малолетними> (второй титул IV книги декретов), совершеннолетие начинается
между двенадцатью и четырнадцатью годами, а до этого срока, с семи лет,
дозволено обручать детей и даже венчать их <для блага государства и в
видах общественного спокойствия>, но значения такой брак не имеет, если не
состоится супружеское сожительство, и может быть признан игрой, посему в
дальнейшем обрученный может вступить в брак с кем угодно <по свободному
согласию невесты>. Посему для брака с Ягайлой требовалось не только
удалить Вильгельма, но и, что было гораздо важнее, получить согласие
Ядвиги на этот брак.
Горая, а также членов капитула Св. Франциска, сам архиепископ гнезненский
Бодзанта с епископом краковским Яном Радлицей.
католического духовенства той поры (дело шло к Реформации!), помянуть
покойного Завишу или его старшего товарища, Николая, епископа познанского,
умершего от срамной болезни, можно вспомнить огромные хозяйства епископов,
аргамаков, украшенных золотом, несколько десятков коней в колясках папских
послов, <золотого епископа> Конрада Бреславского, который вручал бенефиции
лишь по представлении бочонка мальвазии или хорошего итальянского вина,
вспомнить наслаждения цветочными ароматами, хоры фокусников, шутов,
разряженных мальчиков особого назначения, пляски с женщинами и девицами,
маскарады, толпы проституток (даже при папском дворе!), соколиную охоту,
вино и игру в кости... Очень характерен для этой эпохи папа Иоанн XXIII,
бывший корсар, отравитель и распутник, человек необузданных страстей (как
раз ему-то и принадлежала идея массовой продажи индульгенций по
определенной таксе за каждый грех), и все это на фоне высочайшего почтения
к сану духовного лица (юные итальянские девицы считали для себя высокой
честью провести ночь с кардиналом!).
миллионов (!) пилигримов, клирики управляли королевскими имуществами, были
дипломатами едва ли не всегда и всюду, монахи торговали, занимались
ремеслами, капелланы, священники окружали каждого магната: молились, вели
деловую переписку, читали господину вслух и т. п. Нередко духовные лица
были управителями городов. Кроме главных церковных праздников,
продолжавшихся по нескольку дней, были тридцать семь праздников менее
важных, да еще местные, в каждом селении, да еще все корпорации, гильдии,
цеха чтили особых святых: рыцари - Св. Георгия, богословы - Св. Иоанна,
Фому и Августина, юристы - Св. Иоанна, лекаря и аптекари - Кузьму и
Дамиана, философы и ораторы - Св. Екатерину, живописцы - Св. Луку и т. д.
Были святые, оберегающие от различных болезней, хранители имущества и
скота. Постоянно устраивались разнообразные церемонии, процессии, даже
проклятья и брань заключали обязательные упоминания святых и самого
Господа. <Во имя Божие> - повторялось через каждые три слова.
периодически удалявшемся в монастырь, была очень набожна. Ей внушали, что,
отказываясь от Вильгельма, она не совершает греха. Объясняли важность
святого дела - крещения языческой Литвы, и что брак с Ягайлой - угодная
Богу жертва, вроде ухода в монастырь. После этих разговоров она ощущала
себя маленькой-маленькой, распростертой на холодном камне церковного пола,
лишенной воли... Она все понимала, все принимала, она и вправду готова
была уйти в монастырь, но этого надругательства над ее телом... Не хочу! -
кричало все в ней при мысли о страшном литовском браке. Ее уговаривал
Бодзанта. Ядвига молчала, затравленно глядя на архиепископа дикими
глазами.
свечах. Ядвига глядела на это доброе, умное старое лицо, здесь ставшее
строгим и отрешенным, и не понимала ни слова. Потом взорвалась:
и даже похож на медведя!
воспрещая дальнейшие жалобы, чуть улыбнулся ее горячности:
убивал Кейстута! - Радлица помолчал, внимательно глядя в лицо девушки,
столь пугающе изменившееся за эти немногие дни. - Мать не отдала бы тебя
за убийцу!
отрезвило Ядвигу. Как-то вдруг от спокойных слов отцова лекаря поняла, что
и там, в Буде, куда хотелось убежать, свободы нет и, быть может, еще
тяжелее, чем здесь. А убежав, она изменит и матери и сестре, отяготив их и
без того шаткое положение.
