знаю, я знаю, что я - только мечтатель!
мающим взглядом. - Этого никогда не поймут наши приятели.
тоялась в первое апрельское воскресенье.
равдание убийцы Жореса - второе убийство. Молодые люди восприняли это
как пощечину. Вместе с соками весны к сердцу Парижа подступали соки гне-
ва. Даже наиболее спокойные из студентов, христианские агнцы, блея, при-
зывали доброго пастыря Революции. Даже буколические пастушки наигрывали
на своих свирелях боевые ритурнели: "Скорей ряды сомкните!.." Даже
Адольф Шевалье, который не мыслил для себя действия (а злые языки уверя-
ли, что страсть тоже ему недоступна), иначе как с пером в руке, придви-
нув к себе чернильницу, и тот решил смешаться с толпой, от соприкоснове-
ния с которой страдала его утонченность. Не следовало давать повод ду-
мать, что ты уклоняешься в первый же раз, когда другие действуют (или
притворяются, что действуют) и когда это может быть опасным.
заранее, осталась дома) встретились на авеню Анри Мартен, где ликовал
народ. Странное чествование памяти великого борца, побежденного не раз,
а двадцать миллионов раз, побежденного в лице миллионов, которых убила
война, подло, как и он, пораженных врагами и подло преданных друзьями!..
Перед бюстом Жореса стоял в нерешимости Анатоль Франс. Ведомый безоши-
бочным инстинктом, Шевалье, об руку с Бэт, пробрался поближе к старцу,
присутствие которого на этой погребальной ярмарке помогало ему сообра-
жать и мыслить. И старец очень обрадовался, когда среди этой волнующейся
массы случайных людей, лица и крики которых были ему чужды и непонятны,
заметил розовую, сияющую Бэт, на чьем ротике он мог остановить взгляд.
Он видел ее такой, какой она была, - свежей и нежной, глупенькой беспре-
дельно и действующей успокоительно. А в самых возбужденных группах, в
первом ряду, Верон держал на поводке лающего Бушара и выжидал минуту,
когда можно будет его опустить... В нескольких шагах Сент-Люс и Марк об-
менивались насмешливыми замечаниями, не пропуская ни одной подробности.
Сам того не подозревая, Марк был для Люса частью этой картины: его подх-
ватывал каждый новый взрыв возбуждения, который потрясал толпу. Он мог
сколько угодно смеяться над толпой, смеяться горьким смехом, но он нахо-
дился в ее русле, ее содрогания проходили через него. Сент-Люс подмечал
на лице своего приятеля судорожные сокращения мускулов, вспышки гнева,
злобные складки у ноздрей, он видел стиснутые челюсти и под подбородком
поток накопившейся ярости, который Марк проглатывал вместе со слюной.
Люс по-братски насторожился, чтобы удержать Марка от какой-нибудь неос-
торожности; он умело ослаблял давление сжатых паров, открывая клапан то
взрывом хохота, то неожиданной остротой. Он отмечал про себя, что это
лицо - океанографическая карта подводных течений, проходивших в толпе.
На нем можно прочитать бурю за несколько секунд до того, как она разра-
зится...
лянуться, как затрещали револьверные выстрелы. Полиция бросилась на
анархистов. Те, развернув черное знамя, ринулись на агентов Гишара, из-
бивая их палками и забрасывая кусками чугунной решетки, Сент-Люса и Мар-
ка унесло течением; в один миг они оказались в самом центре свалки. Тес-
нимые все дальше и дальше, они прорвали полицейское заграждение и выбра-
лись на волю. На бегу они видели сверкающие ножи и окровавленные лица.
Впереди них Бушар бил какого-то полицейского Голиафа головой в живот.
