Чтение 18–й страницы книги ~Причесывая жирафу~

прижимая руку ко лбу, закатила глаза и лишилась чувств.

Что же, женщина есть женщина, парни. Она отлично укрощает
толстокожих, но, как и любой, при виде тигра лишается чувств. Из-за
какого-то несчастного тигра!

Я сказал Медору, чтобы он оставался спокойным, так как эта дама,
которая может быть настоящей львицей, обязанности тигрицы выполнять не
сможет.

После этого я освежил лицо мисс Мугуэт нашатырным спиртом, что быстро
привело ее в себя. Она ушла, несколько окрепшая, как раз в тот момент,
когда входил Беру.

Вы заметили, как прекрасно распланированы приходы и уходы в моем
фургоне? Можно подумать, что находишься в пьесе Лабиша...

Толстяк в игривом настроении показал мне пакет с тортом, который он
держал в руке.

- Это для Медора, - пояснил он. - Ведь сегодня же воскресенье!

Он пошел угощать своего херувима, а вернувшись, объявил:

- Миссия выполнена, комиссар. Я смог проследить Барнаби до самого
конца. Он отправился на маленькую улочку очень близко от вокзала. Эта
улочка - я запомнил ее название - улица Ниа Дюк. Патрон остановился перед
номером двенадцать. Он позвонил у одной из дверей, и двое парней, которые,
видимо, его ждали, вышли.

Они втроем опорожнили от товара багажник. Потом все трое вошли в дом
и пробыли там часа два. Потом вышел один Барнаби и с очень довольным видом
сел в свой "кадиллак", чтобы вернуться домой. Теперь все известно, и мы
можем отправиться на прогулку?

- Одну секунду, Толстяк. На что был похож товар, о котором идет речь?

Он сделал гримасу.

- Я не мог рассмотреть. Босс поступил очень хитро: он положил товар в
футляры от музыкальных инструментов. Можно было подумать, что он
разгружает оркестр, понимаешь? Это было похоже на флейты, на саксофоны и
прочие инструменты!

Я медленно продумал это соображение, что было довольно-таки трудно.
Было слишком рано, чтобы наносить ночной визит людям, которых не знаешь.
Это нужно будет проделать немного позже.

Когда мы приготовились к выходу, появился Барнаби с губами,
растянутыми в улыбку.

- Спасибо, сынок, - сказал он мне, - вот, возьми, чтобы немного
развлечься.

Он сунул мне в руку билет итальянского банка. Я посмотрел на него:
это был билет в пятьсот лир. Немного скуповат этот босс.

Для него рисковали честью и достоинством, а он предлагает сумму,
которую другой постеснялся бы дать портье в отеле! Полное отсутствие
воспитания!

- Я не знаю, как вас благодарить, патрон, - проскулил я. - Это
слишком! Это слишком много! Как мне выразить вам свою благодарность? Я
просто онемел! Ваше великодушие сжимает мне горло. Я не проживу достаточно
долго, чтобы отблагодарить вас за все.

Он похлопал меня по плечу.

- Ну, ну, это ничего, сынок, ты заслужил это.

- Я куплю себе карамельки, - сказал я, - медовые. Я, как муха, люблю
мед и... Вот почему вы должны позволить мне поцеловать вас!

Прежде чем он успел опомниться, я налепил два поцелуя на его щеки. Он
быстро отступил, и в этот момент Медор Толстяка издал мяуканье, которое
заставило затрястись фургон.

Встревоженный Барнаби бросился ко мне.

- Что такое я услышал? - спросил он. - Это похоже на рев тигра?

- Нет, - отрезал Беру, - это сделал я своим животом. Это со мной
случается, когда Кристофор Колумб сталкивается с другими предметами.

Удовлетворенный таким медико-фантастическим объяснением, Барнаби
отправился к своей толстушке, а мы с Беру тоже отправились в путь.

- Куда это мы отправились? - спросил Беру, беспокоясь о том, чтобы
провести деликатный вечер.

Этот день воздержания (как говорят в Аусбурге, во Франкфурте, на
Борнео и Спиро) воодушевил его, а преследование привело в норму.

- Я знаю одну довольно симпатичную коробку, - ответил я ему, думая о
Тортиколи.

- Там есть сестренки?

Я воздержался от того, чтобы ответить ему, что там, скорее, находятся
братишки.

- Есть!

