Чтение 18–й страницы книги ~Арестант~

- Не заводись, Витя... Решим проблему. После окончания разговора с Чайковским полковник походил по кабинету, в задумчивости потирая подбородок. Потом принял решение и позвонил господину Наумову.

* * *

Андрей Обнорский чувствовал себя очень скверно. Все события последних суток, обрушившийся на него шквал дурных прозрений - козырек у станции метро, гибель парома и, наконец, покушение на Никиту - начисто выбили из колеи.

С козырьком на "Сенной" было все неясно... Предотвратить гибель "Эстонии" он тоже, разумеется, не мог. Но Никита! В случае с Никитой он оплошал. Ведь можно было что-то сделать? Наверняка можно! В конце концов, следовало переговорить с кем-нибудь из пятнадцатого отдела. С Вадимом Резаковым, например... Или попробовать самому вычислить убийцу. Теперь Андрей был уверен, что если бы он покрутился возле дома Кудасова, то смог бы обнаружить снайпера, "почувствовать" его...

Обнорский ехал домой с проспекта Культуры, из госпиталя Управления МВД, и корил себя за бездеятельность. Видимо, в чем-то он преувеличивал, но чувство вины было очень сильным, обжигало, давило.

С Никитой ему удалось увидеться мельком. В госпитале у подполковника было полно народу: из прокуратуры, УСБ, ФСК, РУОП. Люди все серьезные, привыкшие к самоконтролю. Но из-под профессиональной невозмутимости пробивалась некоторая нервозность. Еще бы - покушение на жизнь подполковника РУОП! Такого в Питере до сих пор не было. Вспоминался случай из девяносто второго года. Тогда неустановленный преступник произвел выстрел в окно народного судьи. Однако сопоставлять эти два события нельзя: судью явно хотели предупредить, но не убивать. А Кудасов остался жив случайно.

Для сотрудников ФСК и УСБ ситуация осложнялась тем обстоятельством, что накануне они получили информацию о готовящемся покушении. Звонил аноним. А сам Кудасов категорически опроверг существование какой-либо опасности... Если бы выстрел не прозвучал, звоночек можно было бы считать "шуткой" или выходкой психически больного человека. Но он прозвучал!

Ранение у подполковника, к счастью, оказалось легким - пуля по касательной задела голову, сорвала клок волос, кожу и слегка оцарапала череп. Последствия -неопасная контузия и психологический шок. Рикошетом пуля попала в голову спутницы Кудасова. Тоже, кстати, сотруднице пятнадцатого отдела РУОП. И здесь, к счастью, все обошлось относительно благополучно - ранение не представляло опасности для жизни. Но, как сказали врачи, останется шрам длиной сантиметров семь - от левого глаза к виску.

Благополучно-то оно благополучно. Но покушение на подполковника РУОП -случай далеко не рядовой. О нем немедленно сообщили в Москву, министру МВД Ерену.

Итак, поговорить Андрею и Никите удалось всего около минуты. При этом Кудасов очень странно на Обнорского смотрел. Очень странно он смотрел. Двое присутствовавших в палате мужчин в штатском тоже почувствовали какую-то недосказанность в их разговоре. Андрей ощущал их тщательно скрываемый интерес. Впрочем, никаких вопросов ему не задавали. Ушел Обнорский довольно быстро: к Кудасову приехал первый заместитель начальника ГУВД полковник Тихорецкий, и Андрея попросили уйти. С полковником Андрей столкнулся в дверях. Тихорецкий быстро и остро посмотрел Обнорскому в глаза. Что-то угрожающее было в этом взгляде, но что именно, Андрей не понял, он был сильно подавлен. Пожалуй, не меньше, чем Никита.

Обнорский ехал домой. Радио в "Ниве" передавало новости. Из международных отмечались катастрофа парома "Эстония" и визит президента РФ Ельцина в Соединенные Штаты. Из местных - покушение на Никиту. Андрей решил, что на работу он сегодня не поедет. Какая, к черту, работа?!

