блекли на Джона Шварта, потом с него на
Георга, а потом на толпу с угрожающими лицами, позади барьера.

- Да, это можно сказать, - согласился он.

Обнаженная девка из камеры, находящейся напротив камеры для опасных
преступников, исчезла, выпущенная без сомнения, после уплаты штрафа в
двадцать долларов и фрика полицейским с туманным советом продолжать в том
же духе.

Латур сел на пружинный матрац в своей камере и закурил одну из
сигарет, принесенных ему Ольгой. Не считая дежурного помощника шерифа и
черных прислужников, он был один в тюрьме. Она обычно наполнялась к
вечеру.

По его мнению, обстоятельства складывались мало благоприятно и даже
опасно...

Он мог гнить недели, месяцы в этой дыре, не видя никого, кроме
блюстителей порядка. А потом, после бесконечной бумажной волокиты и
юридический операций, будет назначен день его процесса. Будет назначен
прокурор, выберут судью, и он будет официально судим за убийство и
насилие. И, судя по реакции его компаньонов по задержанию и публики,
присутствующей в зале судебного заседания, за исключением Джона Шварта и
Ольги, у него не было ни одного мужчины или женщины, которые верили бы в
его невиновность.

Он стал вспоминать показания Риты, те, что он слышал в суде. Рыжая
девочка искренне верила, что он был тем агрессором. Рита не слышала
никакого постороннего шума около домика. Последний голос, который она
слышала, принадлежал Латуру. Потом раздались два выстрела и началась
драка.

Опытный прокурор, вызвав ее к свидетельскому барьеру, заставит
рассказать свою историю со всеми подробностями. Все узнают, что после
того, как он проводил Джека и ее до домика, он остался там, чтобы выпить с
нею чашку кофе. Узнают также, что она сняла свой кринолин, чтобы надеть
что-нибудь полегче, в то время, когда она переодевалась, вмешалась судьба
и заставила дверь открыться. Он ее увидел голой. Эта деталь могла сильно
повредить ему: это обстоятельство могло воодушевить Латура на дальнейшие
действия, которые произошли.

Бледная, слабая и очень привлекательная Рита в восторге, что может
отомстить, будет рьяно давать показания на суде. Тогда - прощай Френч
Байу. В течение нескольких секунд его тело будет стремиться отделиться от
пут, связывающих его, а потом... "Здравствуй, Иисус, меня зовут Энди
Латур".

По цементному полу раздались шаги, и шериф Велич открыл дверь камеры.

Он казался еще более старым, чем на судебном заседании. Черты его
лица обострились, кожа стала прозрачной и он выглядел очень старым. - Как
ты себя чувствуешь? - спросил он.

Латур пожал плечами.

- Я полагаю, насколько возможно, хорошо. В виду обстоятельств и
тяжести обвинений, предъявленных мне, Блекли сделал единственную вещь,
которую должен был сделать.

Не беспокоя себя закрыванием двери камеры, старый человек сел на
лежанку рядом с Латуром и вынул из кармана непочатую бутылку виски.

- Вот, конечно, это все, что я мог сделать. - Он протянул бутылку
Латуру.

- Я подумал, что это будет для тебя не вредно.

- Спасибо. Но ведь это немного против правил, а?

Велич слегка пожал плечами.

- Существует множество вещей, противоречащих правилам. Если бы все
точно придерживались правил, то все мужчины во Френч Байу, включая также и
меня, и Тома Мулена, были бы здесь, вместе с тобой.

Латур вынул пробку, сделал глоток виски, ожидая услышать о том, что
привело к нему шерифа Велича.

Старик не торопился:

- Я отдаю себе отчет, что как шериф я не был на высоте, во всяком
случае, после того, как была обнаружена нефть. Я был слишком занят
возмещением потерянного времени. Но теперь, если ты отдаешь себе в этом
отчет, с этим покончено.

- Как это случилось?

- Город наводнен корреспондентами больших газет.

- Понимаю.

- Сегодня вечером, завтра или позднее о нас будет написано во всех
больших газетах на первых страницах, по всей стране. Мы станем феноменами
Луизианы, самого маленького и отдаленного города в Штатах. И, чтобы спасти
свою кожу, люди, стоявшие выше меня, все свалят на мою спину.

Шериф Велич был приговорен. Латур ждал продолжения его рассказа.

- Мы забавлялись, мы здорово забавлялись. И с одной стороны я не
жалею об этом. Можешь мне поверить или нет, Энди, но за тридцать лет из
тридцати пяти, которые я находился на должности, я был таким же
порядочным, как и ты. И я не взял бы доллар за то, чтобы спасти
собственную мать.

- Я верю вам, - сказал Латур.

Шериф покачал головой.

- Но совсем не это привело меня к тебе. Безразлично то, что может со
мной случиться. Я провел хорошее время и готов за все заплатить. Я пришел,
чтобы поговорить о тебе. Я знал твоего отца. Я видел, как ты рос. Я видел,
как ты отправился на войну. Я знаю твое поведение, оно делает честь семье
Латуров. Я пришел сюда потому, что не верю, что ты убил Джека Лакосту и
изнасиловал его жену. Вот проклятие! С мужем, которого только что спустили
на ее глазах, и принимая во внимание абсолютную темноту в домике и страх,
который она испытывала, нет ничего удивительного в том, что она приняла
тебя за агрессора, потому что она последним слышала твой голос...

- Но ведь это не я...

Велич зажег одну из своих дорогих сигар.

- Я знаю это, но доказать это уже другой вопрос. Все молодые люди в
городе и, немало в окрестностях, уверены, что это ты убил Лакосту, чтобы
повозиться с его женой. - Старый шериф был философом. - Но я не думаю, что