штукатурке стены:
чем? О, скажи мне, иначе я дурно проведу ночь!
может быть. Жди меня послезавтра.
приходишь, уходишь. Какие счастливцы мужчины! А я останусь одна. Как мне
будет грустно! Что же ты будешь делать завтра вечером? Скажи.
Я не стану тебя больше расспрашивать, раз ты этого не хочешь. Ты мой
повелитель. Завтра весь вечер я буду петь из Эврианты, то, что ты любишь и
что, помнишь, однажды вечером подслушивал у моего окна. Но послезавтра
приходи пораньше. Я буду ждать тебя ровно в девять часов, имей это в виду.
Боже мой, как грустно, что дни такие длинные! Ты слышишь? Ровно в девять
часов я буду в саду.
которые держат любовников в непрерывном общении, оба, в самой своей скорби
упоенные страстью, упали в объятия друг друга, не замечая, что уста их
слились, тогда как восторженные и полные слез взоры созерцали звезды.
до самого бульвара.
мысль, - мысль, которую, увы! он сам считал вздорной и невозможной. Он
принял отчаянное решение.
Глава седьмая. СТАРОЕ СЕРДЦЕ И ЮНОЕ СЕРДЦЕ ДРУГ ПРОТИВ ДРУГА
девицей Жильнорман на улице Сестер страстей господних, э 6, в своем старом
доме. Как помнит читатель, это был человек старого закала, которые ждут
смерти, держась прямо, которых и бремя лет не сгибает и даже печаль не
клонит долу.
начал сдавать". Он больше не отпускал оплеух служанкам, с прежней
горячностью не стучал тростью на площадке лестницы, когда Баск медлил
открыть ему дверь. В течение полугода он почти не брюзжал на Июльскую
революцию. Довольно спокойно прочел он в Монитере следующее словосочетание:
"Г-н Гюмбло -Конте, пэр Франции". Старец несомненно впал в уныние. Он не
уступил, не сдался, - это было не свойственно ни его физической, ни
нравственной природе, -он испытывал душевное изнеможение. В течение четырех
лет он, не отступая ни на шаг, -другими словами этого не выразить -ждал
Мариуса, убежденный, что "скверный мальчишка" рано или поздно постучится к
нему; теперь в иные тоскливые часы ему приходило в голову, что если только
Мариус заставит себя еще ждать, то... Не смерть была ему страшна, но мысль,
что, быть может, он больше не увидит Мариуса. До сих пор эта мысль ни на
одно мгновение не посещала его; теперь она начала появляться и леденила ему
кровь. Разлука, как это всегда бывает, если чувства искренни и естественны,
только усилила его любовь, любовь деда к неблагодарному исчезнувшему внуку.
Так в декабрьские ночи, в трескучий мороз, мечтают о солнце. Помимо всего
прочего Жильнорман чувствовал, или убедил себя, что ему, деду нельзя делать
первый шаг. "Лучше околеть", -говорил он. Не считая себя ни в чем виноватым,
он думал о Мариусе с глубоким умилением и немым отчаяньем старика, уходящего
во тьму.
устыдило, ни одну любовницу не любил так, как любил Мариуса.
портрет своей младшей дочери, покойной г-жи Понмерси, написанный с нее,
когда ей было восемнадцать лет, видимо желая, чтобы это было первое, что он
видел, пробуждаясь ото сна. Он все время смотрел на него. Как-то, глядя на
портрет, он будто невзначай сказал:
закрыв глаза, дочь осмелилась спросить:
столу и дрожащим голосом, в величайшем раздражении, крикнул:
неблагодарный хвастунишка, бессердечный, бездушный гордец, злюка!
говорить.
глубокомысленный вывод: "Отец охладел к сестре после той глупости, которую
она сделала. Видно, он терпеть не может Мариуса".
полковника.
неудачу в своей попытке заменить Мариуса своим любимцем, уланским офицером.
Теодюль, в роли его заместителя, не имел никакого успеха. Жильнорман не
согласился на подставное лицо. Сердечную пустоту не заткнешь затычкой. Да и
Теодюль, хотя и понял, что тут пахнет наследством, не выдержал тяжелой
повинности - нравиться. Старик наскучил улану, улан опротивел старику.
Лейтенант Теодюль был малый, вне всякого сомнения, веселый, но не в меру
болтливый; легкомысленный, но пошловатый; любивший хорошо пожить, но плохо
воспитанный; у него были любовницы, это правда, и он много о них говорил,
-это тоже правда, -но говорил дурно. Все его качества были с изъяном.
Жильнорману надоело слушать россказни о его удачных похождениях неподалеку
от казарм на Вавилонской улице. К довершению всего, лейтенант Жильнорман
иногда появлялся в мундире с трехцветной кокардой. Это делало его уже просто
невыносимым. В конце концов старик Жильнорман сказал дочери:
мирное время я не чувствую особого пристрастия к военным. Я предпочитаю
саблю в руках рубаки, чем на боку у гуляки. Лязг клинков на поле битвы не
так противен, как стукотня ножен по мостовой. Кроме того, пыжиться,
изображать героя, стягивать себе талию, как баба, носить корсет под кирасой
- это уж совсем смешно. Настоящий мужчина одинаково далек и от бахвальства и
от жеманства. Не фанфарон и не милашка. Бери своего Теодюля себе.
быть двоюродным дядей.
жалеть о Мариусе.
жаркий огонь в камине, - он отпустил дочь, и она занялась шитьем в соседней
комнате. Он сидел в своей спальне, расписанной сценами из пастушеской жизни,
полузакрытый широкими коромандельского дерева ширмами о девяти створках,
утонув в ковровом кресле, положив ноги на каминную решетку, облокотившись на
стол, где под зеленым абажуром горели две свечи, и держал в руке книгу,
которую, однако, не читал. По своему обыкновению, он был одет, как одевались
щеголи во времена его молодости, и был похож на старинный портрет Гара. На
улице вокруг него собралась бы толпа, если бы дочь не накидывала на него,
когда он выходил из дома, нечто вроде стеганой широкой епископской мантии,
скрывавшей его одеяние. У себя в комнате он надевал халат только по утрам
или перед отходом ко сну. "Халат слишком старит", - говорил он.
преобладала горечь. В нем закипал гнев, и в конце концов его озлобленная
нежность переходила в негодование. Он дошел до такого состояния, когда
человек готов покориться своей участи и примириться с тем, что ему причиняет
боль. Он доказывал себе, что больше нечего ждать Мариуса, что если бы он
хотел возвратиться, то уже возвратился бы, и что надо отказаться от всякой
надежды. Он пытался привыкнуть к мысли, что с этим кончено и ему предстоит
умереть, не увидев "этого господина". Но все его существо восставало против
этого; его упорное отцовское чувство отказывалось с этим соглашаться.
- неужели он не вернется?" Его облысевшая голова склонилась на грудь, и он
вперил в пепел камина скорбный и гневный взгляд. В минуту этой глубочайшей
задумчивости вошел его старый слуга Баск и спросил:
поднявшийся под действием гальванического тока. Вся кровь прихлынула ему к
сердцу. Он пролепетал, заикаясь:
хозяина, - сам я его не видел. Николетта сказала мне: "Пришел молодой
человек, доложите, что это господин Мариус".
Конюшевский Владислав
Афанасьев Роман
Андреев Николай
Посняков Андрей
Самойлова Елена
Курылев Олег