Он ехал по дождливому городу с почти голыми деревьями и готов был выть от тоски и одиночества. Он не замечал патрулей на улицах, которые тормозили навороченные тачки. Менты в бронежилетах, с автоматами, обращались с пассажирами иномарок очень грубо. Их ставили враскоряку около машин, обыскивали, бесцеремонно выворачивая карманы и обшаривая салоны иномарок. Выстрел на Петроградской обозлил всю питерскую милицию. Пассажиры досматриваемых автомобилей даже не пытались возмущаться, понимали - не тот момент. Менты -особенно ОМОН и СОБР - и так-то не шибко церемонятся, а уж после покушения на их товарища и говорить нечего.

Обнорский ехал домой... и тосковал. По дороге он купил бутылку водки. Майор Чайковский в это время подписывал в прокуратуре постановление на обыск в квартире Андрея Обнорского.

Сергей Березов погоняло носил по фамилии - Береза - и был бандитом среднего уровня. Бандитская иерархия довольно сложна и запутана. Безусловных авторитетов в ней не так уж и много. Тем более что смертность у них весьма высока. Сегодня катит парнишка на крутом серебристом "мерее" или БМВ... ох, круто катит! А завтра? А завтра, глянь, повезли на черном "кадиллаке" в красивом полированном ящике. Отчего же такой молодой и здоровый помер? Что за эпидемия косит одного за другим? А диагноз-то у всех одинаковый: "слепое огнестрельное ранение в голову". Для некоторого разнообразия бывает: сквозное. Или - множественные. Или -осколочные. Или... В общем, от насильственных действий. Остальное - нюансы. Но несовместимые с жизнью.

Так что завидовать пацанам на "мерсах" и БМВ не стоит. Работа у них нервная и профзаболевание поганое: насильственная смерть. И что характерно - даже за очень большие деньги лечится оно, заболевание это, с трудом. А некоторые скептики заявляют, что вообще не лечится. Даже, говорят скептики, колдун Лонго бессилен... Но это уж, кажется авторам, просто врут гады от зависти.

...Итак, Береза был бандитом средней руки. Вызов к Антибиотику оказался для него большой неожиданностью - уровень не тот. Тем не менее такой вызов прозвучал, и Береза сломя голову помчался на дачу Палыча в Репино. Город уже вовсю шерстили менты, на перекрестках дежурили усиленные вооруженные патрули, и Серега поехал на ржавой "копейке". А новенькая "девяточка" цвета "мокрый асфальт" с густо тонированными стеклами осталась на платной стоянке. Ехать на ржавом ведре было противно, зато внимания не привлекаешь.

Серега ехал в Репине и мучительно гадал: чего от него Палычу нужно? Был Береза парень не глупый (имел университетский диплом) и не трусливый (как-никак кандидат в мастера по дзюдо), но вызов к Палычу его встревожил. Он копался в памяти, вспоминал все прошлые дела и грехи. Пытался определить, что же может интересовать Антибиотика... И ничего не мог придумать. И это еще больше настораживало.

До Репина Береза добрался благополучно, его нигде ни разу не тормознули. А стояли ментовские посты густо, иномарки трясли - только держись.

На шикарной даче Антибиотика Серегу сразу провели к самому. Палыч в бархатном барском халате сидел у огромного стола. На инкрустированной полированной столешнице из карельской березы стоял антикварный письменный прибор с золотой или позолоченной обнаженной женской фигурой да одиноко лежала раскрытая книга.

"Библия",- догадался Береза. Горел камин. Палыч рассматривал Серегу маленькими острыми глазками. Казалось, пытался влезть внутрь.

- Здравствуйте, Виктор Палыч,- почтительно сказал Серега. Признаться, он несколько оробел. Антибиотика до этого дня он видел трижды. Разговаривал с ним всего один раз. Да и то не более минуты. Все эпизоды происходили в кабаках: в "Европе", "У Степаныча" на Охте. В апартаменты Палыча Береза был не вхож.

- Здравствуй, Сереженька, здравствуй,- ответил Антибиотик негромко.- Что ж стоишь-то? Проходи, садись, голубь...

Береза прошел по шикарному паркету и скромно сел к столу сбоку, на стул с высокой спинкой.

- Хорошо, что зашел к старику. А то ведь и не навестишь меня никогда... Все вам, молодым, некогда. Все куда-то спешите, торопитесь.

Серега даже не нашелся, что ответить на это лицемерие. Навестить Палыча? Да кто ж его сюда пустит?.. Береза развел руками: виноват, мол...

- Ну, Сережа, что нового слыхать? - продолжил Антибиотик и спохватился: -Да ты завтракал ли? Может, голодный?

