оставляя со мною леди, он ей сунул в руку бумажку с указанием дороги на
случай, если она забудет. Но она этого не боялась, потому что, как только он
повернулся к нам спиной, она разорвала бумажку, а когда я откидывал подножку
кареты, выпал один клочок - остальное она, должно быть, выбросила из окна,
так как я искал потом, но ничего не нашел. На этом клочке было написано
только одно слово, и раз уже вы во что бы то ни стало хотите его знать, я
вам его напишу. Но помните! Вы дали клятву, миссис Браун!
возражений, начал медленно и старательно писать мелом на столе.
прикрывая букву рукой и нетерпеливо поворачиваясь к ней. - Я не хочу, чтобы
вы читали вслух. Вы будете молчать?
сигнал, - глаза у меня плохие, даже по-печатному не разбираю.
Роб снова занялся писанием. Когда он наклонил голову, человек, для
осведомления коего он, сам того не ведая, трудился, медленно вышел из-за
двери за его спиной и, остановившись на расстоянии одного шага, стал следить
за его рукой, ползущей по столу. В то же время и Элис, сидевшая напротив,
зорко всматривалась в вырисовывавшиеся буквы и, по мере того как он писал,
беззвучно их произносила. Когда он дописывал букву, глаза ее и мистера Домби
встречались, как будто и он и она искали подтверждения тому, что они видели,
и так оба сложили по буквам: Д-И-Ж-0-Н.
написанное слово, и, не довольствуясь этим, принялся стирать его обшлагом,
уничтожая все следы, пока на столе не осталось ни крошки мела. - Теперь,
надеюсь, вы довольны, миссис Браун?
его по спине, а Точильщик, впав в уныние от унижения, допроса и вина,
положил руки на стол, опустил на них голову и заснул.
старуха повернулась к двери, за которой скрывался мистер Домби, и поманила
его, чтобы он прошел через комнату и выбрался на улицу. Впрочем, она
продолжала вертеться вокруг Роба с целью закрыть ему глаза руками или
хлопнуть его по затылку, если он поднимет голову, когда мистер Домби будет
потихоньку двигаться к выходу. Но, зорко следя за спящим, она не менее зорко
следила и за бодрствующим. И когда он коснулся ее руки и когда, вопреки всем
его предосторожностям, зазвенело золото, глаза ее загорелись ярким и алчным
огнем, как у ворона.
торопливую походку, свидетельствующую о том, что малейшее промедление
кажется ему нестерпимым и он думает только о том, чтобы уйти и приступить к
делу. Когда он закрыл за собой дверь, она оглянулась и посмотрела на мать.
Старуха рысцой подбежала к ней, разжала руку, показывая, что в ней зажато,
и, снова алчно сжав ее в кулак, прошептала:
не знает, что способен он совершить.
лицо и даже губы побелели.
вела беседу со своими деньгами, дочь - со своими мыслями; у обеих глаза
горели в полумраке слабо освещенной комнаты. Роб спал и храпел. Только
забытый всеми попугай пребывал в движении. Он цеплялся своим кривым клювом
за проволоку клетки, поднимался вверх к куполу и карабкался по нему, как
муха, спускался оттуда вниз головою и тряс и кусал и дергал тонкую
проволоку, как будто знал, что хозяину его грозит опасность, и во что бы то
ни стало хотел вырваться и улететь, чтобы предостеречь его.
ГЛАВА LIII
тяжесть его преступления едва ли не сильнее, чем тот, кого он столь жестоко
оскорбил. Как ни было любопытно и требовательно светское общество, однако
оно сослужило службу мистеру Домби, побуждая его к преследованию и мести.
Оно разожгло его страсть, задело его гордыню, превратило его жизнь в
служение одной-единственной идее и способствовало тому, что утоление гнева
стало целью, на которой сосредоточились все его помыслы. Все упорство и
непреклонность его натуры, вся его жесткость, сумрачность и суровость,
преувеличенное представление о собственном значении, все ревнивые чувства
его, возмущавшиеся малейшей недооценкой его особы другими людьми, - все
устремлялось в эту сторону, подобно многочисленным ручьям, сливающимся в
единый поток, и увлекало его за собой. Самый страстный и необузданный
человек оказался бы более мягкосердечным врагом, чем угрюмый мистер Домби,
доведенный до такого состояния. Дикого зверя легче было бы остановить и
успокоить, чем этого степенного джентльмена, носившего накрахмаленный
галстук без единой морщинки.
