Николаевич, рассказывайте, как у вас дела и почему вы одеты столь
экзотично?
носом. - Мы второй день вкалываем, принести там, можно наоборот, оттащить
в сторону либо подмести. Мы разнорабочие, потому как больные, - он щелкнул
себя по горлу, - а сейчас, после излечения - ни-ни, иначе, сами понимаете,
можно и тапочки отбросить. - Орлов перестал актерничать, подтянулся и
сказал: - Я сейчас в роли подсобного рабочего, извините, не успел
переодеться. Есть кое-что интересное, если разрешите, товарищ полковник,
доложу завтра. Еще раз сам все проверю...
заключение: рукопись, сданная Шутиным в редакцию, написана Павлом
Ветровым.
можно встретить на вокзалах. Скамейки эти с вытертыми до блеска сиденьями
и гнутыми жесткими спинками ассоциировались с долготерпением,
безнадежностью и унынием. Шутин провел ладонью по скамье, убедился, что
она деревянная, а не железная, осмотрел спинку и привычных надписей не
нашел, то ли времени, то ли смелости у людей не хватило. Он уже собирался
взглянуть на часы, когда одна из дверей открылась и Гуров пригласил его в
кабинет. Шутин все же проверил время. Лева сделал то же самое, они
выяснили, что сделали это напрасно, и поздоровались.
Турилин взглянул удивленно: "Характерами не сошлись? Так уж вы
постарайтесь понравиться, приложите максимум усилий, считайте это моей
личной просьбой". Так как в личных просьбах полковнику отказывать могут
только генералы, Лев пригласил Шутина, долго готовился к беседе и сейчас,
предлагая ему садиться, в который раз придумывал первую фразу.
понятия не имею, - сказал Шутин, усаживаясь. - Я был груб с вами, за что
прошу меня простить. - После такого вступления он произнес традиционную
фразу: - Чем могу быть полезен?
смотрел, как обычно, нетерпеливо и воинственно, а, сев на место Новикова,
облокотился на стол, подпер ладонью подбородок и вздохнул.
будет, никогда ничего я ему не докажу и доказывать-то нечего... - Он
махнул рукой и, как показалось Леве, театрально закрыл лицо.
удивления. По его логической схеме Шутин должен был утверждать, что Ветров
последние месяцы не писал.
затем взглянул на Гурова, стал рыться в карманах, достал фотокарточку и
протянул через стол. - Нравится? Это Павел в горах, я хочу, чтобы журнал
напечатал именно этот портрет.
вверх, видимо, на вершину горы.
опубликована повесть?
для экспертизы.
работа последних дней, такая стройная и красивая версия рушится к чертовой
матери.
извините, Евгений, подождите здесь минуточку. - И, оставив недоумевающего
Шутина за дверью, бросился к телефону. - Чья повесть лежит у вас? -
спросил Лева у редактора отдела прозы.
помолчал. - Шутин сказал: "Прочитайте и скажите свое мнение, по-моему, это
здорово, только не знаю, как назвать". Шутин что, собирается придумывать
название для чужого произведения?
пригласил в кабинет Шутина, который объяснил все очень просто.
взятую от машинистки повесть (зачем-то прямо всю папку) Шутину и по старой
привычке попросил прочитать и высказать свое мнение. После смерти друга
Шутин два экземпляра передал в журнал, а два оставил у себя. А
действительно, куда их девать?
подозрения, тот в конце концов понял и сказал:
работаете, если так плохо разбираетесь в людях?
даже возникнуть сомнения в его порядочности. Гуров взглянул на Шутина и
как-то впервые увидел, что человек этот далеко не молод, черные кудри
сильно прибиты сединой, морщины на лбу глубокие, глаза усталые и чуть-чуть
безразличные.
хороший порой бывает противоречив, и разобраться в нем трудно, а плохой -
искусно лжив, и разобраться в нем еще труднее. Возьмем, к примеру, вас. -
Лев еле сдержал улыбку, так по-мальчишески воинственно Шутин вздернул
подбородок и расправил плечи. - Или не надо?
бы естественно, - начал спокойно рассуждать Гуров. - Однако вы не
помогаете, а все время мешаете нам.
молчите о рукописи, сданной вами в редакцию, и наконец, вы являетесь ночью
на квартиру покойного, демонстративно оставляете там окурки сигарет, как
бы заявляя нам - раз вы такие умные, вот вам еще один ребус, кроссворд.
проговорился, и вновь воинственно напыжился. - Вам не понять. Да, да, это
я был у Павла, вам не понять, зачем я приходил, и вообще... - Он запутался
и махнул рукой.
гордом молчании, ответьте прямо - мешаете или нет?
Мешаю. - Затем не удержался и добавил: - Не умышленно, конечно.
времени и бумаги, изложите как можно подробнее, зачем вы пришли на
квартиру Ветрова и что там делали около часа.
бы говоря: ну что с вами, настырными, сделаешь, и стал писать.
углубился в размышления. Главное в этом человеке - уязвленное самолюбие,
не дави на него, раскрывай его аккуратненько, шажок, еще полшага, затем
еще чуть-чуть.
мальчик шустер и прямолинеен и ему никогда не постичь, что же на самом
деле произошло.
лгал, а тогда, с рукописью Павла Ветрова. Повесть, конечно, надо было
переписать, а он лишь снял титульный лист: узнают стиль Ветрова - пойдет
под его именем, не узнают - Шутин поставит свое. Отнес и испугался, поздно
сообразив, что манера письма Ветрова широко известна, не разберутся в
редакции - обнаружится подлог после выхода журнала. Еще хуже. Украсть не
сумел по-умному, даже на это не гожусь, рассуждал он, расписываясь под
своим объяснением.
у нас пошел откровенный, напишите, у кого в вашей компании был пистолет.
каждой секундой своего молчания лишь подтверждает правомерность заданного
вопроса, снова подвинул к себе бумагу...
горячей струей и, обжигаясь, стал растирать крем, пока не превратился в
деда-мороза с бородой и усами из мыльной пены. Брился он по старинке
безопасной бритвой, подводя под свой консерватизм теорию собственного
производства. Электробритвой нельзя порезаться, и человек становится
излишне добродушным, жиреет и теряет бдительность. Кроме того, необходимо