- Спасибо, Виктор Палыч,- ответил Серега.- Завтракал, я рано поднимаюсь.

- Это правильно. Кто рано встает - тому Бог дает.

Пустой разговор в таком же духе продолжался еще несколько минут. Береза гадал: что нужно Антибиотику? Ведь есть же у него какая-то тема, есть... Не просто так пахан пригласил его сюда. И тема действительно нашлась.

- А ты ведь, Сережа, говорят, спортсмен? - спросил вдруг Палыч.

- Давно дело было, Виктор Палыч,- с удивлением ответил Береза.

- Ну-ну, не скромничай... Говорят, борец. Мастер спорта.

- Нет, всего лишь кандидат в мастера.

- Кандидат в мастера - это не кандидат в КПСС,- сказал Палыч и рассмеялся.

Береза тоже хохотнул. "Что же все-таки нужно старику?"

- Добро, Сереженька... А с кем из старых борцов-то поддерживаешь, так сказать, связи дружеские?

Береза перечислил несколько фамилий. В основном это были люди, пришедшие в криминал. В принципе почти весь криминальный мир восьмидесятых- девяностых сформировался из блатных, бывших спортсменов и - частично - из ментов.

- Ага,- сказал Палыч,- Колю знаю и Ваську знаю. Хорошие ребятишки. Ага... А такого Андрея Обнорского не знаешь ли, Сережа?

- Андрюху-то? Знаю... как не знать? - ответил Береза и насторожился. Среди братвы ходили разные слухи о майских событиях, которые привели Палыча в "Кресты". Судя по всему, вопрос про Андрея Обнорского отнюдь не случаен. "Значит,- решил про себя Береза,- ему нужен Андрюха..."

- Ага-ага... а сейчас-то ты с ним поддерживаешь, так сказать, связи дружеские, Сереженька?

- Какие же связи, Виктор Палыч? Видел как-то раз в "Пуле".

- Правда? А мне говорили, что не раз... выпивали вы вместе неоднократно.

Неуютно стало Сереге Березову; Очень неуютно. Понял он, что интересовался Палыч и Обнорским, и им самим... Так ведь не для того, чтобы конфеткой угостить!

- Что молчишь-то? Пожилой человек тебя спросил, Сережа.

- Может, пару раз, Виктор Палыч. Разве можно упомнить всех, с кем выпиваешь? Разные люди...

- Худо, коли пьешь с кем попало, Сережа,- ласково сказал Палыч, и понял Береза, что дело дрянь.- Очень, Сереженька, худо...

Горел камин, потрескивал, отдавал тепло. Сухое и щедрое. А Сергею Березову стало вдруг холодно. Палыча всегда в Питере опасались. Но после выхода из "Крестов", когда за один день убили по его приказу два десятка человек, он просто наводил УЖАС.

- Он ведь, Сергей, красный. С ментами дружбу водит, братву грязью обливает, сдает мусорам. С Никитой-Директором недострелянным не разлей вода!

При упоминании о Кудасове Палыч повысил голос почти до крика, сжал сухой кулачок и ударил им по столу. О том, что Никита жив, он узнал спустя сорок минут после первого доклада. Доклада об успешной ликвидации заклятого врага. Тогда он был в бешенстве.

Палыч стукнул кулаком по столу, отбил руку и затряс ею в воздухе. Невольно Березе захотелось улыбнуться, но он сдержался.

- Ну, что же ты молчишь, Сергей? - спросил наконец Палыч.

- Да не друг он мне, Виктор Палыч. Так - выпивали...

- Не друг, значит? - Антибиотик смотрел пристально.

- Не друг,- твердо повторил Береза.

- Хорошо, Сергей, хорошо... Вот мы это и проверим. Ты делом докажи, что писаришка мусорной тебе ни сват ни брат.

- А как доказать-то? - спросил Береза, уже чувствуя какой-то подвох, подлость какую-то.

- А это я тебе сейчас объясню, Сереженька,-ласково сказал старик.

Он уже понял, что подобрал исполнителя правильно. И обработал его тоже правильно. Он видел смущение и страх Березы, его готовность искупить вину.

Инструктаж продолжался десять минут.