Пока он еще не знал, где скрывается предатель, это упорство помогало ему
отвлечься от собственного несчастья и занять себя другими мыслями. Брат и
сестра его коварного фаворита были лишены этого утешения; события их жизни,
прошлой и настоящей, делали его преступление особенно тяжким для них.
ним в качестве его спутницы и друга, каким была для него когда-то, пожалуй,
он не совершил бы этого преступления. Если и случалось ей об этом думать,
она все же никогда не сожалела о своем выборе, нисколько не сомневалась в
том, что исполнила свой долг, и отнюдь не преувеличивала своего
самопожертвования. Но если такая мысль мелькала у согрешившего и
раскаявшегося брата - а это иногда случалось, - она разрывала ему сердце и
вызывала острые угрызения совести, почти нестерпимые. Ему и в голову не
приходило порадоваться беде своего жестокого брата в отместку за
перенесенные обиды. Разоблачение привело лишь к тому, что он стал наново
обвинять себя и мысленно сокрушаться о своем ничтожестве и падении, которые
разделял с ним другой человек, и это служило ему утешением, вызывая в то те
время угрызения совести.
светское общество чрезвычайно интересовалось побегом жены мистера Домби, за
окном комнаты, где брат и сестра сидели за ранним завтраком, неожиданно
мелькнула тень человека, направлявшегося к крылечку. Это был Перч,
рассыльный.
видом заглядывая в комнату и останавливаясь на циновке, чтобы хорошенько
вытереть башмаки, которые и без того были чистые, - я рано пришел потому,
что вчера получил такое распоряжение. Мне было приказано, мистер Каркер,
непременно передать вам утром записку, пока вы еще не ушли. Я был бы здесь
на полтора часа раньше, - смиренно добавил мистер Перч, - если бы не
состояние здоровья миссис Перч... Этой ночью я раз пять рисковал потерять
миссис Перч.
осторожно притворить дверь, - очень уж она близко к сердцу принимает
событие, случившееся в нашей фирме. Нервы у нее, знаете ли, очень
чувствительные и очень легко расстраиваются. Да, впрочем, тут и самые
крепкие нервы не выдержат. Вы, конечно, и сами очень расстроены.
продолжал мистер Перч, покачивая головой, - да так, что сам бы этому не
поверил, если бы не суждено мне было испытать все на себе. На меня это
происшествие подействовало как выпивка. Каждое утро я себя чувствую так,
словно накануне пропустил лишний стаканчик.
был лихорадочный и истомленный, наводивший на мысль о выпитых стаканчиках, -
у мистера Перча и в самом деле развилась привычка ежедневно попадать
каким-то образом в трактиры, где его угощали и расспрашивали.
я могу судить о чувствах тех, кого особенно затрагивает это крайне печальное
разоблачение.
получив его, кашлянул, прикрывая рот рукою. Так как это ни к чему не
привело, он кашлянул, прикрывая рот шляпой, а когда и это ни к чему не
привело, он положил шляпу на пол и достал из бокового кармана письмо.
улыбкой сказал мистер Перч. - Но, быть может, вы будете так любезны и
просмотрите это письмо, сэр.
содержанием записки, очень короткой, сказал:
шагнув к двери, - и осмелюсь выразить надежду, что вы постараетесь не
слишком падать духом из-за этого печального происшествия. Газеты, - добавил
мистер Перч, отступая на два шага и таинственным шепотом обращаясь
одновременно к брату и к сестре, - охотятся за новостями так, что вы и
вообразить не можете. Один человек из воскресной газеты, в синем пальто и
белой шляпе, который уже пытался меня подкупить, - незачем и говорить, что
безуспешно, - вертелся вчера у нас во дворе до двадцати минут девятого. Я