Неправда, что эти разговоры ведут фермеры. Это маски, диалоги масок. В
то время как Фет -- действительно землевладелец. Тут очень тонкая
разница.
[Волков:]
говорили, что Фрост -- высокообразованный поэт...
[Бродский:]
сокращенный, отжатый вариант Эсхила (это мои еретические соображения).
Конечно, Фрост многое взял у "лейкистов". Фростовская идиома -- белые
стихи, пятистопный ямб. А надо помнить, что английский пятистопный ямб
-- это хлеб и вода английской поэзии. Как в русской поэзии ямб
четырехстопный. За спиной Фроста они все -- от Шекспира, чьи драмы этим
же самым стихом написаны, до Китса. Но меня-то в гораздо большей
степени интересует то, чему Фрост научился у греков. Это у них он
научился пользоваться диалогом. Хотя искусство Фроста, безусловно, XX
века. Этот лес, эта колоннада, эта перспектива, ее нарушение. Лес как
источник смерти или синоним жизни. Все это не просто прочувствовано.
Это взгляд на природу культурного человека. Только высококультурный
человек может придать такую смысловую нагрузку этой декорации: лес,
изгородь, дрова... В европейских литературах подобный экзистенциальный
ужас в описании природы отсутствует начисто. Надо признать, что в
известном смысле Фрост был конечно же ограниченным человеком, его
интересовали определенные вещи, скажем, лес. И тот ужас, который
источает лес, он ощущал как никто. Более глубокую интерпретацию этого
лесного абсурда дать нельзя. Но, например, про траву ему уже в голову
ничего подобного не приходило. Вообще это очень интересная тема -- что
Фрост для своей метафорики отбирал в природе, а от чего отказывался.
[Волков:]
другими русскими крестьянскими поэтами. Почему?
[Бродский:]
дух..." У него, как и у всякого русского человека, постоянно ощущаешь
стремление произнести приговор миру. Да и лиризм, музыкальность стиха у
Клюева совершенно иные. Это лиризм секты. По-моему, почти все русские
поэты (вне зависимости от того, верующие они или нет) злоупотребляют
церковной терминологией. В стихах постоянно возникает ситуация: я и
Бог. Что, на мой взгляд, прежде всего нескромно. Потому что подобный
расклад как бы предполагает, что Бог обо мне тоже должен знать, читать
мои стихи и прочее. Состоять в переписке. Между прочим, сказанное в
большой степени относится к молодым русским поэтам. Нет стихотворения,
где автор не бил бы поклонов. Ну совершенно расшибают лоб. Само по себе
возрождение религиозного сознания можно только приветствовать. Но у
литературы есть свои законы. И с литературной точки зрения подобные
короткие отношения с Господом выглядят моветоном. Возникает
религиозно-литературная инфляция.
[Волков:]
мессы, всенощные и прочее -- может только верующий. Причем верующий не
просто в "символические образы", но и, как Стравинский выразился, "в
личность Господа, личность Дьявола и чудеса Церкви".
[Бродский:]
который говорил, что Иоганн Себастьян Бах находился в чрезвычайно
выигрышном положении. Когда Баху хотелось прославить Господа, он просто
писал кантату или "страсти". В то время как сегодня, если вы хотите
сделать то же самое, вам приходится прибегать к косвенной речи.
По-моему, замечательно сказано.
[Волков:]
вопросе не вполне последователен. Он отвергал спонтанные обращения к
Господу, твердо веруя, что эффективна только, что называется,
"формализованная" молитва. Но при этом в церковь ходил, по сведениям
его биографа Роберта Крафта, чрезвычайно редко; с 1952 года и до смерти
в 1971 году -- вообще ни разу. А как проявлялась в повседневной жизни
религиозность Ахматовой?
[Бродский:]
[Волков:]
Надежда Павлович, летом жившая в Юрмале, каждое воскресенье
отправлялась в близлежащую церковь.
[Бродский:]
я был с Ахматовой знаком, она была чрезвычайно тяжела на подъем.
Кстати, в квартире Ахматовой образов не было.
[Волков:]
Он говорил, что интеллекту и дарованию Одена от христианства нужна
только его форма, или даже униформа.
[Бродский:]
англиканской церкви, и его самая большая амбиция была отслужить службу
в качестве священника. Что ему дважды организовали в Англии. Оден
рассказывал мне, что когда он жил здесь, в Нью-Йорке, то довольно часто
захаживал в армянскую и русскую церкви. Оден говорил: ужасно приятно
быть в церкви и слушать службу, не понимая языка. Потому что тогда не
отвлекаешься от главного. Что, в общем, является чрезвычайно толковым
оправданием богослужения на латыни.
[Волков:]
к Богу.
[Бродский:]
всякое творчество есть по сути своей молитва. Всякое творчество
направлено в ухо Всемогущего. В этом, собственно, сущность искусства.
Это безусловно. Стихотворение если и не молитва, то приводимо в
движение тем же механизмом -- молитвы. У Ахматовой в чисто
терминологическом плане это выражено с наибольшей откровенностью. Но,
как правило, приличный человек, занимающийся изящной словесностью,
помнит одну заповедь: не употребляй Имени всуе. Возьмем того же Фроста.
У него совершенно не было к этому склонности. Как, впрочем, и у
Шекспира: ни разу. Помню, мы с Ахматовой обсуждали возможность
переложения Библии стихами. Здесь, в Америке, никто из поэтов этим
заниматься не стал бы. Эдвин Арлингтон Робинсон был последним, кто мог
бы за такое взяться. В протестантском искусстве нет склонности к
оцерковливанию образности, нет склонности к ритуалу. В то время как в
России традиция иная. Вот почему так трудно каким бы то ни было образом
поместить Фроста в контекст русской литературы. Вот почему мироощущение
Фроста (а вслед за мироощущением и его стих) настолько альтернативно
русскому. Он абсолютно другой.
[Волков:]
не должен быть близок русской стиховой культуре, которая тоже
традиционна?
[Бродский:]
прочим, формально Фрост не так уж разнообразен и интересен.) Но по духу
-- трудно отыскать нечто более противоположное. Фрост -- представитель
того искусства, которое по-русски просто не существует. Русский поэт
стихами пользуется, чтобы высказаться, чтобы душу излить. Даже самый
отстраненный, самый холодный, самый формальный из русских поэтов.
[Волков:]
[Бродский:]
отличие от русских поэтов, никогда не выплескивает себя на рояль. Вы
знаете, в поэзии мы ищем мироощущения нам незнакомого. И если взглянуть
на тех, кого мы более или менее знаем, то сюрпризов особых не
обнаружится. Про соотечественников чего говорить, их мы знаем как
облупленных. "Великий Бог любви, великий Бог детали" -- ну что ж,
Буджолд Лоис
Шилова Юлия
Гуревич Георгий
Шилова Юлия
Лондон Джек
Суворов Виктор