- А когда сделаешь дело,- сказал Палыч,- позвонишь вот по этому телефону и скажешь: посылку племяннику передал. Вот и всех делов, Сережа. Делай прямо сегодня, не тяни. Писарчук мусорной сегодня пьянствует, так что самый момент подходящий. Все понял?

- Да, Виктор Палыч,- хмуро ответил Береза.- Понял. А вдруг не выйдет?

- А ты, Сереженька, постарайся... Уважь старика да и себе помоги.

В Питер Береза гнал как сумасшедший. Костерил Антибиотика последними словами. Но выхода у него не было: не выполнить "просьбу" Палыча нельзя. Судьба мятежных бригадиров и их бойцов известна всей братве.

Около семи часов вечера Сергей Березов сидел в своей старой "копейке" недалеко от дома Андрея... Ровно в семь к машине подошла молодая симпатичная девушка. Из полиэтиленового пакета она достала маленькую мужскую сумку. Такие носят на руке и называют визитки. В народе их называют еще "пидораски".

- Посылка от дяди,- сказала девушка. Береза ничего не ответил, молча принял тяжелую сумку. Девица сразу исчезла, а Серега закурил и посмотрел ей вслед с ненавистью.

Береза просидел в машине почти час. Наконец он увидел, как из подъезда вышел Андрей Обнорский. Надо сказать, что узнал он Андрюху не сразу. А когда все же узнал - тяжело вздохнул и нажал на клаксон.

Полковник Семенов получил первый отчет от англичан. В Москву отчет попал довольно сложным путем: через Швецию и - затем - Чехию. Такую цепочку директор агентства "Консультант" построил для конспирации. Британские детективы в ходе розыска Гончаровой-Даллет могут наткнуться на такие факты, что захотят ближе познакомиться с заказчиком. Но схема, построенная Семеновым, навряд ли позволит им это сделать. Англичане были уверены, что Катю негласно разыскивает ее деловой партнер в Швеции. Швед, в свою очередь, считал, что выполняет задание израильской контрразведки "Шабак" ["Шабак" - структурное подразделение разведки "Моссад"].

Итак, английское сыскное бюро "Пирсон энд Морган" прислало первый отчет. Новых фактов он почти не содержал, но подтверждал умение британских джентльменов работать быстро и качественно. Они установили все данные госпожи Даллет. От места рождения до номера медицинской страховки. Они установили всю ее недвижимость и даже раздобыли копии правоустанавливающих документов. В Европе это непросто. Как бы вскользь, мимоходом, в отчете было упомянуто, что дамой, похожей на Рахиль, интересуется австрийская криминальная полиция. "Возможно",-подумал Семенов, усмехаясь. В отчете было также упомянуто, что указанная госпожа Даллет на территории Израиля никогда не появлялась и каким образом она получила израильский паспорт - непонятно. "Это странно, сэр!"

- А дальше вам, ребята, еще непонятней будет,- вслух сказал Семенов.

Он оценил выдержку и иронию английских коллег. И подумал, что скоро они попросят увеличить гонорар. Или откажутся от контракта. Народ в Европе наивный, законопослушный, а от фигуры Рахиль Даллет за милю тянет криминальным душком.

"Могут отказаться,- подумал полковник,- репутация дороже денег".

Он быстро составил ответ на английском. В своем ответе "заказчик Курт Иенсен" тоже с известной долей иронии извещал детективов, что понимает их сомнения и надеется на дальнейшее успешное сотрудничество, основанное на строжайшем соблюдении законов Божьих и человеческих. В случае возникновения финансовых трудностей в связи с работой по делу он, Курт Иенсен, готов обсудить порядок компенсации. И - пожелание удачи. Затем ответ был отправлен в Пардубице, а оттуда ушел в Стокгольм. Из Стокгольма факс за подписью Курта Иенсена отправился в Лондон.

