Чтение 172–й страницы книги ~Атланты. Воин~

Карандинец не стал лукавить.

- К царю не так-то легко пробраться. Слуги Артабана, то есть
Заратустры, следят за каждым его шагом. Кроме того, станет ли царь слушать
вора? А на тебя мой выбор пал по нескольким причинам. Во-первых, я знаю
тебя. Во-вторых, нас связывает общее дело. В-третьих, я видел как вы с
Артабаном ссорились у реки.

- Ты слышал, о чем мы говорили?

- Нет, я был далеко. Но мне не составило труда догадаться, что
разговор был не из приятных.

- Ты прав. - Мардоний вновь задумался. - А откуда этот спартиат знает
о Заратустре?

- Он догадался, когда я сказал про голубые глаза Артабана. А вообще
мне показалось, что ему известно очень многое, гораздо больше, чем нам.

- Так, - протянул Мардоний. Он бросил мимолетный взгляд на лежащий у
изголовья кинжал. - Что же нам делать?

- Пойти и рассказать обо всем великому царю.

"И лишиться головы, - подумал Мардоний. - Нет, здесь надо действовать
тоньше". Вслух же он сказал:

- Ты прав. Но сначала мы изложим все, что нам известно на пергаменте,
на тот случай, если лже-Артабан попытается расправиться с нами.

По лицу Отшема было видно, что у него отлегло от сердца. Вор
опасался, что Мардоний не поверит ему. Теперь все складывалось как нельзя
лучше. Отшему уже виделось роскошное поместье где-нибудь в Лидии или
Сирии. Журчал фонтан и пышнобедрые обнаженные рабыни извивались в
сладострастном танце.

- Посвети мне, - велел Мардоний, вставая. - Я должен найти пергамент
и краску.

Отшем послушно взял канделябр и подошел к окованному серебром
сундуку, у которого остановился Мардоний. Вельможа щелкнул ключом и
откинул крышку. Пергамент лежал поверх прочих вещей. Мардоний взял его и
положил на столик.

- Нагнись пониже, - попросил он своего сообщника. - Ничего не видно.

Вор наклонился. То было его последнее движение. Узкий кинжал вонзился
точно в сердце. Царь Каранды рухнул на ковер, даже не вскрикнув. Мардоний
вытер окровавленное лезвие об одежду убитого и настороженно прислушался.
Ничего. Вой смерти потонул в звуках и шепоте спящего лагеря.

Ничего.

Мардоний заблуждался, будучи уверен в том, что никто никогда не
узнает, что же произошло в самом деле между ним и карандинским вором. Едва
тело Отшема упало на ковер, как от вельможной палатки отделился неясный
силуэт. Он был невелик и расплывчат. Невозможно было рассмотреть ни рук,
ни контура головы, ни очертаний тела. Человек, крадучись, миновал бивуаки
и шатры, где громко вздыхали во сне усталые воины, незамеченным
проскользнул через сторожевые посты и вышел к берегу моря. Оно в этот
ночной час бурлило и с грохотом накатывало волну на песчаный берег, а
срывающийся с пенных верхушек дерзкий ветерок развевал темную одежду
человека, пока не откинул небрежно надвинутый капюшон и не разметал
пушистые невесомые волосы.

Таллия, а это была именно она, быстрым движением вернула капюшон на
прежнее место и без особой суеты огляделась. Убедившись, что поблизости
никого нет, девушка коснулась кольца, украшавшего мизинец ее левой руки. В
тот же миг рядом с нею возник еще один силуэт, тоже черный и громадный.
Гость обнял девушку, крепко прижав к груди, затем отстранился и заглянул в
ее глаза.

- Ты звала меня? - осведомился он негромко, заботясь лишь о том, чтоб
его голос едва заглушал глухой рокот волн.

- Лишний вопрос, - констатировала Таллия.

- Действительно, - согласился гость. - Что тебе нужно?

- Мидяне уже обходят ущелье.

- Я знаю. И знал об этом уже давно. Что еще?

Таллия усмехнулась.

- Я соскучилась по тебе.

Подобное признание пришлось по душе гостю.

- Я тоже, - платя откровенностью, сказал он.

- Я хотела просто поболтать.

Гость кивком головы подтвердил, что он тоже не прочь поговорить.
Тогда девушка сказала:

- Только что я была свидетельницей того, как человек убил человека.

- Я был свидетелем подобных сцен мириады раз. Это Гумий?

