ней и помчаться по деревьям или же замереть, охваченная внезапным страхом,
когда возникала традиционная опасность для ее жизни.
неподдельно страдал, и при мысли о пропавшем хозяине на глаза его
наворачивались слезы. В его голове так или иначе постоянно вертелась мысль о
том, как выручить Тарзана и кого бы позвать на помощь. Великие чернокожие
воины Гомангани, служившие Тарзану, находились на расстоянии многих ночей, и
все же Нкима следовал в сторону страны вазири. В его сознании время никогда
не принималось в расчет при решении той или иной проблемы. Он видел, как
Тарзан вошел в Опар живым. Но не видел его мертвым или выходящим из города,
следовательно, по меркам его логики, Тарзан жив и находится в городе, но,
поскольку там полно врагов, Тарзану грозит опасность. Какими обстоятельства
были, такими и должны оставаться. Нкима не мог представить себе каких-либо
изменений и перемен, если не видел их собственными глазами, а потому для
исхода дела было неважно, найдет и приведет ли он вазири сегодня или сделает
это завтра. Они отправятся в Опар и уничтожат врагов Тарзана, и тогда Нкима
вновь обретет хозяина и ему будут не страшны ни Шита, ни Сабор, ни Гиста.
стряхнул с себя сон и напряженно прислушался. Стук становился все громче и
громче и вскоре заполнил собой джунгли. Источник шума находился недалеко, и,
как только Нкима это понял, он заволновался.
разрывался перед дилеммой -- ему хотелось пойти туда, откуда доносилась
барабанная дробь, но он боялся опасностей, подстерегающих его на пути. Но в
итоге желание победило страх, и, держась верхушек деревьев, он помчался на
звук, пока наконец не оказался над маленькой поляной почти круглой формы.
смерти, дум-дум, великие обезьяны То-ята. В центре амфитеатра находился один
из тех примечательных глиняных барабанов, которые с незапамятных времен
слышал первобытный человек, но которые вряд ли кто-нибудь видел. Перед
барабаном сидели две старые самки и колотили по звучной поверхности
короткими палками. Звуки складывались в некое подобие ритма, и под эту
музыку, образовав круг, бешено плясали самцы; а по внешней окружности тонкой
цепочкой на корточках сидели самки и молодняк -- восхищенные зрители этого
дикого спектакля. В двух шагах от барабана на земле лежал труп леопарда
Шиты, чья смерть и послужила причиной ритуального действа.
палками и, вернувшись в крут, возобновят свой танец. Потом они во всех
деталях изобразят сцену охоты, нападения и смерти, после чего побросают
дубины и, оскалив зубы, накинутся на труп и начнут разрывать его на части,
ссорясь между собой из-за лакомых кусочков.
Существо поумнее молча дождалось бы, пока закончится танец и пиршество,
наступит новый день, когда огромные самцы племени То-ята выйдут из состояния
истерического безумия, вызванного грохотом барабана и танцем. Но малыш Нкима
был всего лишь обезьяной. Ждать он не умел. Не было у него того душевного
склада, который проявляется в терпеливости, и он повис на хвосте,
оглушительно бранясь и пытаясь привлечь к себе внимание великих обезьян.
Нкимой и спасите Тарзана!
продолжал качаться на ветке и орать благим матом, пока наконец То-ят не
послал на дерево молодую и не слишком тяжеловесную обезьяну, которой было
велено поймать и убить Нкиму.
полагал, что все должны немедленно заинтересоваться тем, что интересует его.
И, заслышав барабанный бой дум-дум, он сразу решил, что, узнав о беде,
приключившейся с Тарзаном, они все бросят и двинутся в Опар.
начинали приобретать реальные очертания в облике молодой обезьяны,
бросившейся к дереву. Малыш Нкима испустил громкий вопль ужаса и метнулся в
ночь. Остановился он, задыхаясь и выбившись из сил, не раньше чем отбежал от
племени То-ята на добрую милю.