* * *

От Андрея Обнорского Береза вышел далеко за полночь. Был он изрядно нетрезв, но еще не в том состоянии, когда теряют контроль над собой. Можно было бы написать, что Сергей Березов ушел от Андрея навеселе... Можно, да нельзя, потому что был Береза мрачен. Он прошел мимо невзрачной "пятерки", в которой дремал конвой Обнорского, сел в свою "копейку". Какое-то время собирался с мыслями. Мысли у него тоже были мрачными. Губы беззвучно шевелились... Спустя несколько минут он запустил двигатель и поехал. Спустя еще минут десять Береза нашел то, что искал,- уличный таксофон. Он вылез из машины и зашел в будку с выбитыми стеклами. Холодный ветер остужал лицо. Береза набрал номер. Он приготовился ждать, пока кто-то неизвестный на том конце провода снимет трубку. Но ждать не пришлось - трубку сняли сразу. "Как будто сидит у телефона и ждет звонка",- подумал Береза. На самом деле так и было - звонил Серега на "контактный" телефон. Человек, обслуживающий этот канал связи, ничего не знал о том, кто звонит и кому предназначена информация. Он просто принимал то, что ему сообщали, и перезванивал на некий номер, где стоял автоответчик. Обслуживал "точку" старый больной вор-инвалид, За работу ему подкидывали деньжат и лекарств.

- Слушаю,- ответил Березе скрипучий старческий голос.

- Племяннику посылку передал,- сказал Береза. В трубке молчали.- Алло, вы слышите?

- Да, говорите.

- Получил племянничек посылку. Ясно?

- Ясно. Что еще?

- Да ни хера,- зло сказал Береза и грохнул трубку на рычаг.

Он вышел из будки, забрался в салон и решил, что ночевать будет в машине: зачем пьяному ночью шляться? Уже засыпая. Береза подумал, что за сегодняшний поступок придется дорого заплатить. И он был прав: заплатить ему еще придется.

* * *

Вечер двадцать восьмого сентября и ночь на двадцать девятое надолго запомнятся питерской братве. Этот вечер и эта ночь ознаменовались массовыми рейдами милиции по злачным местам. Сотрудники милиции действовали жестко, выплескивая всю накопившуюся злость. Особенно свирепствовал РУОП. Начальник управления полковник Кузьменко лично проинструктировал сотрудников, отправляющихся в рейд. Он скверно себя чувствовал - к осени всегда обострялись ранения, полученные в Афгане. Весь личный состав знал, что через три-четыре недели полковник ляжет в госпиталь. Туда, где лежат сейчас Никита Кудасов и Наташа. Все уже знали, что жизнь обоих вне опасности. Но знали и то, что пуля изуродовала лицо Наташи, а врачи обрили ей наголо голову. Кузьменко говорил медленно, несколько раз напомнил о необходимости соблюдать законность. Он отлично чувствовал настрой своих подчиненных. И отлично их понимал...

...Они и показали "соблюдение законности"! Часть оперов направилась по адресам, где жили или часто появлялись авторитеты. Малейшая попытка "качать права" заканчивалась ударом кулака или дубинки. К полуночи в кабинетах Большого дома оказался почти весь цвет питерской криминальной верхушки. В коридорах стояли, упершись лбом в стену и широко расставив ноги, бандиты рангом пониже. А новые все продолжали поступать. Любопытно, что среди задержанных все-таки не оказалось "первых лиц". Их явно кто-то предупредил. Утечка информации из недр ГУВД давно уже не была секретом ни для кого Масштабные операции только ярче проявляли это.

И все же задержанных было много - счет шел на сотни. Их распихивали по тесным клетушкам районных ИВС. Прокуратура, которая обычно ведет себя осторожно и сдержанно (для помещения в камеру на любой срок нужна санкция прокурора), на этот раз дала негласное "добро".

Менты утрамбовывали "содержимое" камер ногами и дубинками. Все понимали, что девяносто девять процентов задержанных через трое суток, а может быть и раньше, выйдут на свободу. Грубая полицейская акция была мерой устрашения. Всерьез рассчитывать на какие-то положительные результаты по "делу Кудасова" не приходилось.

Кого-то, конечно, удастся приземлить. Но это все мелочь: рядовые быки, прихваченные кто с наркотой, кто с кастетом, кто с пушкой...

Часть опергрупп двинулась по кабакам, казино, дискотекам. Тут под раздачу попадали и совершенно посторонние люди. Камуфлированные бойцы в масках врывались в заведения и без разбора пола и возраста укладывали всех на пол. По телевизору это выглядело здорово!.. А как насчет сломанных ребер?.. Как-как? Не повезло тебе, дядя. Считай, что ты оказался не в том месте не в то время.

