полюбоваться на свое спокойствие, потом медленно открыл банку сгущенки - вот
и весь завтрак.
Наверно, нужно побольше дышать воздухом, побольше двигаться. Он надел
дождевик, галоши, вышел и ходил целых три часа. Ходил старательно, ровным
шагом, несмотря на усталость. Он опять потел. Пульс участился. Время от
времени он останавливался где попало, на середине улицы, чтобы перевести
дыхание, и прохожие оглядывали его с любопытством. Но ему это было
совершенно безразлично! Пусть смотрят. Он-то знает что делает.
попадались ямы, кучи земли или железных обломков, а иногда брошенная тачка,
пустая бочка, старые доски.
четко выступали все кости.
навек заброшенными в окутавшем их влажном тумане.
маленькое черно-белое суденышко. Капитан нес на руках девочку Пенделли, а
консул шел последним, с трудом цепляясь рукой за мокрый поручень.
была бесконечная серая пелена, пустота, дышавшая сыростью. Даже волны не
набегали на берег, даже не слышалось их плеска. Это была огромная плоская
лужа, вся исчерченная миллиардами кружочков дождевых капель, их были
миллиарды миллиардов, до самого горизонта, до самой Турции и еще дальше,
быть может.
лужу, струйка воды перехлестнула через край, носок промок.
изредка мелькали тени. Иногда по набережной пробегали женщины - из тех, что
работают на разгрузке судов, - босиком, накинув вместо шляпы мешок на
голову.
другом улиц, названий которых Адиль бей не знал, узких, немощеных, чаще
всего без тротуаров, окаймленных высокими домами, которые казались
брошенными, так как краска с них давно сошла, во многих окнах были выбиты
стекла, ломаные карнизы свисали отовсюду, и из разбитых водосточных труб
хлестала вода.
комнатах, среди кроватей и брошенных на пол тюфяков? Женщины не стряпали,
потому что стряпать было нечего, не занюхались шитьем, ибо всегда ходили в
одном и том же платье.
когда сидел один у себя в спальне?
горек на вкус, даже в ничтожной дозе. Он не мог бы не заметить этого, когда
пил воду, а чай, приготовленный уборщицей, выливал...
находится на этой улице.
хладнокровие. В этом все! А хладнокровия у него достаточно. За всю прогулку
паника охватывала его не более трех раз. Это случалось помимо его воли.
Чисто физическое ощущение. Оно накатывало на него, даже когда он думал о
чем-то совсем другом, накатывало, как боль, но болью это не было, просто
что-то возникало в глубине его существа, в неопределенном месте, и тотчас
же, словно повинуясь таинственному приказу, сокращались все мышцы.
предыдущего консула, она или не она?" - эта мысль преследовала неотвязно.
игроком в бридж.
консульство опустело! Он остался один, он, Адиль бей, в этом вымокшем
городе, полном людей, прячущихся за окнами, ослепшими от кусков картона,
вставленных вместо стекол.
тот или иной предмет, иметь на случай надобности какие-то ориентиры...
это от мышьяка расстроился весь организм. Надо сделать все, чтобы себя
обезопасить.
возле крана, свою уборщицу с какими-то двумя бабами, и все трое молча
проводили его взглядом, не поклонившись, как будто видели его впервые, хотя
были соседками. Ну совсем как животные! Да нет, ведь животные-то
обнюхиваются, встречаясь!
он не знал, когда она уходит. Она на него работала, он ей платил. Но все это
не имело значения! Она приходила, делала в квартире все, что ей вздумается,
и уходила. Соседи, которых он сотни раз встречал, проходили мимо него, как
тени, касаясь его, толкая даже, но ничем не показывая, что знают его! Каждый
сидел в своем углу, и он так же, как другие, только он был еще более одинок
в своем углу, чем другие. Напротив него в другом углу жило семейство Колина,
и он смотрел на них, как смотрел бы на рыб в аквариуме!
где-то в городе, ходит, дышит, входит к нему в дом, твердо решив, что он
должен умереть через какой-то определенный срок. Собственно говоря, какой же
срок ему определили? Ведь ему дают точные дозы! Человеку, который подсыпает
мышьяк, известно то, что ему, Адиль бею, неизвестно, самое тайное, что есть
на свете, - день его смерти! И этот человек видит, как он толстеет,
обрастает болезненным, рыхлым жиром. Вот и г-жа Пенделли заметила, что он
потолстел. А ведь он каждую неделю пьет у г-жи Пенделли кофе по-турецки. Его
варят специально для него.
могла быть она. И она вполне могла уехать в Италию, чтобы не быть здесь,
когда он умрет.
отравляют заодно и Пенделли? Почему не отравили Амара, хотя он-то вдобавок
обкрадывал русских?
раскрытыми глазами, такими задумчивыми, что он в то же мгновение
почувствовал: что-то неладно.
сегодня больше не приходила!
блестящей резины и шляпа, которую еще не успела снять.
смотрела. Она была в таком напряжении, что на миг ему показалось, будто она
готова броситься ему в объятия.
сумочки. Ее тонкая шея выделялась на черном фоне одежды. Консул собирался
пройти мимо нее в спальню. Соня как будто немного успокоилась и, казалось,
сейчас направится к выходу. Оба они уже сдвинулись было с места, как вдруг
Адиль бей сделал неожиданно быстрый рывок и оба они застыли в изумлении.
Адиль бей смотрел на Сонину сумочку, которую только что вырвал у нее, и
теперь держал в своих руках. И Соня на нее смотрела. И ждала. Не спуская
глаз с сумочки, он видел, как билась, трепетала ее грудь под тканью платья.
Это напомнило ему фазана, в которого он когда-то, в Албании, запустил
камнем, и тот бился в его руках: бешеное тиканье часов под перьями.
для пудры, два ключа, несколько бумажных рублей.
опустилась на него таким незаметным движением, будто скользнула. Теперь он
рассматривал свою оказавшуюся там фотографию, которую совсем не помнил. Это
было в Вене, возле теннисного клуба. В костюме из легкой серой шерсти, он
стоял, опершись локтем о кузов маленькой спортивной машины, за рулем которой
сидела дочь одного из служащих министерства иностранных дел. Обоим было
весело, и оба, слегка улыбаясь, смотрели в объектив. На клумбу с тюльпанами
падала тень брата девушки, державшего камеру. Все было так выразительно, что
по этой тени, по этим улыбкам можно было сразу угадать слова:
красном песке корта.
письменный стол, а затем вынул из сумочки маленькую стеклянную трубочку и
положил ее рядом со снимком.
глубокими вдохами, он два раза подходил к окну, а потом наконец встал перед
Соней, все еще сидевшей на стуле.