Радлица. - Только низшие не понимают того или понимают плохо, но чем выше
сан человека, тем выше и ответственность, и король самый несвободный
человек на земле! Думаешь, твоему отцу легко было усидеть на двух
престолах? Радости бытия, доступные другим, ему были недоступны. Поверь
мне, девочка моя, я был поверенным многих тайн твоего родителя, и я знаю,
о чем говорю! И менее всего свободны князья и короли в выборе спутников
жизни! Не по любви, но по долгу и во благо подданных своих заключаются
браки королей!
протянув руку, тронуть юную королеву за пальцы, подкрепляя тем силу слов.
Привычка прикасаться к пациенту осталась у Радлицы с прежних времен.
Впрочем, он и сейчас, в сане епископа, не бросал своей лекарской практики.
тебе самой предстоит подвиг во славу апостольской церкви, сравнимый с
подвигами Юдифи и Эсфири, возлегшей на ложе царя, дабы спасти от
уничтожения народ Израиля! Ты мнишь уйти в монастырь, дабы охранить
девство свое от варвара?
трудом, чуть заметно кивнула ему, подтверждая сказанное.
великий подвиг! Подвиг, коего не добились за столетия усилий орденские
рыцари, ибо не в силе Бог! И единорога может поймать токмо девственница,
но не сильный муж, облаченный доспехами. Тебе, именно тебе предстоит труд
преодоления тягостной схизмы, воссоединения всех христиан под сенью
престола святого Петра, ибо Бог един, и единой должна быть церковь
Христова! А в княжестве литовском обитают не токмо и не столько язычники
литвины, сколько заблуждающиеся схизматики! Не назову их нехристями и не
стану повторять, что это такие грешники, от коих самого Господа Бога
тошнит, но скажу: нет и не будет сил у римской церкви овладеть миром,
ежели она не воссоединит вновь всех христиан, разделенных волею патриархов
константинопольских после седьмого Вселенского собора! Победа над схизмою
- это путь ко владычеству церкви Христовой над миром, и тебе, дочь моя,
предстоит возглавить этот бескровный церковный поход! Тебя избрал Господь,
и на тебя возложен крест, от коего отступить ты не имеешь права, не
согрешая пред Горним Судией!
думала о том, сколь счастливее ее простая польская паненка, в тулупе,
платке и сапогах, почти неотличимая от мужика, что хлопочет по хозяйству,
доит коров, готовит соленья и моченья, лечит травами скотину и окрестных
крестьян, пока ее вислоусый муж важно заседает в суде, или едет куда-то на
сейм, или гуляет в корчме с приезжими бурсаками, которые, опорожняя чары,
поют полулатинскую разгульную песню... И как завидует она этой
захлопотанной паненке, которая, поди, и не видала дворцов да пиров знати,
разодетой в восточные шелка и флорентийский бархат! И которая, меж тем,
гораздо свободнее ее и большая хозяйка в своем дому, чем она, королева...
мгновением, стало до боли жаль эту замученную девочку, от которой
требовали пожертвовать любовью, быть может, и жизнью самой, ради холодной
надмирной идеи мирового торжества католической церкви, в которой самой-то
нынче нет единства, ибо двое пап никак не могут прийти к согласию,
множатся ереси, ученые люди все более открыто критикуют церковь, а
духовные лица погрязают в мирских удовольствиях... И, конечно, маленькая
Ядвига никогда не будет счастлива с этим литвином... Если бы не надобность
объединения королевств! Ежели бы не немецкая опасность, нависшая над
Польшей, которую недостаточно понимают даже и многие поляки! Ежели бы не
горестная бренность бытия!
произносит Ядвига. И Ян медлит, медлит, не желая сказать (но и не сказать
нельзя!) того, что больнее всего ударит эту несчастную заблудшую душу. И,
наконец, решается. Он все-таки не только лекарь, но и хирург.
Вильгельму?
это! Только... Не отбирайте у меня эту последнюю усладу: его любовь!
Венгрии, наследнике неаполитанского престола! Не забывай этого! И отцу
Вильгельма, Леопольду, в те времена нужна была не ты, а корона Венгрии или
Польши на голове собственного сына! Не обманывайся, дочь моя, ты уже не
дитя, и Вильгельм далеко не ребенок!
закрывши лицо руками.
этого!
дочь и сама королева. И ее участь - подчиняться долгу.
Эриксон Стивен
Корнев Павел
Посняков Андрей
Посняков Андрей
Шилова Юлия
Пехов Алексей