- Нет. Вельможа по имени Мардоний. Мой тайный обожатель и потому враг
Гумия. Он убил соглядатая, пытавшегося разоблачить лже-Артабана.

- Посчитал, что еще рано?

- Да.

- Мудро! - похвалил гость. - Этот вельможа очень мудр. А я сегодня
утром видел другую тебя.

- Клон? [В данном случае генетический слепок с человека.]

- Нет, артефакт [в данном случае искусственное существо с
определенным заданным набором качеств], созданный Командором. Глуповатый и
очаровательный. Ты будешь смеяться, но даже артефакт не любит этого
самовлюбленного фанатика. Зато она обожает царя.

- Его любят многие, - задумчиво произнесла Таллия.

- И ты?

- Немножко. Он единственный, кто никогда не ударит в спину. С ним
чувствуешь себя надежно. А в остальном он скучен.

Быть может, гость почувствовал неискренность, быть может нет, но он
вздрогнул, словно кто-то невидимый уколол его иглой. Девушка заметила это.

- Тебя что-то беспокоит?

- Вовсе нет. Просто над Олимпом сейчас встает солнце.

- Но ведь сейчас ночь.

- Конечно. Но солнце, если сильно захотеть, может подняться и ночью.
Однако не беспокойся, нас это не коснется. Мы живем вне времени. - Гость
указал на море, и Таллия увидела, что оно неподвижно. Волны больше не
накатывались на берег, морской ветерок замер, не в силах продолжить свой
легкий бег. Рука гостя легла на плечо девушки. - Я чувствую, ты хочешь
поговорить со мной о завтра.

- Да, - призналась Таллия.

- Они остаются. И я остаюсь вместе с ними. Это будет славный бой! - В
бесстрастном голосе гостя послышались сладостные нотки. - Я наточил меч и
предвкушаю как его стальное полотно будет раздваивать черепа людей,
брызгая дымящейся кровью. А когда пресыщусь, уйду. Как уйдут и они. Я - в
ничто, они - в никуда.

- А царь? - перебила гостя Таллия.

- Я говорил с ним. Он устал. Он хочет уйти в никуда.

- И ты позволишь ему?

Гость на мгновение задумался.

- Пока не знаю, - негромко сказал он. - А почему царь так интересует
тебя? Ты влюблена?

Таллия хмыкнула.

- Чепуха. Он мог бы здорово пригодиться нам.

- Наверно. Но это не главное. Главное, что завтра будет много крови,
а над Олимпом висит раскаленное солнце.

- Он пригодился бы нам, - словно не слыша, эхом повторила Таллия.

- Он мне не враг. Я не вправе помешать ему умереть.

Гость замолчал. Молчала и девушка. Безмолвствовали звезды. Время
замерло, застопорив свой бег. Было странно наблюдать за тем, как
нарастающая волна зависает над откатывающейся в материнское лоно пеной, не
в силах упасть на оцепеневший песок. Мир умер. Или почти умер. Мир
принадлежал лишь им двоим.

- Ты любишь меня? - шепнул гость.

- Так же как и ты, - не ответила Таллия. - Мне жаль царя.

- Так похить его. Или развей по ветру алчущую его крови людскую орду.

- Он и мне не враг.

- Тогда дай ему умереть. По крайней мере, это будет честно.

Таллия вновь тихо усмехнулась. Гостю почудилось, что в этой усмешке
была горечь.

- И зачем ты только наделил меня такой силой! Будь я слабой, я просто
б украла его. Зачем?

- Просто я люблю тебя, - не лукавя, признался гость.

- Отпусти время. Ему больно.

- В таком случае у нас будет всего мгновение. Я должен быть там, где
пылает солнце.

- Пусть.

И время обрело суть. Волна обрушилась на берег, засвистел ветер,
ожили наслаждающиеся ночной прохладой цикады.

- Мне пора, Леда, - сказал гость.

- Ступай, - велела девушка. - Я люблю тебя.

И гость исчез, так и не сумев понять, чего более было в этом
признании - правды или лжи. Он не сумеет понять этого никогда.

А море шумело, выбрасывая на берег крабов и мелкую рыбешку. Море
шумело...

- Напрасно.

Лишь это единственное слово произнес царь Леонид, когда Еврит на
рассвете вошел в его палатку.

- Напрасно...

Накануне, задолго до заката царь вызвал юношу к себе и протянул ему
узкий кожаный ремень, на котором были выцарапаны неровные столбцы букв.