Ментовские рейды наделали много шуму. Обыватель, которому "ТСБ" показала длинный коридор Большого дома, сплошь уставленный по обеим стенам молодцами специфической внешности, был доволен... Специалисты скептически помалкивали. Они отлично знали, что практической пользы от такого рода операций не много: в результате напряженной работы нескольких сотен сотрудников милиции были изъяты граната, три пистолета и полтора десятка единиц холодного оружия. Задержаны два числящихся в розыске преступника. Обнаружен угнанный автомобиль и несколько доз кокаина да анаши... Вот и все, пожалуй.

Но питерской братве эта ночь все же запомнится надолго.

Может быть, надо так почаще? А, ребята?

* * *

Старшему оперуполномоченному Виктору Чайковскому позвонил полковник Тихорецкий.

- Действуй, Виктор,- сказал он.- Искомое найдешь в туалете, за унитазом.

- Понял,- ответил Чайковский.

* * *

Вечером двадцать девятого Андрей Обнорский возвращался домой.

Был обычный петербургский осенний вечер, с ветром и дождем, с одиноко спешащими пешеходами. Настроение было под стать погоде. Дворники размазывали грязь по лобовому стеклу. Ослепляли фары встречных автомобилей, резали глаза вспышки стоп-сигналов попутных. Пронеслась, завывая сиреной, с включенной мигалкой "скорая".

День у Андрея выдался тяжелый. С похмелья он чувствовал себя совершенно разбитым. К тому же у него был крайне неприятный разговор с главным редактором. Собственно, и не разговор даже... говорил только редактор, а Обнорский, сидя возле огромного стола, безучастно смотрел в окно. На него лился поток слов, в котором чаще всего звучало что-то такое про ответственность, дисциплину, коллектив и индивидуализм. Обнорский слушал весь этот бред минут пять. Потом встал и вышел из кабинета. Главный так и остался стоять с открытым ртом, и длинная фраза о значении журналистики осталась недоговоренной до конца.

Потом к Обнорскому зачем-то приперся Батонов. Друг с другом они общались мало... Так, на. уровне "Здорово - как дела - все нормально". Батон чего-то мялся, нес ерунду, и непонятно, что ему было нужно. Дважды рассказал один и тот же несмешной анекдот, сплетню про одну известную актрису и еще какую-то ахинею...

- Батон,- сказал наконец Обнорский.- Чего ты от меня хочешь?

- Да я... да так просто зашел. Поболтать,- ответил Батонов и поспешно вышел.

Потом Андрей плюнул на все, сел в "Ниву" и погнал на северную окраину города. Там, на углу Луначарского и Культуры, находился госпиталь МВД. Сзади тащилась машина "сопровождения".

Прорваться к Никите не удалось. Не помогло даже редакционное удостоверение. Лечащий врач категорически отказался пропустить его в палату, сославшись на неудовлетворительное состояние раненого и высокую температуру.

Из госпиталя Андрей поехал домой, на Охту. Густели сумерки, шел дождь. Он ощущал какую-то странность в происходящем. И не мог понять - какую. Странностей, конечно, вокруг него все последнее время было достаточно. Даже более чем. Но сейчас он ощущал острую нехватку какого-то привычного незначительного штришка. И не мог понять - какого... Обнорский был взвинчен, внутренне насторожен. Что-то непонятное происходило вокруг него. И внутри него. Он пытался понять, откуда пришел тот вихрь прозрений, предчувствий, видений, что обрушился на него... Раньше такого не было. Какие-то "вспышки" в сознании происходили, но не часто. А несколько последних дней его буквально закружило... Как будто он снова оказался в горячей пустыне Йемена. Он вспомнил рассказы стариков-аборигенов о том, как сводит с ума пустыня, и тогда человек бросается вдруг в раскаленное пекло. И бредет, бредет за миражами среди постоянно меняющихся барханов до тех пор, пока не погибнет... Страшная питерская осень девяносто четвертого обладала такой же засасывающей силой. Она представлялась Обнорскому черной дырой, провалом, воронкой, в которой погибали люди, мысли и корабли... Там свистели пули и рассекали воздух бейсбольные биты. Там каркающим смехом заходился благообразный старичок с Библией. Там иронично улыбался европеец Наумов.

Воронка напоминала раструб гигантской мясорубки. Она выдавливала из себя кошмарный человеческий фарш. И требовала нового сырья.

Андрей Обнорский припарковал свою машину возле дома. Какое-то время он сидел за рулем неподвижно, всматриваясь в темень за работающими дворниками.

