партнеры. Ямата только что поставил подпись под документами, передающими
Уинстону значительную часть своего состояния, и теперь его личное
благополучие зависело от благополучия партнеров. Выплатив Уинстону почти
двести миллионов долларов, Ямата стал обладателем более одного процента
денежных средств, находящихся в распоряжении "Коламбус групп". Это сделало
его самым крупным вкладчиком. Теперь он мог контролировать каждый доллар,
каждую акцию и каждый опцион, составляющие активы гигантской корпорации. Да,
конечно, "Коламбус" не была самой крупной инвестиционной фирмой на
Уолл-стрите, но все-таки входила в число лидеров. На эту корпорацию обращали
внимание, интересовались направлением ее развития, тенденциями деятельности.
Ямата стал руководителем не просто инвестиционной фирмы, теперь он вошел в
число избранных, занял место в иерархии дельцов Уолл-стрита, управляющих
финансами страны. Его имя, ранее почти неизвестное в Америке, будут
произносить с уважением. Только этого было достаточно, чтобы на лице
японского финансиста появилась улыбка, подумал Уинстон. Но нет, оно осталось
непроницаемым и бесстрастным.
станет заместителем Яматы, как только на документе появится его, Уинстона,
подпись. Как все просто! Одна-единственная подпись, ничтожное количество
синих чернил, нанесенных на бумагу определенным образом, - и конец
одиннадцати годам напряженного труда. Эта подпись передавала дело в руки
человека, намерения которого оставались загадкой.
деньги для себя и для остальных - точно так же, как это делал я сам. Уинстон
достал ручку и, не поднимая головы, поставил подпись. Если его интересовали
намерения Яматы, об этом нужно было думать раньше.
улыбающиеся лица своих бывших подчиненных. Заключив эту сделку, он стал для
них символом успеха. Ему всего сорок лет, он обладает огромным состоянием,
добился неслыханного успеха и сумел оставить деятельность, требующую такого
неотступного напряжения. Теперь он сможет наслаждаться плодами своего труда.
Какими бы умными ни были окружающие его люди, вряд ли у кого-либо из них
хватит смелости попытаться повторить пройденный им путь. Но даже в этом
случае почти все потерпят неудачу, подумал Уинстон. И все-таки он
превратился для них в живой символ, подтверждающий возможность успеха.
Какими бы циничными и крутыми ни были эти профессионалы инвестиционного
бизнеса, у всех в глубине души скрывалась одна мечта - составить состояние и
уйти от дел, избавиться от невероятного напряжения, вечных поисков, как
удачнее вложить капитал, в стопках оценок, докладов и аналитических
обобщений, как завоевать репутацию, привлечь к себе побольше клиентов и их
денег. Схватить сундук с золотом у края радуги - и тут же отыскать выход.
Яхта, особняк во Флориде, другой на Виргинских островах, еще один в горном
Аспене, возможность иногда поспать до восьми утра, поиграть в гольф.
Привлекательность такого будущего была неотразимой.
знать, чем заняться. Неужели можно разом отключиться от всего этого?
бокалом французского шампанского и делая традиционный глоток. Потом поднял
бокал в молчаливом тосте, обращенном к Ямате, как того требовала традиция. И
тут он увидел улыбку на лице японца, - улыбку, которой следовало ожидать, но
которая удивила его. Это была улыбка победителя. Но почему? - спросил себя
Уинстон. Ямата заплатил запрошенную сумму. В такой сделке не бывает
победителей или побежденных. Уинстон забирал свои деньги, Ямата вкладывал
свои. И все-таки эта насмешливая улыбка казалась какой-то неуместной,
особенно потому, что Уинстон не мог понять ее причины. Он пил игристое вино,
пытаясь разобраться в происшедшем. Будь улыбка дружеской и вежливой, все
было бы в порядке. Но за нею скрывалось что-то другое. Их взгляды
перехлестнулись, хотя никто не заметил этого, и, хотя здесь не произошло
никакого сражения и не было победителя, создалось впечатление, что за столом
происходили военные действия.
Что мелькнуло во взгляде Яматы - жестокость? Может быть, он относится к
числу тех финансистов, которые рассматривают свою деятельность на
Уолл-стрите как битву? Когда-то Уинстон тоже придерживался такой точки
зрения, но с годами перерос ее. Конкуренция всегда была ожесточенной, но
проходила в цивилизованных рамках. На Уолл-стрите все соперничали друг с
другом, но это соперничество, пусть временами жестокое, оставалось дружеским
до тех пор, пока все придерживались одинаковых правил.
спросить Уинстон и тут же понял, что уже слишком поздно.
