намертво усевшись, полным, для галерки, голосом позвала: - Виктор! Витюша!
человек слова был, мужчина, не заблажил выметайтесь мол, лишь спиной
затвердел, да сказал, когда влез Кузьминский, сказал неумолимо: - До
Ясенева тройной тариф!
тарифе благодетелем был он, а не огорченный автомобилист.
на общую санитарию и гигиену. И за дело, за дело!
что и делали, варьируя механику, ритм и методы.
на полу. Не прекращая работы, Алуся ловко дотянулась до трубки
(оказывается, и в быту биомеханика Адама Горского может приносить пользу),
поднесла ее к уху, и в микрофон страстно, с придыханием и по-ночному
хрипло произнесла:
ритме процесса, иногда, правда, синкопируя, выдыхала темпераментно и
односложно: - Конечно. Да. Никуда. Здесь. Роль в кино. Да. Да! Да!
Да-да-да-да!
к финишу рок-н-роллом.
беспрерывный - дверной.
единственное с себя не снятое - наручные часы. Было два часа ночи. Звонок
звенел.
натягивая штаны.
влез в рубашку, переложил семизарядный подарок Александра Петровича
Воробьева, с которым в последнее время не расставался, из кармана пиджака
в карман брюк и, стараясь не шлепать босыми ногами, подошел к входной
двери. Звонок уже молчал, но за дверью дышали.
голос, перемешанный с жидкой кашей. Виктор глянул в глазок. Вполне
приличный алкоголик мягко покачивался из стороны в сторону.
Понимаешь, Витюша, обложили меня эти сволочи! И откуда берутся? А ну,
мотай отсюда, пьянь подзаборная!
(Виктор следил за ним через глазок) дважды медленно поднял руки и дважды
медленно опустил их. Надо понимать, хотел летать. Полетав, вздохнул и
спросил музыкальным голосом певца Сергея Пенкина:
прижалась к Виктору. После ненужной суеты обоим стало тепло и хорошо, и
они быстро возвратились в комнату. Во время снимания штанов тяжелый
"магнум" вывалился из кармана и упал на пол с трескучим стуком.
другое.
вспомнил о деле и, прикинувшись ревнивцем, спросил:
насупил брови Кузьминский, поправилась, отвлекая и завлекая: - Да шучу я,
супермужичок ты мой! Прощался Курдюмов со мной, надолго прощался. Улетает
в эту ночь. Улетел, наверное.
прикрытую многолистными березами, он выбрал еще вчера утром. Ближе к ночи,
легко взобравшись на нее, проверил сектор наблюдения - вполне достаточный,
подготовил для себя, а, значит, с любовью, гнездышко для недолгого сидения
и, спустившись, осмотрел его снизу. Не видать.
травке от сегодняшнего беспрерывного солнца. Но земля уже была холодна:
спасали только брезентовая, утепленная для подобного дела, куртка и штаны.
Низкое теплое солнце разморило слегка, и он, прикрыв лицо каскеткой,
позволил себе вздремнуть часок. Проснувшись, энергично и жестко размялся,
легко перекусил: несколько бутербродов и крепчайший сладкий чай из термоса
- в последний раз пе ред делом. В 19.30 - уже смеркалось - он забрался в
свое гнездышко. Делал он все это таясь и в стремительной скрытности. Хотя
работодатели гарантировали непоявление здесь охраны, но береженого бог
бережет.
месяц. Ничего себе дачка. Не для самых главных, конечно, но участок в
полтора гектара, лесок, ухоженный сад, теннисный корт, флигель и сам дом в
два этажа, весело и без халтуры построенный. Им бы жить да жить здесь
припеваючи, а вон как судьба повернулась.
винтовку. Прикрепил оптический прицел ночного видения к стволу, выдвинул и
расправил складной приклад и, наконец, с отвращением навинтил глушитель.
Он любил ювелирную работу, с точностью до миллиметра, а тут допуск в
разбросе, нет стабильности в пристреленности. Но, в общем, на таком
расстоянии не имеет значения.
вышел из основного дома, в трех окнах которого уже минут пятнадцать горел
свет. Гражданин, спустившись с крыльца, постоял недолго, отвыкая от
электрического света, и, согнувшись, на цыпочках, как в плохих детективных
фильмах, двинулся к флигелю. У флигеля покопался в ящике для садового
инвентаря, выбрал штыковую лопату и, продолжая таиться, направился к саду.
Зря, дурачок, прятался, кто его мог увидеть в такой темноте, кроме того,
кто смотрел в оптический прицел ночного видения.
заботливом хозяйском уходе, и, опять, воровато оглядевшись, вонзил лопату
в любовно обработанную садовником у самых корней яблони землю. Копал он
неумело, но лихорадочно торопясь. Стрелок на дереве досадливо поморщился:
глаза бы не глядели на эдакое. Не любил он плохой, непрофессиональной
работы.
серого дорого костюма, вытащил из ямы ящик и поставил его на незатронутую
его собственной деятельностью, как землекопа, часть лужайки перед садом.
родственники в Москву яблоки и груши присылают. Гражданин варварски
жестоко - лопатой - вскрыл ящик и извлек из него большой портфель с
упитанными боками. Открывать портфель не стал, замок проверил и все.
Оставил портфель в покое на лужайке, а ящик бросил в яму. Поплевал
зачем-то на ладони, взялся за лопату и кое-как забросал яму и ящик землей.
Стрелок опять поморщился: и эта работа была исполнена отвратительно.
взяв портфель за ручку, поднял его.
жажда мести и крови, не садистическое удовольствие убивать - работа.
Точная, просчитанная до каждой мелочи, настоящая профессиональная его
работа, которой он гордился.
затылком и нежно, со сладострастной осторожностью притянул поближе к себе
спускной крючок.
упало на траву. Два очень тихих звука во тьме.
портфеля. Что редкость. Обычно пальцы расслабляются и вещь, которую они
сжимали, отлетает чуть в сторону. Стрелок продолжал смотреть в прицел
ночного видения.
широких модных брюках, в черных штиблетах. Один стоял и, лениво
поворачивая голову, через непонятные очки осматривал окрестности, а другой
склонился - нет, не над гражданином - над портфелем. Повозился немного,
открыл, заглянул, вытащил какую-то бумагу, пробежал глазами,
удовлетворенно покивал, вернул ее на место, закрыл портфель, поднялся и
коротко, приблатненно свистнул.