Чтение 171–й страницы книги ~Графиня Де Монсоро~

ловкий, поэтому, когда Диана думала об их поединке, к ее страху
примешивалось чувство гордости.

Бюсси с самого утра явился к герцогу Анжуйскому и сопровождал его в
Лувр, там он все время оставался в галерее.

Выйдя от короля, герцог забрал Бюсси с собой, и королевский кортеж
направился в Сен-Жермен-л'Оксеруа.

При виде Бюсси, такого прямого, верного, преданного, герцог
почувствовал некоторые угрызения совести, но два обстоятельства подавили
в нем добрые побуждения: большая власть, которую забрал над ним Бюсси,
как всякий сильный человек над человеком слабым, внушала принцу
опасение, как бы Бюсси, находясь возле его трона, не стал настоящим
королем; и затем - Бюсси любил госпожу де Монсоро, и любовь эта
порождала все муки ревности в сердце Франсуа.

Однако Монсоро, со своей стороны, вызывал у него почти такое же
беспокойство, как Бюсси, и принц сказал себе:

"Если Бюсси пойдет со мной и, поддержав меня своей храбростью,
поможет мне завоевать победу, тогда какое будет иметь значение для меня
- победителя, что скажет или сделает этот Монсоро? Если же Бюсси покинет
меня, я ему ничем больше не обязан и тоже его покину".

Вследствие этих двойственных мыслей, предметом которых был Бюсси,
принц ни на минуту не спускал глаз с молодого человека.

Он видел, как тот со спокойным, улыбающимся лицом вошел в церковь,
любезно пропустив перед собой своего противника д'Эпернона, и встал на
колени где-то позади.

Тогда принц сделал ему знак приблизиться. В том положении, в котором
он находился, принц, чтобы видеть Бюсси, был вынужден поворачивать назад
голову, в то время как, поместив Бюсси слева от себя, ему достаточно
было скосить глаза.

С начала мессы прошло почти четверть часа, когда в церковь вошел Реми
и опустился на колени возле своего господина. При появлении молодого
лекаря герцог вздрогнул: ему было известно, что Бюсси поверял Одуэну все
свои тайные мысли.

И действительно, через некоторое время, после того, как они шепотом
обменялись несколькими словами, Реми потихоньку передал своему господину
записку.

Принц почувствовал, как кровь заледенела у него в жилах: адрес на
записке был написан мелким, изящным почерком.

"Это от нее, - сказал себе принц, - она сообщает, что муж уезжает из
Парижа".

Бюсси опустил бумажку в свою шляпу, развернул и прочел. Принц больше
не видел записки, но зато он видел лицо Бюсси, озаренное светом радости
и любви.

- А! Если ты не пойдешь со мной, берегись! - прошептал он.

Бюсси поднес записку к губам и спрятал на груди.

Герцог поглядел вокруг. Будь Монсоро тут, кто знает, возможно, у
принца и не стало бы терпения дождаться вечера, чтобы назвать ему имя
Бюсси.

Когда месса кончилась, все снова возвратились в Лувр, где их ожидал
легкий завтрак - короля в его покоях, а дворян - в галерее.

Швейцарцы уже выстроились возле ворот Лувра, готовые отправиться в
путь.

Крийон с французской гвардией стоял во дворе.

Так же, как герцог Анжуйский не терял из виду Бюсси, так и Шико не
терял из виду короля.

Когда входили в Лувр, Бюсси подошел к герцогу.

- Простите, монсеньер, - произнес он, отвешивая поклон, - я хотел бы
сказать вашему высочеству два слова.

- Это спешно? - спросил герцог.

- Очень, монсеньер.

- А не мог бы ты сказать их мне во время шествия? Мы будем идти
рядом.

- Извините, монсеньер, но я остановил ваше высочество как раз, чтобы
попросить разрешения не сопровождать вас.

- Почему это? - спросил герцог голосом, в котором звучало плохо
скрытое волнение.

- Монсеньер, вашему высочеству известно, что завтра - великий день,
ибо он должен покончить с враждой между Анжу и Францией. Я хочу
удалиться в мой венсенский домик и весь сегодняшний день провести там в
затворничестве.

- Значит, ты не примешь участия в шествии, в котором участвует весь
двор, участвует король?

- Нет, монсеньер. Разумеется, с разрешения вашего высочества.

- И ты не присоединишься ко мне даже в монастыре святой Женевьевы?