И вдруг он понял, какого именно штришка не хватает в привычной картине... К дому он приехал один - без обычного "сопровождения"!

* * *

Андрей механически перемыл посуду и убрал тот бардак, который бывает только после пьянки. Изредка он поглядывал в окно, но машина с наружкой Наумова так и не появилась.

Не очень убедительная мысль о том, что "сопровождение" потеряло его по дороге от госпиталя до дому, не подтверждалась... Прошло уже больше часа, как он вернулся. За это время машина наружки успела бы подтянуться.

Значит, Николай Иваныч Наумов снял наблюдение. Что это может означать? А черт его знает, что это может означать!

Андрей сидел за столом в кухне, курил и смотрел, как стелется голубоватый дымок сигареты... А может, не было никакого наблюдения? Может, все это бред? Галлюцинация? И Никита прав - мне нужно лечиться?.. На слабо мерцающем экране телевизора появилось изображение парома. Надпись "ESTLINE" на белоснежном борту. И "ESTONIA" на носу. Потом корабль исчез, и появилось лпцо диктора. Его губы беззвучно шевелились. Из пепельницы поднимался дым непогашенной сигареты. Безумие достигло апогея.

Безумие, казалось, достигло апогея... И раздался звонок в дверь. Длинный-длинный звонок в дверь. Трос, удерживающий груженный медью трейлер, лопнул. Спецэшелон ' 934 дал протяжный гудок. На экране телевизора толстый Ельцин что-то говорил несостоявшемуся саксофонисту Биллу Уильяму Джефферсоиу Клинтону.

Снова раздался звонок. Обнорский вздохнул и пошел открывать. Возможно, звонок - тоже галлюцинация, сейчас он распахнет дверь и...

- Обнорский Андрей Викторович? - спросил худощавый мужчина с желто-серым лицом и внимательными глазами. За его спиной стоял другой - помоложе, очень крепкий, плотный, с характерным "боксерским" носом. От обоих веяло уверенностью и силой.

- Я,- сказал Андрей и услышал то, что и предполагал услышать:

- Уголовный розыск. Вот постановление на обыск вашей квартиры.

Худощавый развернул лист бумаги и показал его Андрею. Что-то там было написано и пришлепнуто круглой фиолетовой печатью.

"Вот, значит, почему они сняли наблюдение".

- Проходите,- равнодушно произнес Андрей и сделал шаг назад.

- Может быть, вы, Андрей Викторович, сами пригласите кого-либо из соседей в понятые? - сказал опер. Его удивляло спокойствие журналиста. Обычно человек, услышав про обыск, начинает нервничать, требовать "ордер" и тщательно, по буквам, изучает текст постановления. Тщательно изучает удостоверения оперативников. А этот даже не взглянул ни на ксивы, ни на казенную бумагу с печатью и подписью прокурора. Ишь ты - "проходите"!

- Это нужно вам или мне? - спросил Обнорский.

- Понятно... Саша,- обратился Чайковский к Блинову,- организуй понятых.

Блинов молча направился к соседней двери, а Чайковский с Андреем вошли в квартиру.

- Андрей Викторович,- сказал майор.- Нельзя ли взглянуть на ваш паспорт?

- Зачем? - спросил Андрей.

- Хочется убедиться, что вы действительно Обнорский Андрей Викторович и проживаете по данному адресу. Формальность.

Обнорский вытащил из кармана натовской куртки, висевшей на вешалке в прихожей, потрепанный паспорт. Майор небрежно пролистал его и опустил в свой карман. Андрей невольно улыбнулся,- загранпаспорт у него уже изъяли люди Наумова. Теперь вот дошла очередь и до советского.

- А что вы улыбаетесь? - спросил опер.

- Это я о своем, о девичьем.

Саня Блинов привел понятых - мужа и жену из соседней квартиры. Супругам было лет по пятьдесят, оба выглядели несколько смущенными и растерянными. Отношений с ними Андрей почти никаких не поддерживал - все ограничивалось "здравствуйте - до свиданья".

- Здравствуйте,- сказал Чайковский.- Я старший оперуполномоченный уголовного розыска майор Чайковский. Мой коллега - старший лейтенант Блинов. А вас, простите, как зовут?

Соседи представились.

