Чтение 18–й страницы книги ~Улица темных лавок~

Я сел на диван в разводах. Он - рядом.

- Ну... покажите...

Я вынул из кармана пиджака журнал мод и показал ему обложку, где была
изображена Дениз. Он взял у меня журнал и надел очки в массивной
черепаховой оправе.

- Да... да... Фото Жан-Мишеля Мансура... Это я, конечно я... Тут не
может быть сомнений...

- Вы помните эту девушку?

- Нет, совсем не помню. Я редко работал для этого журнала... Скромное
издание... Я работал больше для "Вог", понимаете...

Он хотел подчеркнуть свое положение.

- И вы больше ничего не можете мне сказать об этой фотографии?

Он посмотрел на меня с усмешкой. При свете бра я заметил, что кожа на
его лице была испещрена мелкими морщинками и веснушками.

- Да что вы, дорогой мой, сейчас я вам все скажу...

Он встал и, не выпуская из рук журнала, открыл ключом дверь, о
существовании которой я и не подозревал, потому что она была затянута тем
же голубым шелком, что и стены. Эта дверь вела в чулан. Я слышал, как он
орудует там множеством металлических ящиков. Через несколько минут он
вышел оттуда и тщательно запер за собой дверь.

- Вот, - сказал он. - У меня целая картотека негативов. Я храню все, с
самого начала... Они расставлены по годам и по алфавиту...

Он снова сел рядом со мной и заглянул в карточку.

- Дениз... Кудрез... Так?

- Да.

- Я больше никогда ее не снимал... Теперь я вспомнил эту девушку... Ее
много фотографировал Хойнинген-Хунне...

- Кто?

- Хойнинген-Хунне, немецкий фотограф... Ну да... Конечно... Она много
работала с Хойнинген-Хунне...

Всякий раз, когда Мансур произносил это имя, звучавшее так округло и
жалобно, я чувствовал на себе взгляд светлых глаз Дениз, как в тот первый
вечер.

- У меня есть ее адрес того времени, если это вас интересует...

- Конечно интересует, - ответил я дрогнувшим голосом.

- Римская улица, 97, Париж, XVII округ. Римская улица, 97...

Он внезапно вскинул голову и посмотрел на меня. Он смертельно
побледнел, глаза его расширились...

- Римская улица, 97...

- Да что это с вами? - спросил я.

- Я теперь действительно вспомнил эту девушку... В ее доме жил один мой
друг...

Он подозрительно посмотрел на меня и, казалось, был так же взбудоражен,
как на улице Кусту и у поворота на Жермен-Пилон.

- Странное совпадение... Я прекрасно помню... Я зашел за ней на Римскую
улицу, чтобы сделать фотографии, и воспользовался случаем забежать к
другу... Он жил этажом выше...

- Вы были у нее?

- Да, но снимки мы делали в квартире моего друга... Он тоже был с нами,
за компанию...

- Кто он, этот ваш друг?

Он побледнел еще больше. Ему, казалось, было страшно.

- Я... я объясню вам... но сначала я должен что-нибудь выпить... для
поднятия духа...

Он поднялся и, подойдя к сервировочному столику на колесах, подкатил
его к дивану. На верхнем подносе стояли графины с хрустальными пробками и
висящими на цепочках серебряными пластинками с выгравированным названием
ликера - похожие пластинки носили на шее музыканты вермахта.

- У меня только ликеры... Вы не возражаете?

- Нисколько.

- Я выпью "Мари Бризар"... а вы?

- Я тоже.

Он налил "Мари Бризар" в узкие рюмки, я попробовал, и приторность
сладкого ликера слилась у меня с розовым атласом, слоновой костью и всей
этой тошнотворной позолотой вокруг. Ликер воплощал в себе самый дух этой
комнаты.

- Моего друга... с Римской улицы... убили...

Он произнес последнее слово с видимым усилием, да и решился на него,
несомненно, ради меня, иначе никогда бы не рискнул выразиться так
определенно.

- Он был греком... из Египта... Написал две книги... и стихи...

- Вы думаете, Дениз Кудрез его знала?

- Ну... она, наверное, встречала его на лестнице, - сказал он
раздраженно, ибо для него это не имело никакого значения.

- И... это случилось в доме?

- Да.

- Дениз Кудрез еще жила там?

Он даже не услышал моего вопроса.

- Это произошло ночью... Он впустил кого-то к себе... Он впускал к себе
невесть кого...

- Убийцу нашли?

