Штирлицу, - очень сожалею, сеньор.
банку.
таких у нас, конечно, нет, это только в Португалии, они действительно
делают по здешнему рецепту, на углях, объедение, что за рыбка!
классы в аэропланах такого типа, тогда наверняка будем возить и соленый
миндаль. Я начну торговать вашим интересом, сеньор, мне за это наверняка
уплатят премию, у нас платят премии за рациональные идеи.
только мне сдается, что "идея" и "рационализм" не очень-то сочетаются,
хотя по смыслу весьма близки.
хвосте самолета тревожно горела красная лампочка. "Зачем человек, вошедший
в туалет, должен пугать пассажиров? - усмехнулся Штирлиц, -
просто-напросто объявляется ко всеобщему сведению: "Внимание, человек в
сортире!" Тоже, кстати, вполне "рациональная идея", можно продать этому
парню: пусть уберут красную лампочку; все резкое, будь то движение, цвет
или рев мотора, отпугивает пассажира, в следующий раз поплывет на
пароходе".
в туалет: кресла были забрызганы вином. "Еще хорошо, что впереди никто не
сидел, а будь там дама с перманентом, - почему-то представил себе Штирлиц,
- а ее в Рио ждет любимый, а она выйдет к нему со склеенными волосами! А
почему я решил, что вино сладкое, - подумал он. - Потому что оно шипучее,
если Ригельт так все обрызгал; ох уж мне эти "утонченные" адъютанты! А где
бутылка? Не понес же он ее с собой в туалет?"
сунул в карман, сделанный на чехле кресла. Вино пахло сыростью и молодым
виноградом. И правда - океанский запах.
свое место. Вид его был весьма комичен: брюки были залиты вином и левый
лацкан пиджака тоже был мокрым. - Но и вы хороши... Я думал, вы мигом
обернетесь, снял проволочки, держал пробку, как мог, но ведь Португалия -
страна пробки, они ее не жалеют, она стреляет у них как петарда...
Пробуйте вино, мне можете не оставлять, ради вас старался...
самолете, что рядом с ним сидит Ригельт, а за плечо его трясет стюард -
наверняка что-то случилось.
солнце пронизывало салон, пыль в его лучах казалась фрагментом декорации
какого-то балета; действительно, маленькие пылинки плавно, словно под
музыку, перемещались в воздухе. "Они меня усыпляют, - подумал Штирлиц, -
будто какие щелкунчики; единственный балет, который мне удалось посмотреть
с папой, там было какое-то действие, когда все засы..."
пограничную анкету, мы подлетаем к Рио-де-Жанейро...
спал возле запасного выхода: "лишен страха", чудо что за адъютант у
Скорцени, с таким не пропадешь!
Сейчас мы ее одолеем, голубушку.
Он полез в карман, за паспортом... В левом кармане паспорта не было, хотя
он был убежден, что положил его с билетом именно туда; не оказалось
паспорта и в правом кармане.
бутылку без меня, ай да Ригельт, ну, молодец, ай да адъютант Скорцени, как
же он меня работнул, а?! И ведь в туалет его не потащишь! Ну, а что
произойдет, если я все же затащу его в туалет? Да нет, у меня на это не
хватит сил, он здоров, как бык. Да и наверняка он сжег мой паспорт в
туалете, когда усыпил меня. Он не случайно в этом самолете, теперь это
ясно. Я не мог себе представить игру, но игра идет. Участвует в ней
Роумэн? Нет. А кто иной мог так быстро связаться с Лиссабоном? Ну, вопрос
быстроты и надежности связи - это компромисс с самим собой, с моей верой в
Роумэна. Если операция планировалась, то он вполне мог организовать весь
этот спектакль с его похищенной девушкой заранее, за две или три недели до
того, как я п о д д а л с я ему... Хорошо, а если все же нет? Зачем ты
играешь с собой? - спросил себя Штирлиц. - Я играю с собой потому, -
ответил он себе, - что рухнула моя надежда: без паспорта никто меня не
выпустит с аэродрома в Рио. И в Буэнос-Айресе меня не выпустят, если
только я не обращусь к Ригельту за помощью. Все ясно, как божий день: я
должен обратиться к нему, в этом смысл их комбинации. Их? Чьей же? Стоп, -
сказал он себе, - я не зря пытался отвести Роумэна от этой комбинации. Я
имел к этому какие-то основания. Какие же? Не знаю. Но я чувствую, что я
не просто так отводил его, не из-за того, что он мне стал симпатичен. Нет.
