Чтение 18–й страницы книги ~Безымянные пули~

- Ну и что?- ворчит Вердюрье.- Это такая редкость? Рюти дрожит от страха.

- Кажется, я его знаю,- говорит он. Я вздрагиваю.

- Это тот самый малый, который подслушивал под дверью сегодня утром,
когда Анджелино разговаривал с Сан-Антонио...

"Равье",- думаю я.

Я должен был догадаться, что патрон предпримет меры предосторожности.
Прежде чем позвонить Вердюрье, он послал сюда Равье. Он не хочет, чтобы я
погиб...

Я разражаюсь хохотом.

- Ну что, цыплятки, теперь убедились? Их раздирают страх и ярость. У
Вердюрье преобладает ярость, у Рюти - страх.

Надо нанести большой удар.

- Давайте начистоту,- начинаю я.- Анджелино уже давно заставляет о себе
говорить. Он перешел все рамки и замахивается на слишком крупные дела, а это
не устраивает больших шишек, которые решили с ним покончить... Ваш Анджелино
- теперь гнилая доска, а вы понимаете, что это последняя вещь, за которую
следует хвататься, когда падаешь... Мы в курсе многих вещей. Мои начальники
знают еще больше, чем я. То, что они могут порассказать о планах итальянца,
не уместится на площади Конкорд. Сен-Лазар, бюст - все это мелочевка...

Здесь я открываю скобку, чтобы подчеркнуть, насколько я дерзок. О деле на
Сен-Лазаре я слышал только сквозь туман полузабытья, а говорю с такой
уверенностью, будто являюсь одним из его главных действующих лиц...

На них это нагоняет еще больший страх. Рюти становится зеленым, как
незрелое яблоко. Вердюрье сжимает свои челюсти, которые мало чем отличаются
от челюстей скелета.

- Короче, я продолжаю. Анджелино сгорел как спичка. В самое ближайшее
время мы разберемся с ним и со всеми его молодчиками. Тогда, малыши,
начнется большое веселье и вам придется жарко. Это я вам говорю... Некоторых
даже вынесут на носилках...

- Ну да!- снова усмехается Вердюрье.

- Поверьте мне.

Короткая пауза, чтобы дать им время переварить сказанное. Вердюрье был
прав, когда говорил, что надо стимулировать воображение. У них оно сейчас
работает со скоростью две тысячи оборотов в секунду.

Пора менять тон.

- Благодаря стечению обстоятельств вы находитесь в привилегированном
положении.

- Почему?-спрашивает Рюти.

- Потому,- разжевываю я,- что из всей банды можете спастись только вы.

- Ты понял?- кричит Вердюрье.- Своей брехней он пытается тебя одурачить!

Я продолжаю, не обращая внимания на его реплику:

- Если вы меня освободите и позволите забрать малышку, о вас никто
никогда не услышит, даю слово!

- Да, слово легаша!- отзывается тощий.

- Заткнись!- ворчу я.- Пока что на вашем счету нет ничего особенного. На
недавнюю сценку я закрою глаза и не упомяну об улице дез О в рапорте...

- У вас неделя милосердия?- будем спрашивает Вердюрье.

Он поворачивается к Рюти и говорит ему:

- Ты что, принимаешь его треп за чистую монету? Ты когда-нибудь видел,
чтобы легавый отпускал парня, который посадил ему на котелок шишку размером
с пасхальное яйцо?

Я вмешиваюсь:

- Я же сказал, что играю в открытую. Я, ребята, не очень горжусь тем, как
разделался с вашим приятелем, хотя и действовал в пределах законной
самообороны. Меня никто ругать не будет, потому что в нашей работе разрешены
все удары, но и награды я не получу тоже. Так что, если вы согласны, будем
считать, что не встречались.

- Ты как?- спрашивает Рюти Вердюрье. Странное дело, но по мере того как я
говорил, последний становился все увереннее. Я вижу по его глазам, что
рассчитывать на то, что он дрогнет, не приходится.

- Нет,- отвечает он,- это только красивые слова. Я решил играть на
стороне Анджелино до конца. Он выходит.

- Ты куда?- умоляюще спрашивает Рюти.

- Звонить Анджелино. Он обязательно найдет способ вытащить нас из беды,
не психуй... Рюти это не убеждает.

- Ну,- говорю,- хватит разговоров. Сними с меня веревки, я притомился
изображать из себя сосиску.

- Нет,- отвечает он,- хрен тебе. Вердюрье прав, я не могу смыться, когда
дела начали портиться. Анджелино ловкий парень. Он одурачил больше легавых,
чем ты поймал гангстеров.

Он подавляет легкую дрожь,

- И в любом случае если я его предам, то далеко не уйду...

Я тоже так считаю Значит, моя надежда накрылась.

- Ты пожалеешь, что не принял мое предложение, Рюти.

- Возможно,- отвечает он.

Он собирается присоединиться к Вердюрье.

- Эй!- окликаю я его.- Сделай доброе дело, дай сигаретку...