Он пожал плечами.

- Такого рода убийц никогда не находят... Я был уверен, что рано или
поздно это с ним случится... Видели бы вы, каких типов он приводил по
вечерам... Даже днем мне было бы страшно.

Он улыбнулся странной улыбкой, растроганной и испуганной одновременно.

- Как звали вашего друга?

- Алек Скуффи. Александрийский грек.

Он резко встал и отдернул небесно-голубые шелковые занавеси на окне.
Потом снова сел на диван возле меня.

- Простите... Иногда мне кажется, что за занавесками кто-то прячется...
Еще "Мари Бризар"? Да, глоточек "Мари Бризар"...

Он старался говорить бодро, но при этом сжал мне руку, словно желая
убедиться, что я был действительно здесь, рядом с ним.

- Скуффи переехал во Францию... Я познакомился с ним на Монмартре... Он
написал прекрасную книгу - "Корабль на якоре"...

- Но, месье, - сказал я твердо, тщательно выговаривая слова, чтобы на
этот раз он соблаговолил услышать мой вопрос, - вы говорите, что Дениз
Кудрез жила этажом ниже, значит, она не могла не слышать какие-нибудь
странные звуки той ночью... Ее наверняка вызывали как свидетельницу...

- Может быть.

Он пожал плечами. Нет, что и говорить, эта Дениз, значившая для меня
так много, Дениз Кудрез, о которой я хотел бы узнать все, вплоть до самых
незначительных ее поступков, решительно его не интересовала.

- Самое ужасное, что я знаю убийцу... Он производил обманчивое
впечатление, потому что у него было ангельское лицо... Только взгляд был
очень жестокий... Серые глаза.

Он содрогнулся. Можно было подумать, что человек, о котором он говорит,
находится рядом с нами и не спускает с него своих серых глаз.

- Гнусный мелкий подонок... В последний раз я видел его во время
оккупации, в погребке на улице Камбон... Он сидел с каким-то немцем...

Его голос задрожал при этом воспоминании, и хотя я был поглощен мыслями
о Дениз, от звука этого пронзительного голоса, гневного и жалобного, у
меня возникло странное ощущение, которое я не мог объяснить, но тем не
менее казавшееся мне совершенно очевидным, - в глубине души он завидовал
участи своего, друга и негодовал, что человек с серыми глазами убил не его
самого.

- Он еще жив... И по-прежнему здесь, в Париже... Кто-то мне сказал...
Конечно, теперь у него не такое ангельское лицо... Хотите послушать его
голос?

Я не успел ответить на этот странный вопрос - он уже поставил телефон
на красный кожаный пуф рядом с нами и набрал номер. Потом передал мне
трубку.

- Сейчас вы его услышите... Подождите... Он называет себя "Голубой
кавалер"...

Поначалу я слышал только короткие гудки, означавшие что линия занята.
Потом в интервалах между гудками я начал различать женские и мужские
голоса, бросавшие отрывистые фразы: "Морис и Жози просят Рене позвонить...
Люсьен ждет Жанно на улице Конвента... Мадам дю Барри ищет партнера...
Алкивиад свободен сегодня вечером..."

Между ними завязывались целые диалоги, голоса продолжали искать друг
друга, несмотря на гудки, заглушавшие их. Все эти существа, не имевшие
лиц, пытались обменяться номерами телефонов или паролем в надежде на
встречу. Наконец откуда-то совсем издалека донесся голос, повторявший:

- "Голубой кавалер" свободен сегодня вечером... "Голубой кавалер"
свободен сегодня вечером... Дайте номер телефона... Дайте номер
телефона...

- Ну? - спросил Мансур. - Слышите? Вы слышите?

Он приник к трубке и приблизил ко мне свое лицо.

- Номер, который я набрал, уже давно никому не принадлежит. Они
сообразили, что могут переговариваться таким способом.

Он замолчал, чтобы лучше слышать "Голубого кавалера", и я подумал, что
эти голоса доносились из загробного мира и принадлежали людям исчезнувшим,
- блуждающие голоса, которые могли ответить друг другу только по
несуществующему номеру телефона.

- Чудовищно... просто чудовищно... - повторял он, прижимая к уху
трубку. - Убийца... Вы его слышите?..

Он быстро нажал на рычаг. Он был весь в поту.

- Я покажу вам фотографию моего друга, которого убил этот подонок... И
попробую найти для вас его роман "Корабль на якоре"... Вы обязательно