Чтение 171–й страницы книги ~Посмотри в глаза чудовищ~

шли - бросились бегом к "месту происшествия": Сейчас будет применен
обычный чекистский прием: "даме плохо". Подъедет машина, возможно, что
"скорая":

Я давно так не бегал. Кейс мой полетел в сторону, подошвы
скользили по асфальту: Я нагнал "иностранцев" в последний момент: они
уже хватали девушку за плечи, у одного в руке блеснула игла: Я свел их
головы с приличным усилием и услышал характерный треск. Они еще не
поняли, в чем дело, и будто бы стояли, а я уже отбросил девушку в
сторону и с разворота ногой разнес одному из "пьяных" челюсть. Второй
умел драться разве что со связанными:

Посторонний запах бензииа окутал нас. Я схватил девушку за руку -
она упиралась. Она еще хваталась за свой брызнувший пакет с осколками
стекла, за разлетевшиеся из папки листки: Страшным усилием я выдернул
ее к себе, как из болота. Теперь надо было успеть подобрать кейс - там
были все мои документы - и куда-то нырнуть:

И мы успели и подобрать, и нырнуть, и уже сквозь стекло дверей
бывшего "Мюра и Мерилиза" я успел увидеть подъехавшую "скорую":

У нас было минут десять, чтобы скрыться.

- Ты кто? - дрожа, спросила она.

- Дубровский,- огрызнулся я. - Молчи и не отставай.

Я свернул на вонючую лестницу, ведущую вниз. Там были сортиры. К
Играм их вычистили, но запах убить не смогли. И еще там была курилка.
Пустая.

Я открыл кейс. Футболка с медведем: козырек от солнца: помада:
достаточо.

- Переодевайся. Мигом. Я отвернусь.

- Да кто ты такой, чтобы?.. - она задохнулась.

- Потом я тебе все объясню. Главное - выйти отсюда.

- Мне уже все равно не выйти:

- Это ты брось. Так не бывает.

- Там: там мои плакаты остались: листовки:

- О, Господи,- сказал я. - Какая ерунда. Передевайся и пошли.

- Ку:да?

- Там видно будет, - я отвернулся.

- Го:това:- буквально через секунду сказала она.

Я оглянулся. Вместо народоволки передо мной стояла "девочка с
окраины" в мини-платье (оно же макси-майка), с ярким ртом, в
залихвастски надвинутой матерчатой кепочке.

- Хорошо, - одобрил я. - Старое платье мне.

Она послушно подала.

Я скомкал его, унес в мужской туалет и, встав на унитаз, запихал в
бачок.

Найдут, но не сразу. Вернулся. Она ждала. На лице ее проступало
недоумение.

- Теперь слушай меня внимательно. Сейчас я беру тебя под руку, и
мы медленно и очень спокойно выходим отсюда и идем туда, куда нам
надо. Твоя задача - ни на кого не смотреть. Как женщина Востока.
Постарайся глубоко задуматься о чем-то. Например, о том, кто я такой.
Задача ясна?

- Да, но: зачем все это?

- Поговорим вечером. Давай руку, и пошли. Медленно и печально:

Именно так, медленно и печально, как и полагается ходить под
"серой вуалью", мы миновали спускавшихся нам навстречу двух
милиционеров, с трудом понимавших, чего от них добиваются товарищи
чекисты. Сами же чекисты стояли на галереях и мостиках, высматривая
девушку в бальном платье и мужика, которого никто толком запомнить не
сумел, но судя по итогу боя - горилла: Не забывали они при этом и
принюхиваться к покупателям, отчего вид у них делался совершенно
идиотский:

В дверях их стояло человек шесть. Моя спутница напряглась, но -
продолжала идти. И потом, когда и ГУМ, и здание Английского клуба
остались позади, когда мы спустились в неожиданную прохладу бесконечно
длинного подземного перехода, она вдруг задрожала - по-настоящему. Я
обхватил ее за талию:

- Держись, воительница. Скоро привал.

Никем не гонимые, мы спустились в метро. Бабка-контролерша
прошипела ядовито в спину:

- Вси равно он на тебе, деушка, не женится, мышиный жеребчик:

:История моей новой знакомой была уникальна, но проста. До
нынешнего февраля семья их была по-настоящему счастливой, несмотря на
частые переезды и гарнизонный уют. Отец, полковник ВДВ, брат,
лейтенант тех же войск, мать, жена офицера, то есть - на все руки, и
она, Аннушка. С позапрошлого года - студентка института Герцена:

Все рухнуло в один день, когда, получив сразу два цинковых гроба,
упала и больше не встала мать. Аннушка прилетела в Читу на тройные
похороны и вдруг узнала, что осталась не только сиротой, но и
бездомной: в квартиру уже вселялись другие:

Она не помнила, как прожила эти полгода. Сегодня утром,
проснувшись в комнате общежития, она написала десяток листовок, потом
спустилась в хозяйственный магазин, купила шесть бутылок растворителя,
слила их в одну банку, надела свое лучшее платье, сунула за пазуху
отцовскую зажигалку "данхилл" и пошла на Красную площадь.

Я покрутил зажигалку в пальцах. Щелкнул. Огонек был слабый. Газ
почти кончился.

В каком бы состоянии аффекта не находилась женщина, она всегда
действует рационально. Именно сегодня вся московская милиция, не
задействованная на

Играх, занималась похоронами Высоцкого. Там же была и Лубянка:

Только поэтому ее перехватили уже у самой цели.

А ведь могли и не перехватить:

Внезапно она уснула прямо на коминтовом диване: сидела и уснула. Я
прикрыл ее простыней и отошел к окну - покурить. Еще долго не
стемнеет: Откуда-то снизу пел Высоцкий: ":но с неба скатилась шальная
звезда - прямо под сердце:" И у самого Коминта было два десятка бобин
с записями. Но я не знал, как включается его допотопный магнитофон.

14.

Историческаяя драма сыграна, и остался один еще

эпилог, который, впрочем, как у Ибсена, может

сам растянуться на пять актов. Но содержание их,

в существе дела, заранее известно.

Владимир Соловьев

Коминта похоронили в Ехегнадзоре. За годы войны здесь научились не
спрашивать об обстоятельствах явно насильственных смертей.

На кладбище Надежда подошла к Николаю Степановичу, обняла неловко
и заплакала - впервые за эти дни: Ашхен же сказала, подбоченясь и
выставив вперед ногу: "Я всегда говорила, что вот этим все и