сторонам, рассматривая незнакомые предметы, и вскоре взгляд ее остановился
на лице спящей девушки. Да, подумала она, это люди Тарзана, ибо разве не
отнеслись они к ней по-доброму, с уважением? Пальцем не тронули, зато
накормили и дали приют. Вдруг Лэ посетила новая мысль. Брови ее нахмурились,
зрачки сузились, в глазах полыхнул гневный огонь. Может, эта женщина --
подруга Тарзана? Лэ из Опара схватилась за нож Дареса, лежавший рядом
наготове. Но порыв ее прошел столь же внезапно, как и возник, поскольку в
душе она знала, что не сможет ответить злом на добро, как не сможет
причинить боль той, которую любит Тарзан, и, когда Зора открыла глаза, Лэ
приветствовала ее улыбкой.
пробуждала в Зоре глубочайшее удивление своей загадочностью. Ее скудный и
вместе с тем богатый, восхитительный наряд пришел из древности, а сверкающая
белизна кожи казалась столь же неестественной в сердце африканских джунглей,
как и ее украшения для двадцатого века. Тщетно пыталась Зора Дрынова
разгадать эту загадку, не помог и опыт прожитых лет. Как ей хотелось
поговорить с гостьей, но она только и смогла улыбнуться в ответ на улыбку
прекрасной незнакомки, пристально ее разглядывающей.
удивилась той сноровке, с которой Зора Дрынова все делала сама -- сама
встала, сама оделась. Вот только горячую воду принес для нее в ведре Вамала
и вылил в походную ванну. И Лэ, которая никогда и пальцем не пошевелила во
время одевания, хотя была далеко не беспомощной, обнаружила, что с
удовольствием начала обслуживать себя сама.
за чистотой тела, так что в прошлом Лэ много времени уделяла своему туалету,
следила за ногтями, зубами, волосами, втирала в кожу ароматические мази --
обычай, пришедший из развитой цивилизации древности и возведенный в
разрушенном Опаре в ранг религиозного обряда.
Завтракать сели под тенью дерева рядом с палаткой. За немудреной лагерной
трапезой Зора заметила необычное оживление вокруг шатров арабов, но не
придала этому особого значения, потому что они и раньше переносили свои
палатки с места на место.
затвора. Она собралась идти на охоту, поскольку арабы охотиться отказались.
Лэ наблюдала за ней с явным интересом. Затем Зора вместе с Вамалой и двумя
чернокожими носильщиками ушли, а Лэ так и не решилась попросить, чтобы они
взяли ее с собой; она ждала какого-нибудь приглашающего знака со стороны
Зоры, однако напрасно.
являлся правой рукой шейха. Он украдкой следил за женщинами на расстоянии и
видел, что Зора Дрынова ушла из лагеря со слугой, который нес ее винтовку, и
двумя носильщиками -- наверное, отправились на охоту.
они встали и неторопливо направились к Лэ из Опара, сидевшей на складном
стуле перед палаткой Зоры и погруженной в собственные мысли. Лэ смерила
приближающихся мужчин пристальным взглядом. В ее душе всколыхнулась
природная подозрительность к незнакомым людям. А когда те подошли поближе и
стали видны их лица, она почувствовала внезапное недоверие. Они были совсем
не похожи на Тарзана, а их хитрый хищный вид вызывал инстинктивное
подозрение в дурных намерениях.
ней тихим елейным голосом, который однако не мог обмануть Лэ.
хотела понимать, ибо то, что она читала в его глазах, вызывало у нее
омерзение. Она покачала головой и отвернулась, давая понять, что разговор
окончен, но Ибн Даммук подошел вплотную и фамильярно положил руку на ее
обнаженное плечо.
Даммук попятился, а второй ринулся к ней, намереваясь применить силу.
остальные опомниться, как острое лезвие ножа Дареса, жреца Пламенеющего
Бога, трижды вонзилось в грудь нападающего, и, громко застонав, он рухнул на
землю мертвый.
с окровавленным кинжалом в руке. К их маленькой группе, привлеченные
стонами, подбежали Абу Батн с остальными арабами.
Пламенеющего Бога.
говорили сами за себя. Арабы враз загорланили и столпились вокруг Лэ,
правда, на безопасном расстоянии.
эль-адреа -- повелитель с широкой головой.
монет, -- возразил шейх. -- От нас же требуется только засунуть ее в клетку.
Окружайте дикарку, дети мои, и отберите нож. Свяжите ей за спиной руки, и к
тому времени, как вернется вторая, мы должны собраться и быть готовыми к
отходу.
Семенова Мария
Суворов Виктор
Ильин Андрей
Земляной Андрей
Шилова Юлия
Браун Дэн