read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com


Потом он довольно долго молча размышлял.
- Ох, и бедовая бабенка Муська Гринберг, - внезапно с живостью и
лукавством сказал следователь, сказал, как мужчина, говорящий с мужчиной,
и Крымов смутился, растерялся, сильно покраснел.
Было! Но как давно это было, а стыд продолжался. Он, кажется, уже любил
тогда Женю. Кажется, заехал с работы к своему старинному другу, хотел
вернуть ему долг, кажется, брал деньги на путевку. А дальше он уж все
помнил хорошо, без "кажется". Константина не было дома. И ведь она ему
никогда не нравилась, - басовитая от беспрерывного курения, судила обо
всем с апломбом, она в Институте философии была заместителем секретаря
парткома, правда, красивая, как говорят, видная баба. Ох... это Костину
жену он лапал на "диване, и ведь еще два раза с ней встречался...
Час тому назад он думал, что следователь ничего не знает о нем,
выдвиженец из сельского района...
И вот шло время, и следователь все спрашивал об иностранных
коммунистах, товарищах Николая Григорьевича, - он знал их уменьшительные
имена и шуточные клички, имена их жен, их любовниц. Что-то зловещее было в
огромности его сведений.
Будь Николай Григорьевич величайшим человеком, каждое слово которого
важно для истории, и то не стоило собирать в эту папку столько рухляди и
пустяков.
Но пустяков не было.
Где бы он ни шел, оставался след его ног, свита шла за ним по пятам,
запоминала его жизнь.
Насмешливое замечание о товарище, словцо о прочитанной книге, шуточный
тост на дне рождения, трехминутный разговор по телефону, злая записка,
написанная им в президиум собрания, - все собиралось в папку со шнурками.
Слова его, поступки были собраны, высушены, составляли обширный
гербарий. Какие недобрые пальцы трудолюбиво собирали бурьян, крапиву,
чертополох, лебеду...
Великое государство занималось его романом с Муськой Гринберг.
Пустяковые словечки, мелочи сплетались с его верой, его любовь к Евгении
Николаевне ничего не значила, а значили случайные, пустые связи, и он уже
не мог отличить главного от пустяков. Сказанная им непочтительная фраза о
философских знаниях Сталина, казалось, значила больше, чем десять лет его
бессонной партийной работы. Действительно ли он в 1932 году сказал,
беседуя в кабинете Лозовского с приехавшим из Германии товарищем, что в
советском профдвижении слишком много государственного и слишком мало
пролетарского? И товарищ стукнул.
Но, Боже мой, все ложь! Хрусткая и липкая паутина лезет в рот, ноздри.
- Поймите, товарищ следователь...
- Гражданин следователь.
- Да-да, гражданин. Ведь это мухлевка, предвзято. Я в партии на
протяжении четверти века. Я поднимал солдат в семнадцатом году. Я четыре
года был в Китае. Я работал дни и ночи. Меня знают сотни людей... Во время
Отечественной войны я пошел добровольно на фронт, в самые тяжелые минуты
люди верили мне, шли за мной... Я...
Следователь спросил:
- Вы что, почетную грамоту сюда пришли получать? Наградной лист
заполняете?
В самом деле, не о почетной грамоте он хлопочет.
Следователь покачал головой:
- Еще жалуется, что жена ему передач не носит. Супруг!
Эти слова сказал он в камере Боголееву. Боже мой! Каценеленбоген шутя
сказал ему: "Грек пророчил: все течет, а мы утверждаем: все стучат".
Вся его жизнь, войдя в папку со шнурками, теряла объем, протяженность,
пропорции... все смешалось в какую-то серую, клейкую вермишель, и он, уж
сам не знал, что значило больше: четыре года подпольной сверхработы в
изнуряющей парной духоте Шанхая, сталинградская переправа, революционная
вера или несколько раздраженных слов об убогости советских газет,
сказанных в санатории "Сосны" малознакомому литературоведу.
Следователь спросил добродушно, негромко, ласково:
- А теперь расскажите мне, как фашист Гаккен вовлек вас в шпионскую и
диверсионную работу.
- Да неужели вы серьезно...
- Крымов, не валяйте дурака. Вы сами видите - нам известен каждый шаг
вашей жизни.
- Именно, именно поэтому...
- Бросьте, Крымов. Вы не обманете органы безопасности.
- Да, но ведь это ложь!
- Вот что, Крымов. У нас есть признание Гаккена. Раскаиваясь в своем
преступлении, он рассказал о вашей с ним преступной связи.
- Предъявите мне хоть десять признаний Гаккена. Это фальшивка! Бред!