Для него это способ приглушить тревогу. Он прикуривает сигарету и сует ее
мне в рот, потом выходит, пожав плечами.

Если бы сигарета, подаренная им, не была "Пел-Мел", мой трюк не получился
бы, но это как раз она, то есть штуковина, на добрый сантиметр длиннее
обычной сигареты. Именно этот сантиметр мне и нужен.

Вытянув губы как можно дальше и согнувшись как можно ниже, мне удается
прижать горящий конец сигареты к узлу веревки, стягивающей мои руки.

Она начинает дымиться. По ванной комнате распространяется запах паленого.
Я уже веселюсь, когда - бац!- сигарета выпадает у меня изо рта и скатывается
на пол.

Вот непруха! В тот момент, когда дела начали улучшаться!

Я изо всех сил натягиваю свои путы и с радостью констатирую, что в том
месте, где тлела, веревка разделилась на волокна. Возобновляю усилия, и
веревка сдается. Массирую запястья... Уф, уже лучше...

Я снимаю веревки, привязывающие меня к спинке стула, а когда дохожу до
ног, замечаю, что узел находится сзади, а у меня нет ни ножа, чтобы
перерезать веревку, ни спичек.

Бросаю взгляд на тело корявого, неподвижно лежащее у моих ног, наклоняюсь
к нему и тщательно обыскиваю. Нахожу пистолет, а в моем положении "вальтер"
калибра семь шестьдесят пять стоит во много раз дороже самого огромного
золотого самородка.

Едва я успел взять его, как появляются мои уголовнички.

Я знаю, что действовать надо быстро. Удача сопутствует тем, кто спускает
курок первым.

Стреляю в того, кто ближе, то есть в Рюти.

Он получает пулю в живот, складывается пополам и орет так, как до него не
орало ни одно человеческое существо. Вердюрье все понял в одну секунду. Он
так быстро отскакивает назад, что маслина, предназначенная ему, только
откалывает кусок штукатурки размером с черепаху.

Мне надо снять с себя последние веревки, и поскорее, а то сейчас станет
жарко...

Крупные беды исправляются сильными средствами. Приставляю дуло к веревке
и нажимаю на спусковой крючок. Пуля разрезает ее и делает зарубку на плитке.

Я могу двигаться свободно.

Это еще не спасение, но все же лучше, чем ничего.

Сейчас начнется большой шухер.

Я не слышу ни единого звука. Никаких признаков присутствия Вердюрье. Одно
из двух: либо он воспользовался замешательством и пошел прогуляться, либо
сбегал в свой кабинет за оружием и теперь притаился за консолью и ждет, пока
я появлюсь, чтобы отправить меня на два метра под землю.

Насколько я успел узнать этого малого, более вероятна вторая гипотеза...

Вынимаю из рукоятки магазин. В нем осталось всего два патрона.

Обыскиваю труп Рюти. Не знаю, может, войдя в квартиру, он оставил свой
шпалер на вешалке, но при нем только складной нож.

Никогда не любил такие зубочистки, но эту все-таки беру, потому что, как
говорит один мой друг, при нынешней конъюнктуре привередничать не стоит.

Теперь я должен просветить вас насчет топографии квартиры, чтобы вы могли
просечь, что произойдет дальше.

Ванная, куда меня притащили эти придурки, находится в глубине короткого
коридора, ведущего в широкую прихожую. Если Вердюрье еще в квартире, у меня
есть все основания опасаться. Он знает, что я застрял в этом тупике, а мне
его местонахождение неизвестно. Так что ему остается только дождаться, пока
я выйду в прихожую, и пристрелить меня.

Ко всему прочему у меня осталось только два патрона, а в его распоряжении
наверняка целый арсенал.

Добравшись до угла, я останавливаюсь. Все тихо, ни малейшего шума...

Что делать?

Жду так две минуты, затаив дыхание, потом, поскольку я не из тех, кто
будет ждать, пока у него между пальцев вырастут грибы, осторожно снимаю
шляпу и слегка выдвигаю ее вперед, чтобы она была видна из прихожей.

Никакого движения. Если Вердюрье здесь, у него просто железные нервы!

Я бы высунул и голову, чтобы посмотреть, как дела, но боюсь, что, сделав
это, получу в башку маслину. Тут мне в голову приходит одна идея... Я,
пятясь, возвращаюсь к ванной, поднимаю тело Рюти, прижимаю его к себе и несу
перед собой, просунув руки ему под мышки.

Запыхавшись от груза этого импровизированного щита, выхожу на открытое
пространство.

Сухо и коротко щелкают два выстрела.

Первая пуля входит в грудь Рюти, оцарапав мне тыльную сторону руки,
вторая пролетает над нашими головами.

Теперь я понял. Вердюрье слева. С его стороны это не очень умно, потому
что входная дверь справа. Очевидно, он выбрал этот уголок прихожей потому,
что там, насколько я помню, стоит шкаф, за которым можно спрятаться.