Нет, - повторил он, - не только поэтому. Видимо, я споткнулся на другом.
Ну, а на чем? Видимо, на том, - ответил он себе, - что Ригельт ответил: "Я
работаю в ИТТ"... Он очень не хотел мне этого говорить, но я знаю, как
заставлять их говорить правду, я их всех и г р а ю в себе, поэтому у меня
получается с ними. Он не должен был говорить мне этого, но он не был готов
к моему прямому вопросу и поэтому ответил правду, ибо боялся, что
маленькой ложью, к которой он не успел приладиться, сорвет то дело, ради
которого его отправили в этот самолет. Я нужен ИТТ. То есть Кемпу. А за
Кемпом стоят немцы. Но кто меня убедит в том, что за теми немцами, которым
я нужен, не стоит служба Роумэна?"
на анкету: мол, сейчас закончу и подойду, и спокойно углубился в
заполнение полицейского бланка. "Весь мир уже учтен, причем не раз и не
два, но все равно продолжают учитывать, хотя, с другой стороны, пойди не
учти его - вот бы я через два часа и оказался на советской территории:
собственность ли, аренда, не важно уже; можно лечь хоть на столе и спать
несколько дней кряду; спать, ничего другого я сейчас не хочу, спать
с п о к о й н о. Могу же я позволить себе такую мечту, не правда ли?"
портфель, чтобы не рвать карманы: ведь у каждой двери вынь и покажи, можно
разориться на подкладочном материале... А потом паникую...
разверну маленькие вилки, а ножик суну ему в сонную артерию? Меня не
интересует, как он будет вопить, а он будет вопить; он сделается
отвратительным в своем страхе смерти, отвратительным - то есть явственным,
зримым. Ну, и что тебе это даст? - спросил себя Штирлиц. - Ты в западне,
поэтому думать надо абсолютно спокойно, всякая паника лишь усугубит дело.
Что тебе это даст, кроме сладости отмщения человеку, в котором ты вновь
увидел концентрированный ужас нацизма? Чего же тогда ты не пырнул Мюллера?
Он фигура куда более серьезная. Ты ведь не сделал этого, потому что
надеялся на выигрыш. Нет, - возразил он себе, - я просто выполнял приказ:
"приказано выжить". А если я суну вилку в шею Ригельта - без содрогания и
жалости. - меня передадут полиции в Рио-де-Жанейро, где я сделаю
заявление, отчего я убил этого наци, и раскрутка дела приведет в ИТТ, к
Кемпу, к их цепи, а у них крепкая цепь, если этот бес успел получить
приказание п о д с к о ч и т ь ко мне в Лиссабоне и лишить документов. Ну
и что? Какое дело Бразилии до их ц е п и? У них своих забот хватает. Да,
но я потребую вызвать в тюрьму нашего консула, назову свое русское имя,
объясню, отчего все случилось. Ну и как же ты это объяснишь? - спросил
себя Штирлиц. - Почти год как здесь произошел государственный переворот,
на смену президенту Жетулио Варгасу пришли военные, разгромили левых и
начали травить коммунистов как "агентов Кремля". Народ, правда, смог
остановить это, даже в сенат прошел коммунист на выборах, но ведь травля
всего того, что связано с левыми, продолжается! И вот заявляешься ты, весь
в крови этого борова, и говоришь: "Я - русский, я зарезал нацистского
кабана, верните меня домой". Фи, Штирлиц, ты запаниковал, это недостойно,
спокойствие и еще раз спокойствие"
только на вас... В силу понятных вам причин я не могу заявить о потере
паспорта, это провал...
делать пересадку, лететь на маленьком самолете в джунгли, а из Игуасу -
это, правда, Аргентина: тоже требуют визу - вы бы легко добрались до
Асунсьона... Здесь у меня нет контактов, Штир... Браун... В Игуасу вы
Контровский Владимир
Контровский Владимир
Гуревич Георгий
Роллинс Джеймс
Херберт Фрэнк
Володихин Дмитрий