удовлетворение, просил Тома больше не упоминать об этом, хотя про себя не
мог не подивиться, что за странная должность у Тома и почему он бывает так
скрытен, смущен и непохож на себя, как только речь заходит о его службе. Он
не раз возвращался к этой мысли и после ухода Тома, который удалился сразу
же, как только окончен был этот разговор, и захватил с собой мистера Тэпли,
заметив с улыбкой, что он может беспрепятственно сопровождать его до
Флит-стрит.
вместе на улицу.
насчет супружества, сэр.
- возразил Том, смеясь.
лукавых своих взглядов:
симпатии, кроме миссис Льюпин.
она?
предъявил его взорам в высшей степени невозмутимую и лишенную всякого
выражения физиономию - совершенно как глухая стена. Однако, с поразительной
быстротой открывая в ней окно за окном и зажигая в них свет как бы для
полной иллюминации, он выразительно повторил:
- воскликнул Том.
в этом не уверен. Милая, приятная женщина, сэр!
всегда была милая и приятная, разве нет?
того чтобы скитаться по заграницам и терять время, оставляя ее одну, чтобы к
ней сватались другие?
доверие, - я вам расскажу, как это вышло. Вы меня знаете, мистер Пинч; ни
одна живая душа не знает меня лучше. Вам известны мои склонности, и вам
известны мои слабости. Моя главная склонность - быть веселым; а моя слабость
- желать, чтобы это считали заслугой. Очень хорошо, сэр. В таком
расположении я забираю себе в голову, будто она смотрит на меня... как
говорится, благосклонно, - правда, сэр? - сказал мистер Тэпли после
некоторого деликатного колебания.
разговаривали на эту тему давным-давно, еще до того, как вы ушли из
"Дракона".
я пришел к заключению, что никакой заслуги не будет в том, чтобы вести такую
жизнь, когда все приятности, так сказать, сами идут к вам в руки. Словом,
при моей склонности видеть жизнь в розовом свете, я рассчитывал, что меня
ожидает много всяких несчастий; тут-то, думалось мне, я и смогу как следует
показать себя и быть веселым при таких обстоятельствах, когда это можно
считать заслугой. Пустился я по свету, сэр, настроенный весьма
жизнерадостно, и что же вышло? Сначала я попадаю на корабль и очень скоро
обнаруживаю (оттого, что мне нетрудно быть веселым, заметьте), что особенно
хвалиться нечем. Я бы мог это счесть за предостережение и бросить, да вот не
счел. Приезжаю в Соединенные Штаты, и тут, не стану отрицать, в первый раз
чувствую, что есть заслуга в том, чтобы не падать духом. И что же? Только бы
мне развернуться и показать себя, уже дело совсем дошло до этого, и вдруг
мой хозяин меня подвел.
бросил прежние свои замашки, так что служить стало легко, и этим посадил
меня на мель без всяких объяснений. В таком состоянии я возвращаюсь домой.
Очень хорошо. Все мои надежды разбиты, и, видя, что нет такого уголка в
мире, где я мог бы показать себя, я говорю, махнув на все рукой: "Так сделаю
же то, в чем никакой заслуги нету: женюсь на милой, приятной женщине,
которая меня очень любит, - и которую я тоже очень люблю, - заживу мирно и
весело и перестану сопротивляться судьбе, раз она устраивает мое счастье".
речи, - и самая необыкновенная, о какой я слышал, она от этого не становится
менее мудрой. Миссис Льюпин, разумеется, ответила согласием?
Главным образом потому, я думаю, что я ее не спрашивал. Но мы с ней очень
хорошо поговорили, можно сказать, договорились в тот вечер, когда я
вернулся. Все как полагается, сэр.
Марк, от всего сердца. Мы с вами еще увидимся сегодня, я думаю. Всего
хорошего пока что.
в качестве монолога, глядя ему вслед, - хоть вы и камень преткновения для
благородного честолюбия. Вы, сами того не зная, первый разбили мои надежды.
У Пекснифа я вознесся бы до небес, а ваш кроткий характер тянет меня вниз.
Всего хорошего, мистер Пинч!
были заняты совсем иным делом. Как только они остались вдвоем, Мартин сказал
с видимым затруднением:
Тома и оттого кажетесь мне старым знакомым. И я не буду в состоянии говорить
с нами свободно, пока не выскажу того, что гнетет меня. Мне больно видеть,
что вы не доверяете мне и считаете меня способным злоупотребить бескорыстием
Тома, или его добротой, или другими его хорошими свойствами.
очень жалею, что так вышло.
не стану отрицать, - да, я привык думать, что вы - не по злой воле, а просто
по беспечности - мало считаетесь с его натурой и уважаете его меньше, чем он
того заслуживает. Гораздо легче пренебрегать Томом, чем оценить его.
не было другого предмета на свете (кроме одного), который Джон - принимал бы
ближе к сердцу.
продолжал он, - и научился его любить как человека, который бесконечно лучше
меня самого. Когда мы с вами встретились, мне показалось, что вы его не
понимаете. Мне показалось, что вы и не очень хотите его понять. Примеры,
которые мне пришлось наблюдать, да и самые случаи, дававшие повод к таким
наблюдениям, были очень незначительны и безобидны. Но мне они бросились в
глаза и были неприятны; а ведь я не подстерегал их, поверьте. Вы скажете, -
прибавил Джон с улыбкой, впадая в более привычный для него тон, - что я
отнюдь не любезен с вами. Могу только уверить вас, что сам я ни в коем
случае не начал бы этого разговора.
я высоко ценю ту дружбу, которую вы питаете к Тому и которую много раз ему
доказывали. Зачем бы я стал таиться от вас, - однако он густо покраснел при
этом, - да, действительно, я не понимал Тома и не старался понять, когда был
его товарищем, и теперь искренне сожалею об этом.
Джон протянул Мартину руку, словно еще не здоровался с ним; Мартин так же
открыто подал ему свою, и всякая натянутость между молодыми людьми исчезла.
вспомните, что всему есть конец, а в конце-то и заключается вся суть моего
рассказа.
болезнью и медленным выздоровлением пациента, который лежал в гостинице под
вывеской "Бык", а также обо всем, что Том Пинч видел на пристани. Мартин был
немало озадачен, когда Джон дошел до конца, оставив его, как говорится, в
потемках, ибо между тем и другим, по-видимому, не было никакой связи.
же вернусь и попрошу вас пройти в соседнюю комнату.
вернулся, чтобы исполнить свое обещание. Войдя за ним в соседнюю комнату,
Мартин нашел там третье лицо - без сомнения, того незнакомца, на которого
Джон сослался, когда они с Томом пришли сюда.
худ и бледен и, по-видимому, только недавно оправился от тяжелой болезни. Он
стоял, когда молодые люди вошли, но снова сел по просьбе Джона. Его глаза
были опушены, и, бросив один лишь взгляд на Джона и Мартина, смиренный и
умоляющий, он уже не поднимал их более и сидел молча и совершенно не
двигаясь.
говорил, что он слег к гостинице по соседству и перенес тяжелую болезнь. С