- Монсеньер, я хочу иметь весь день свободным.

- Но, однако, - сказал герцог, - вдруг в течение дня мне понадобятся
мои друзья!..

- Так как они вам понадобятся, монсеньер, лишь для того, чтобы
поднять шпагу на своего короля, я с двойным основанием прошу отпустить
меня, - ответил Бюсси. - Моя шпага связана моим вызовом д'Эпернону.

Еще накануне Монсоро сказал принцу, что он может рассчитывать на
Бюсси. Значит, все переменилось со вчерашнего дня, и перемена эта
произошла из-за записки, принесенной Одуэном в церковь.

- Итак, - процедил герцог сквозь зубы, - ты покидаешь своего сеньора
и господина, Бюсси?

- Монсеньер, - сказал Бюсси, - у человека, который завтра рискует
жизнью в таком жестоком, кровавом, смертельном поединке, каким, ручаюсь
вам за это, будет наш поединок, у человека этого нет больше иного
господина, чем тот, кому будет предназначена моя последняя исповедь.

- Ты знаешь, что речь идет о троне для меня, и покидаешь меня?

- Монсеньер, я достаточно для вас потрудился и достаточно потружусь
еще и завтра, не требуйте от меня большего, чем моя жизнь.

- Хорошо, - сказал глухим голосом герцог, - вы свободны, ступайте,
господин де Бюсси.

Бюсси, ничуть не обеспокоенный этой внезапной холодностью, поклонился
принцу, спустился по лестнице и, очутившись за стенами Лувра, быстро
зашагал к своему дворцу.

Герцог кликнул Орильи.

Орильи появился.

- Ну как, монсеньер? - спросил лютнист.

- Он сам себя приговорил.

- Он не идет с вами?

- Нет.

- Он отправляется на свидание по записке?

- Да.

- Тогда, значит, сегодня вечером?

- Сегодня вечером.

- Господин де Монсоро предупрежден?

- О свидании - да, о том, кого он там увидит, - пока нет.

- Итак, вы решили пожертвовать вашим Бюсси?

- Я решил отомстить, - сказал принц. - Теперь я боюсь только одного.

- Чего же?

- Того, как бы Монсоро не доверился только своей силе и ловкости и
как бы Бюсси от него не ускользнул.

- Пусть монсеньер не беспокоится.

- Почему?

- Господин де Бюсси приговорен окончательно?

- Да, клянусь смертью Христовой! Он взялся меня опекать, лишил воли,
навязал мне свою, отнял у меня возлюбленную и завладел ею; это не
человек, а лев, и я не столько его господин, сколько просто сторож при
нем. Да, да, Орильи, он приговорен окончательно, без права на
помилование.

- Что ж, в таком случае, как я уже сказал, пусть монсеньер не
волнуется: если Бюсси ускользнет от Монсоро, он не спасется от другого.

- А кто этот другой?

- Монсеньер приказывает мне назвать его?

- Да, я тебе приказываю.

- Этот другой - господин д'Эпернон.

- Д'Эпернон! Д'Эпернон, который должен завтра драться с ним?

- Да, монсеньер.

- Расскажи-ка мне все.

Орильи начал было рассказывать, но тут принца позвали. Король уже
сидел за столом и удивлялся, что не видит герцога Анжуйского, вернее
говоря, Шико обратил его внимание на отсутствие принца, и король
потребовал позвать брата.

- Ты расскажешь мне во время шествия, - решил герцог.

И он пошел за лакеем, которого за ним прислали.

А теперь, так как мы, будучи заняты более важным героем, не
располагаем временем, чтобы последовать за герцогом и Орильи по улицам
Парижа, мы расскажем нашим читателям, что произошло между д'Эперноном и
лютнистом.

Ранним утром д'Эпернон явился в Анжуйский дворец и сказал, что хочет
поговорить с Орильи.

Он давно уже был знаком с музыкантом.

Последний учил его игре на лютне, и ученик с учителем много раз
встречались, чтобы попиликать на виоле пли на скрипке, как это было в
моде в те времена, не только в Испании, но и во Франции.

Вследствие этого двух музыкантов связывала нежная, хотя и умеренная
этикетом, дружба.

А кроме того, д'Эпернон, хитрый гасконец, использовал способ тихого
проникновения, состоявший в том, чтобы подбираться к хозяевам через их