начавшейся так неожиданно, и снова поднял бокал в молчаливом тосте, глядя на
преемника, в то время как все остальные в зале продолжали беседовать друг с
другом, не обращая внимания на происходящее. Ямата ответил ему тем же, и на
лице его появилось еще более высокомерное выражение, словно он стремился
выразить презрение по отношению к глупости человека, только что уступившего
ему контрольный пакет.
чувства? - мысленно спросил Уинстон. Тогда почему такое открытое презрение?
Неужели вы считаете, что добились чего-то... куда более значительного, чем
мне известно? Но чего?
ему надоела эта игра, пропал интерес к победе, которую, как считает этот
желтый ублюдок, он, японец, одержал..
Я ничего не потерял, наоборот, обрел свободу, получил деньги, у меня теперь
есть все. Отлично, теперь вы стали главой корпорации, будете управлять ею,
грести деньги, для вас всегда будет место в любом клубе и ресторане
Нью-Йорка, вы можете тешить себя своим могуществом, и, если считаете, что
одержали победу, пусть будет так. Но это не победа над кем-то, подумал
опознал все составляющие, относящиеся к делу. Однако впервые в жизни ему не
удалось собрать эти составляющие в единое целое. Это не было его виной.
Уинстон отлично разбирался в собственной игре, но ошибочно предполагал, что
все остальные играют в нее же. Он просто не знал, что есть и другие игры.
***
гражданина. Он принадлежал к четвертому поколению японцев, поселившихся в
Соединенных Штатах, - первый из его предков прибыл в Америку в самом начале
века, еще до заключения "джентльменского соглашения" между Японией и
Америкой, ограничивающего дальнейшую иммиграцию. Он почувствовал бы себя
оскорбленным, если бы всерьез задумался над этим. Куда более серьезным
оскорблением было происшедшее с его предками, несмотря на то что они стали
ужа. полноправными американскими гражданами. Дед Чета с радостью
воспользовался предоставившейся возможностью доказать свою преданность
родине, служил в 442-й полковой боевой группе, вернулся домой с двумя
"Пурпурными сердцами" за ранения и нашивками главного сержанта. Там он
обнаружил, что семейное предприятие - магазин конторских принадлежностей -
продано за бесценок, а семья интернирована в лагерь для лиц японской
национальности. Проявив стоическое терпение, он начал все с самого начала,
создал предприятие с новым и недвусмысленным названием "Конторская мебель
ветерана", заработал достаточно денег, чтобы заплатить за обучение трех
сыновей в колледже и за их дальнейшее образование. Отец Чета стал хирургом и
занимался операциями на сосудах - это был невысокий бодрый мужчина,
родившийся в лагере. По этой причине и чтобы порадовать его деда, родители
вместе со знанием языка сохранили некоторые японские традиции.
удалось преодолеть проблему акцента, и теперь, сидя в токийской бане, он
говорил по-японски так хорошо, что сидящие с ним рядом задумывались только о
том, из какой префектуры он приехал. У него были документы на выходца из
нескольких префектур. В действительности он являлся оперативным агентом
Центрального разведывательного управления, выполнял задание Министерства
юстиции, и при всем этом Госдепартамент даже не подозревал о его
существовании. От своего отца-хирурга он научился смотреть только вперед,
заниматься тем, что ему по плечу, и никогда не оглядываться назад, вспоминая
о том, чего изменить уже никак нельзя. Вот почему его семья незаметно,
постепенно и с таким успехом обосновалась в Америке, напомнил себе Чет, сидя
по горло в горячей воде.
угодно, кроме своей работы, и даже о работе тоже можно говорить при условии,
что речь идет о слухах и сплетнях, а не о конкретных деталях того, как ты
зарабатываешь деньги и какие сделки заключаешь. При такого рода ограничениях
практически все было открыто для обсуждения в этой на удивление неформальной
обстановке, несмотря на крайнюю скрытность, существующую в этом самом
закрытом в мире обществе. Номури появлялся в бане каждый день примерно в
одно и то же время и делал это уже достаточно долго, чтобы те, кто
встречались с ним здесь, успели познакомиться и почувствовать к нему
дружеское расположение. Теперь он уже знал все об их женах и семьях, а они
знали все о его семье - вернее, о семье из "легенды", придуманной им для
себя и ставшей для него такой же реальной, как жизнь в том районе
Лос-Анджелеса, где он вырос.
как у нас родился сын, жене нужен только телевизор.
остальных мужчин, сидящих в бассейне.
Василенко Иван
Афанасьев Роман
Шилова Юлия
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Шилова Юлия