- Не стану скрывать от тебя, я обязательно подцеплю себе одну. Я уже
представляю ее себе: красивая, хорошо сложенная, с довольно тонкой талией
и хорошим балконом над ней, довольно в теле и с небольшими усиками, чтобы
можно было судить о цвете волос этой дамы.

- Такая найдется, - обещал я ему.

- К тому же, у меня полно монеты для такого рода развлечений. Ты
отдаешь себе отчет, что с тем, что я зарабатываю, я смог бы купить себе
королеву, если бы она мне понравилась.

Коробка Тортиколи еще не была полностью заполнена, когда мы там
появились, но я был уверен, что в свое время она будет полна.

Оба официанта, из которых один, узнав меня, заулыбался, бросилсь к
нам.

- Вот сюда, синьор, это лучший столик.

Они посмотрели на Беру, и рыжий прошептал мне:

- Не во гнев будет сказано, синьор, но ваша подружка не очень
красива. Для вас можно подыскать получше.

- Не беспокойтесь, дружок, об этом. Мы вместе уже долго, она и я.
Привычка в любви - это одно из проявлений порока.

Мы заказали бутылку золотистого шампанского, и Толстяк сразу выпил
половину, чтобы немного прийти в себя.

- Здесь больше мужчин, - заметил он. - Сразу видно, что мы находимся
близко от Африки: женщины остаются в гаремах.

Он был огорчен, и, чтобы покончить со своим разочарованием, он решил
утопить его в шампанском.

Оркестр, естественно, заиграл "Миланскую грабительницу", песню,
сопровождаемую аккомпанементом спагетти.

Освещение было притушено, а потому мне трудно было рассмотреть
присутствующих.

Нечего и говорить, что сегодня вечером здесь присутствовали
месье-дамы!

Блондин с обесцвеченными волосами произвел фурор среди публики. Нужно
быть Беру, чтобы ничего не заметить.

Внезапно я насторожился, увидев входившего маркиза Умберто ди
Чаприни. Он был не один. В противоположность своему обыкновению, его
сопровождала очаровательная молодая женщина с томными глазами. Она была
влита в платье, напоминающее кожу золотистого угря (эти угри самые
редкие), которое выгодно выставляло ее гармоничные формы. Когда она шла,
ее зад как бы жил своей жизнью и был очарователен.

Маркиз осматривал присутствующих, приветливо махал рукой и, обходя
столик за столиком, оказался перед нами. Он сжался, побледнел, потом
порозовел, улыбнулся и пробормотал:

- Какой приятный сюрприз!

- Что вы, монсиньор, вы еще больше обрадовали меня, - ответил я,
протягивая ему руку.

Будучи в смятении, он поцеловал мне руку.

- Вот это - синьор Берурье, - квакнул я.

Маркиз решил не оставаться в долгу. Он указал на даму и сказал, после
того как представил ее нам: - Барбара!

У девочки были длинные ресницы, черные и загнутые. Она немного
помигала ими, потом бросила из-под них взгляд, более выразительный, чем
соло на мандалине.

- Очарована, - сказала она.

- Вы с кем-нибудь условились встретиться? - спросил я у маркиза.

- Нет.

- Тогда окажите нам честь и составьте нам компанию, маркиз!

- Охотно!

Они располагаются за нашим столиком. Беру поражен красотой этой
мышки, что очень похвально с его стороны. Он смотрит на нее довольно
бесстыдно: точно так же кот смотрит на сливки.

- Как продвигается ваше следствие? - спросил маркиз.

- Хромает, - ответил я. - Очень вяло. Ничего не ясно. Мы погрязли в
неизвестности.

- Вскоре после вашего ухода... - начал Тото.

- Я знаю, - оборвал я его, - вам нанес визит один из чинов
итальянской полиции. - Я нагнулся к нему. - Я хочу воспользоваться этой
благоприятной возможностью, которую нам предоставил случай, маркиз, чтобы
воззвать к вашему благословенному отношению и попросить о маленькой
услуге, которая будет вам дешево стоить...

Я сделал глоток роскошного "Порье".

- Когда вы здесь появились, вас приветствовало большинство
присутствующих, не правда ли? И так как вы обладаете преимуществом быть
знакомым с большинством из них, не можете ли вы мне сказать, не видите ли
вы среди этой публики людей, которые знали несчастных Градос?

Он сделал гримасу.

- Синьор комиссар, я не осведомитель полиции.