Если есть у вас такое признание Гаккена, почему мне, диверсанту, шпиону,
доверили быть военным комиссаром, вести людей в бой? Где вы были, куда
смотрели?
- Вас, что ли, учить нас сюда позвали? Руководить работой органов, так,
что ли?
- Да при чем тут - руководить, учить! Есть логика. Я Гаккена знаю. Не
мог он сказать, что вербовал меня. Не мог!
- Почему такое - не мог?
- Он коммунист, революционный борец.
Следователь спросил:
- Вы всегда были уверены в этом?
- Да, - ответил Крымов, - всегда!
Следователь, кивая головой, перебирал листы дела и, казалось,
растерянно повторял:
- Раз всегда, то и дело меняется... и дело меняется...
Он протянул Крымову лист бумаги.
- Прочтите-ка, - проговорил он, прикрывая ладонью часть страницы.
Крымов, просматривая написанное, пожимал плечами.
- Дрянновато, - сказал он, отодвигаясь от страницы.
- Почему?
- У человека нет смелости прямо заявить, что Гаккен честный коммунист,
и ему не хватает подлости обвинить его, вот он и выкручивается.
Следователь сдвинул ладонь и показал Крымову подпись Крымова и дату -
февраль 1938 года.
Они молчали. Потом следователь строго спросил:
- Может быть, вас били и поэтому вы дали такие свидетельские показания?
- Нет, меня не били.
А лицо следователя вновь распалось на кубики, брезгливо смотрели
раздраженные глаза, рот говорил:
- Вот так. А будучи в окружении, вы на два дня оставили свой отряд. Вас
на военном самолете доставили в штаб группы немецких армий, и вы передали
важные данные, получили новые инструкции.
- Бред сивой кобылы, - пробормотало существо с расстегнутым воротом
гимнастерки.
А следователь повел дальше свое дело. Теперь Крымов не ощущал себя
идейным, сильным, с ясной мыслью, готовым пойти на плаху ради революции.
Он ощущал себя слабым, нерешительным, он болтал лишнее, он повторял
нелепые слухи, он позволял себе насмешливость по отношению к чувству,
которое советский народ испытывал к товарищу Сталину. Он был неразборчив в
знакомствах, среди его друзей многие были репрессированы. В его
теоретических взглядах царила путаница. Он жил с женой своего друга. Он
дал подлые, двурушнические показания о Гаккене.
Неужели это я здесь сижу, неужели это со мной все происходит? Это сон,
прекрасный сон в летнюю ночь...
- А до войны вы передавали для заграничного троцкистского центра
сведения о настроениях ведущих деятелей международного революционного
движения.
Не надо было быть ни идиотом, ни мерзавцем, чтобы подозревать в измене
жалкое, грязное существо. И Крымов на месте следователя не стал бы
доверять подобному существу. Он знал новый тип партийных работников,
пришедший на смену партийцам, ликвидированным либо отстраненным и
оттесненным в 1937 году. Это были люди иного, чем он, склада. Они читали
иные книги и по-иному читали их, - не читали, а "прорабатывали". Они
любили и ценили материальные блага жизни, революционная жертвенность была
им чужда либо не лежала в основе их характера. Они не знали иностранных
языков, любили в себе свое русское нутро, но по-русски говорили
неправильно, произносили: "процент", "пинжак", "Берлин", "выдающий
деятель". Среди них были умные люди, но, казалось, главная, трудовая сила
их не в идее, не в разуме, а в деловых способностях и хитрости, в
мещанской трезвости взглядов.
Крымов понимал, что и новые и старые кадры в партии объединены великой
общностью, что не в различии дело, а в единстве, сходстве. Но он всегда
чувствовал свое превосходство над новыми людьми, превосходство
большевика-ленинца.
Он не замечал, что сейчас его связь со следователем уже не в том, что
он готов был приблизить его к себе, признать в нем товарища по партии.
Теперь желание единства со следователем состояло в жалкой надежде, что тот
приблизит к себе Николая Крымова, хотя бы согласится, что не одно лишь
плохое, ничтожное, нечистое было в нем.
Теперь уж, и Крымов не заметил, как это произошло, уверенность
следователя была уверенностью коммуниста.
- Если вы действительно способны чистосердечно раскаяться, все еще хоть
немного любите партию, то помогите ей своим признанием.
И вдруг, сдирая с коры своего мозга разъедавшую его слабость, Крымов
закричал:
- Вы ничего не добьетесь от меня! Я не подпишу ложных показаний!
Слышите, вы? Под пыткой не подпишу!



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 [ 172 ] 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.