кварталов и, запутывая следы, пешком вернулся в гостиницу.
Агнесс Смедли. Жила она на том же этаже, но в другом конце длинного
коридора, застланного темно-вишневой ковровой дорожкой. Смедли
представляла в Китае влиятельную франкфуртскую газету. Рихард много слышал
о ней еще в Германии, читал ее книги, статьи, знал о ее прогрессивных
взглядах, но лично с ней знаком не был.
кафе-ресторан завтракать. Рихард сталкивался с ней иногда в лифте или
раскланивался за завтраком. Обычно она садилась за столик одна и тотчас же
начинала работать - писала что-то на маленьких листках бумаги, вырванных
из блокнота. Увлеченная своим занятием, она часто забывала про завтрак
или, не глядя, отхлебывала остывший кофе, отламывая, тоже не глядя,
кусочки кекса. Агнесс была сорокалетняя женщина, статная и красивая, с
приветливым лицом и лучистыми серыми глазами. Обычно, прочитав за
завтраком газеты, Рихард уходил раньше ее, а на следующее утро они снова
встречались. Однажды они оказались за одним столиком, и Агнесс попросила у
Рихарда вечную ручку. Так они познакомились и вскоре стали друзьями.
предков-ацтеков, кровь которых текла в ее жилах. Может быть, это ощущалось
в гордой посадке ее головы, в четком рисунке губ, безукоризненной линии
профиля, но основное, вероятно, заключалось в ее характере. Друзья в шутку
называли Агнесс дочерью Монтесумы. Она была человеком гордой души, не
терпевшим обиды, энергичная, волевая и женственная одновременно.
Чиновник, представитель калифорнийских властей, бросил ей в связи с этим
обидную фразу "Вы не американка, Агнесс Смедли..." Чиновник упрекал ее в
отсутствии патриотизма. Женщина негодующе посмотрела на него, глаза ее
сузились, она ответила:
континент от конквистадоров, и я хочу продолжать борьбу с потомками
конквистадоров, с вами, грабящими народ!
а отец - Агнесс не могла без содрогания вспоминать об отце, - потеряв
работу, потеряв волю к борьбе за каждый кусок хлеба, падал все ниже,
превратился в пропойцу, отнимал у матери все, что она зарабатывала,
продавал вещи и все это нес к трактирщику. А на руках у матери кроме
Агнесс были еще дети, и они хотели есть, их надо было одевать... Агнесс с
ужасом рассказывала, как ей приходилось что-то красть, чтобы накормить
голодных сестренок.
студенткой. Вот тогда-то и произошел разговор с правительственным
чиновником в Калифорнии. Она вынуждена была покинуть свою страну. Жила то
в Англии, то в Германии, но второй своей родиной считала Китай, прекрасно
знала его, исколесила вдоль и поперек китайские провинции. Много месяцев
Агнесс Смедли провела в китайской Красной армии, участвовала в ее тяжелых
походах, много писала о ней, не скрывая своих симпатий к борьбе китайских
крестьян и рабочих.
которой было много автобиографического. В Шанхае американская писательница
располагала большими связями. Она дружила с писателем Лу Синем,
встречалась с Бернардом Шоу, который наезжал в Китай, с японскими и
китайскими прогрессивными журналистами и всегда находилась в курсе самых
последних событий. Зорге гордился дружбой с Агнесс Смедли - обаятельной,
умной и образованной женщиной, которая ввела его в свой круг думающих,
прогрессивных людей.
утра до ночи он находился под наблюдением множества людей. Консул Борх
помог ему найти удобную и недорогую квартиру на Рю де Лафайет - во
французском секторе города.
между собой отель Сашэна. Она поселилась в уютной двухкомнатной квартирке,
которую обставила по своему вкусу - наполнила изящными безделушками,
сувенирами, собранными со всего Китая. Окна, прикрытые голубовато-серыми
шторами с легкими черными штрихами китайских рисунков, выходили на
Сучжоуский канал, за которым тянулись кварталы японского сеттльмента. По
каналу проплывали джонки, лодки под парусами, сзади на корме сидели
кормчие с веслами в руках, в круглых соломенных шляпах. Все это было
залито солнцем, и казалось, что темно-зеленая гладь канала повторяет
рисунки, выписанные на оконных шторах.