- Очень приятно,- продолжил майор.- Так вот, уважаемые Елизавета Андреевна и Вадим Петрович, мы должны провести в квартире гражданина Обнорского Андрея Викторовича обыск.- (Чайковский снова продемонстрировал понятым и хозяину постановление прокуратуры, в народе его почему-то упорно называют "ордер".)

При виде казенной бумаги смущение соседей еще более увеличилось. Чайковский за годы службы провел сотни обысков и всяких понятых повидал. Нормальные люди, как правило, не проявляли никакой радости от участия в этой процедуре. Но встречались и такие, кто испытывал, можно сказать, сладострастный интерес от возможности влезть в чужую жизнь...

- Итак, Андрей Викторович,- сказал майор,- я предлагаю вам добровольно выдать хранящиеся в вашей квартире предметы, запрещенные к гражданскому обороту.

- Это какие же? - с ленцой в голосе спросил Обнорский.

- Ай-яй-яй, Андрей Викторович,- покачал головой Чайковский.- Вы же криминальную тему освещаете. Вам ли не знать? Оружие, наркотики... Если, разумеется, они у вас есть...

- Бред,- сказал Андрей. Чайковский и Блинов переглянулись.

- Ну что ж,- произнес майор,- давайте начнем... Я думаю, прямо от двери и покатим по часовой стрелке. Есть возражения?.. Возражений нет. Приступаем.

Так начался обыск в квартире гражданина Обнорского А. В. Кто на обысках не бывал, тот просто не представляет себе, насколько муторная и утомительная эта процедура. Даже небольшое помещение (например, однокомнатная квартира Обнорского) дает возможность спрятать маленький предмет в сотне самых неожиданных мест. Вообще-то люди мыслят стереотипно... соответственно, довольно стереотипно устраивают свои "тайники". Опытный опер или следак, войдя в помещение, может навскидку назвать два-три десятка мест, где с наибольшей вероятностью хранится искомый предмет. Он исходит из простых соображений: габариты предмета, необходимость или отсутствие таковой иметь его "под рукой" и интеллект подозреваемого. В девяти случаях из десяти наш опер или следак оказывается прав. Да и ежу понятно: чтобы найти автомат Калашникова, нет нужды проверять банки с вареньем и вспарывать подушки... А чтобы найти патроны к тому же АК, придется попотеть. А чтобы найти бриллиантик? Или записку на клочке бумаги?

Тут много разных вариантов бывает. Опытные сотрудники УР могут рассказать десятки историй про вскрытые полы, снятые розетки, выдолбленные в мебели, дверях, рамах, стенах тайники. Про неожиданные находки в детских игрушках и кроватках, банках с засохшей малярной краской и даже во льду, наросшем на стенке морозильной камеры. Муторная процедура - обыск... да и результат не гарантирован. Особенно если не знаешь, где искать.

Виктор Чайковский знал. Знал, но не торопился - все должно выглядеть естественно. Он пошел по часовой стрелке от входной двери. Тщательно осмотрел содержимое антресоли над дверью, иногда задавая вопросы Обнорскому и обращая внимание понятых на какие-то предметы. Затем исследовал ванную комнату. Именно здесь понятым стал дословно понятен смысл выражения - "копаться в грязном белье". Да, господин читатель, именно так... Романтики маловато? Извините, в оперативной работе романтики точно не густо. Проза... И парфюм специфический: чаще пахнет не розами, а выгребной ямой или разложившимся трупом. "Юноше, обдумывающему житье", стоит об этом знать.

...Из-за унитаза майор Чайковский извлек сумочку-"визитку". Тяжелую, около килограмма весом. С начала обыска прошел уже час.

- Что в сумочке, Андрей Викторович? Обнорский смотрел на сумку и пытался собраться с мыслями. Что-то мелькало в голове, но он не мог сообразить - что.

- Что в сумке-то, Андрей Викторович? - повторил майор.- Это ваша сумка?

- Моя, наверно, раз у меня лежит. А что - не могу сказать. Возможно, какой-нибудь инструмент.

Такое на обысках частенько случается - человек и сам не знает, где и что у него лежит. Но относится это к предметам бытового, некриминального характера...

- Давайте посмотрим,- сказал Чайковский. Он сразу обратил внимание: "визитка" чистенькая - на поверхности кожзаменителя ни пылинки. Нехарактерно для забытого, давно хранящегося предмета.