Спустившись по Елисейским полям, сильно поредевшая толпа построилась
снова. Но Шевалье здесь не было... Только его и видели! Он сумел весьма
кстати взгромоздиться вместе со своей спутницей на насест Анатоля Фран-
са, чтобы разыгрывать при нем роль телохранителя. В нижней части Ели-
сейских полей манифестантов ждали новые бои, однако тут уже трудно было
противостоять возросшим силам неприятеля. Толпа вынуждена была рассе-
яться. Но окольными путями она стала пробираться к центру Парижа, чтобы
потом появиться снова на площади Оперы. Марк видел, как, проходя мимо
канализационного люка, Верон бросил туда револьвер; перехватив взгляд
Марка, Верон сказал ему со смехом:
кармана; он держал его на виду только ради бравады - он вполне мог обой-
тись своими тяжелыми кулаками. Сент-Люс не выпускал руки Марка, но тот
был слишком занят, чтобы ощущать эту ненавистную опеку; он был бледен и
возбужден, громко говорил и не замечал, что благоразумный рулевой пово-
рачивает ладью и ведет ее по газонам авеню к какому-то выходу. Он забав-
лялся, как ребенок, чувствуя под ногами запретную траву, и ему хотелось
остановиться, чтобы сорвать ветку цветущего каштана. Но полиция предус-
мотрела обходное движение манифестантов и приняла меры к тому, чтобы ус-
корить их беспорядочное бегство. Общее чувство достоинства должно было
поневоле отступить перед заботой каждого о собственном спасении; прихо-
дилось удирать во все лопатки. Около церкви Мадлен, в конце узкой улицы,
четыре приятеля, сопровождаемые немногими уцелевшими ran nantes [100] из
колонны, наткнулись на отряд полицейских в штатском, и те с яростью на
них накинулись. Схватка была короткая, но ожесточенная. Марк не успел
оглянуться, как Бушар уже бросился на кучку полицейских и катался по
земле, придавив одного из них. Но другой придавил его и стал бить нога-
ми. Обширная грудная клетка Верона гудела, как барабан, под сыпавшимися
на него ударами... Кто-то потянул Марка за рукав, да так резко, что он
зашатался и чуть не упал. Он увидел, как сталь - эфес шашки - сверкнула
перед самым его лицом и оцарапала его, и вместе с Сент-Люсом, который
все не отпускал его от себя и только что отвел от него смертельный удар,
они оказались отброшенными на несколько шагов. Спасаясь от погони, они
пустились бежать по лабиринту улиц, которые паутиной опутывают Большие
бульвары. Витрины магазинов поспешно закрывались. Марк не видел ничего,
кровь текла у него по бровям, в голове гудело. Он слышал, как позади них
вопила погоня. Он доверился Сент-Люсу, и тот вел его не раздумывая, -
видимо, он знал куда. Они сделали один или два крюка, а затем на углу
Люс осторожно постучал в закрытые ставни мастерской дамских шляп.
пригнуться, чтобы пройти; Люс протолкнул Марка и на четвереньках пролез
сам. Женские руки схватили обоих за уши и втащили внутрь помещения. Же-
лезный ставень опустился. Кругом было темно, они стояли на коленях. За
дверью орал полицейский и барабанил в ставни, Марк, пытаясь подняться,
услышал возле своей щеки смеющийся шепот: "Те! - и руки его, ища опоры,
схватили две круглые ляжки, у коленного сгиба. Все застыли и онемели,
только девушки давились хохотом. Властный свисток отозвал человека, ко-
торый колотил в дверь; он ругался, но ему пришлось присоединиться к
главным силам: сражение продолжало греметь, у полицейских были заботы
поважней. Тишина вернулась на улицу. Лихорадивший мозг Марка стал успо-
каиваться, и он заметил, что все еще стоит в темноте на коленях перед
девушкой, тоже стоявшей на коленях. Ее теплый рот, пахнувший амброй,
вдруг без стеснения прильнул к его губам. "Здравствуйте!" - сказала она.
"Добрый вечер! - ответил он. Девушка рассмеялась: "А не посмотреть ли
нам теперь друг на друга?"
коптящее пламя прикрывала ладонь. Представились. Их было две сестры -
Жинетта и Мелани, - семнадцати и двадцати лет. Старшая - брюнетка, млад-
шая - рыжая с молочно-белой кожей; обе, конечно, накрашены; маленькие
смеющиеся складочки в уголках живых, слегка выпученных глаз; вытянутые
вперед мордочки хищных зверьков. Мелани была любовницей Сент-Люса. Жи-
нетта, вероятно, тоже. Все хорошее, как и все плохое, здесь делили
по-семейному. Было много смеха и болтовни. Обе рассказывали одно и то же
- и обе одновременно, или повторяли одно и то же, одна за другой, в од-
них и тех же выражениях, и еще веселее - смеялись, как будто от повторе-
ния рассказ становился забавнее. Они хлопали в ладоши, страшно довольные
всем случившимся. И какое счастье, что они стояли на скамеечке и смотре-
ли в щелку, когда Люс, спасаясь от преследования, постучал в ставень!
Чтобы придать своей радости немного остроты, они убеждали себя, что "по-
лицейские собаки" вернутся и сделают обыск.
Сент-Люс.
любопытством разглядывала Марка, но тот досадливо отворачивался. На ско-
рую руку, в полутьме, поели. И Марк до того смягчился, что под конец
позволил кормить себя с рук и даже облизал палец Жинетты, измазанный в
шоколаде. Но Жинетта вскрикнула: собачонка укусила ее! Марку стало стыд-
но, он извинился, встал и сказал, что пойдет домой. Но все запротестова-
ли. На улице еще неспокойно, выходить опасно. Жинетта выскользнула в
приотворенную дверь и отправилась на разведку. Возвратившись, она начала
уверять, что полиция заняла все выходы из квартала. Марк не был убежден,
что она говорит правду, - он упорно хотел уйти. Но его не пускали. Цара-
пина на щеке выдавала его с первого взгляда. Жинетта заметила, что у не-
го на плече порван пиджак. Она заставила его снять пиджак и дать ей за-
шить. Когда он раздевался, все увидели сквозь дыры его разорванной со-
рочки, что плечо у него синезелено-багрового цвета, - оказалось, что его
сильно ушибли. Почему же он молчал? Для Жинетты и Мелани представилась
возможность показать, что они умеют ухаживать за ранеными. Они были до-
вольны.