или с новыми друзьями, не появлялся бы в гостеприимном жилище Смедли,
конечно, если хозяйка была в городе. Было непостижимо, как эта женщина
легко, без тени сожаления, меняла изысканный комфорт своего жилища на
тяжкие скитания по китайскому бездорожью. Она внезапно исчезала на много
недель из Шанхая, где-то бродила, ездила, совершала походы с солдатами
Красной армии, вместе с ними подвергалась опасности и возвращалась
обратно, смуглая от загара, переполненная впечатлениями, сияющая
удивительно чистыми глазами тончайшей серой мозаики.
слушать ее рассказы. Характер Агнесс располагал к откровенности, она умела
подметить малейшие перемены в настроении собеседника.
Рихард задумчиво смотрел на проплывающую джонку.
женщинами, которым доверяю, которые вызывают мое расположение. Они
понимают все тоньше, чем мы, мужчины. Вы одна из них.
профессора в Аахене. Это был маленький немецкий городок. Профессор жил в
центре, и я иногда приходил к нему. Профессор был женат на молодой женщине
моего возраста. Он выглядел старше ее лет на двадцать, даже больше. Она
приносила нам в кабинет кофе, и этим ограничивалось наше знакомство...
в дверях, и я ощутил, будто меня пронзил электрический ток. Значительно
позже она рассказывала, что испытала такое же чувство. В тот момент в ней
проснулось нечто доселе спавшее, опасное и неизбежное. Но тогда я только
заметил, будто она чего-то испугалась, ее выдали глаза, встревоженные и
заблестевшие. Я ушел, не заходя в квартиру, но с этого все началось. Я
почувствовал, что полюбил жену моего профессора, которого считал учителем.
И я решил уехать, уехать куда угодно, но она опередила меня. Без видимых
причин она собралась в два дня и поехала в Мюнхен к матери, никому не
сказала о причинах своего отъезда. Профессор недоумевал, я тоже...
Провожали ее мы вместе с ним, и я принес на вокзал цветы - чайные розы в
серебряном кубке. Это все, чем мог я выразить свое отношение к жене
профессора. Она взглядом поблагодарила меня, торопливо поцеловала мужа и
уехала. Она бежала от своих чувств, но не смогла их отбросить. Об этом я
узнал позже.
собственных чувствах, тоже старался от них избавиться. В отношениях с
профессором я чувствовал себя самым последним человеком. Почему-то все
время повторял библейскую заповедь: "Не пожелай жены ближнего своего...",
хотя к тому времени давно перестал верить в бога.
уволили из института за политическую неблагонадежность. В полицейском
досье я числился крайне левым. Заботы профессора не помогли мне. Он сам
едва удержался и должен был перейти в другой институт - во Франкфурт.
Внутренне я, пожалуй, был даже доволен таким поворотом событий. Мне нужно
было во что бы то ни стало изменить обстановку. Долго не мог найти работы
и в конце концов нанялся горняком, - был откатчиком вагонеток, рубил уголь
на шахтах в Бельгии. Это была очень тяжелая работа, но я выдержал.
мужа и жила одна. Наша разлука не укротила наших чувств. Это стало ясно с
первой же встречи. Вскоре мы поженились. У нас была хорошая большая
квартира. Мы арендовали у какого-то обедневшего немецкого дворянина
кучерскую, стоявшую рядом с запущенным садом около пустой конюшни. Мы сами
привели ее в порядок, и получилось неплохо. Приятель-маляр покрасил стены,
каждую комнату своим цветом: красным, голубым, желтым... Христина любила
старинную мебель, картины. Она сама занималась всем этим. В доме у нас
всегда было полно народу. Чуть не каждый день просиживали до утра,
спорили, говорили...
перед тем, как мы стали жить вместе. Вы знаете, что он мне ответил?.. Он
сказал: "Мы не вольны управлять своими желаниями. Они сильнее нас...
Пожелать жены ближнего своего - грех по библейской заповеди, но не
человеческой. Никто не виноват, просто я старая неумная кляча... Не станем
больше говорить об этом..." Вот что мне ответил профессор.
любил. Что еще нужно для счастья?
Каргалов Вадим
Андреев Николай
Сертаков Виталий
Суворов Виктор
Конан-Дойль Артур
Сертаков Виталий