Чтение 173–й страницы книги ~Графиня Де Монсоро~

величества.

Во время перехода к аббатству, от места последней остановки в
монастыре капуцинов, герцог Анжуйский, с утра находившийся на ногах,
почувствовал себя дурно от усталости и спросил разрешения у короля
удалиться в свой дворец. Разрешение это было ему королем даровано.

После чего дворяне герцога отделились от процессии и ушли вместе с
ним, как бы желая высокомерно подчеркнуть, что они сопровождали герцога,
а не короля.

Но в действительности дело было в том, что трое из них собирались на
следующий день драться и не хотели утомлять себя сверх меры.

У порога аббатства король, под тем предлогом, что Келюс, Можирон,
Шомберг и д'Эпернон нуждаются в отдыхе не меньше Ливаро, Рибейрака и
Антрагэ, король, говорим мы, отпустил и их тоже.

Архиепископ с утра совершал богослужение и так же, как и другие
священнослужители, еще ничего не ел и падал от усталости. Король пожалел
этих святых мучеников и, дойдя, как мы уже говорили, до входа в
аббатство, отослал их всех.

Потом, обернувшись к приору Жозефу Фулону, он сказал гнусавым
голосом:

- Вот и я, отец мой. Я пришел сюда как грешник, который ищет покоя в
вашем уединении.

Приор поклонился.

Затем, обращаясь к тем, кто выдержал этот тяжелый путь и вместе с ним
дошел до аббатства, король сказал:

- Благодарю вас, господа, ступайте с миром.

Каждый отвесил ему низкий поклон, и царственный кающийся, бия себя в
грудь, медленно взошел по ступеням в аббатство.

Как только Генрих переступил через порог аббатства, двери за ним
закрылись.

Король был столь глубоко погружен в свои размышления, что, казалось,
не заметил этого обстоятельства, в котором к тому же ничего странного и
не было: ведь свою свиту он отпустил.

- Сначала, - сказал приор королю, - мы проводим ваше величество в
склеп. Мы украсили его, как могли лучше во славу короля небесного и
земного.

Генрих молча склонил голову в знак согласия и последовал за аббатом.

Но как только король прошел под мрачной аркадой, между двумя
неподвижными рядами монахов, как только монахи увидели, что он свернул
за угол двора, ведущего к часовне, двадцать капюшонов взлетели вверх, и
в полутьме засверкали глаза, горящие радостью и гордым торжеством.

Открывшиеся лица не были ленивыми и робкими физиономиями монахов:
густые усы, загорелая кожа свидетельствовали о силе и энергии.

Многие из этих лиц были иссечены шрамами, и рядом с самым гордым
лицом, отмеченным самым знаменитым, самым прославленным шрамом,
виднелось радостное и возбужденное лицо женщины, облаченной в рясу.

Женщина эта воскликнула, помахивая золотыми ножницами, которые были
подвешены на цепочке к ее поясу:

- Ах, братья, наконец-то Валуа у нас в руках!

- По чести, сестра, я думаю так же, как вы, - ответил Меченый.

- Еще нет, еще нет, - прошептал кардинал.

- Почему же?

- Достанет ли у нас городского ополчения, чтобы выдернуть натиск
Крийона и его гвардии?

- У нас есть кое-что получше ополчения, - возразил герцог Майеннский,
- и поверьте моему слову: ни один мушкет не выстрелит ни с той, ни с
другой стороны.

- Погодите, - сказала герцогиня де Монпансье, - что вы хотите этим
сказать? По-моему, небольшая потасовка была бы не лишней.

- Ничего не поделаешь, сестра, к сожалению, вы будете лишены этого
развлечения. Когда короля схватят, он закричит, но на крики никто не
отзовется. А потом мы заставим его, убеждением ли, силой ли, но не
открывая ему, кто мы, подписать отречение. Город будет тут же извещен об
этом отречении, и оно настроит в пашу пользу горожан и солдат.

- План хорош, теперь он уже не может сорваться, - заметила герцогиня.

- Он немного жесток, - сказал кардинал де Гиз, склоняя голову.

- Король откажется подписать отречение, - добавил Меченый. - Он храбр
и предпочтет умереть.

- Тогда пусть умрет! - воскликнули герцог Майеннский и герцогиня.

- Никоим образом, - твердо возразил Меченый, - никоим образом! Я хочу
наследовать монарху, который отрекся и которого презирают, но я вовсе не
хочу сесть на трон человека, которого убили и поэтому будут жалеть.
Кроме того, вы в ваших планах позабыли о монсеньере герцоге Анжуйском:
если король будет убит, он потребует корону себе.

- Пусть требует, клянусь смертью Христовой! Пусть требует! - сказал
герцог Майеннский. - Наш брат кардинал предусмотрел этот случай.
Монсеньер герцог Анжуйский будет замешан в деле низложения своего брата.
Монсеньер герцог Анжуйский имел сношения с гугенотами, он недостоин
царствовать.

- С гугенотами? Вы в этом уверены?

- Клянусь господом! Ведь ему помог бежать король Наваррский.

- Прекрасно.

- Кроме статьи о потере права на престол, есть еще одна статья в
пользу нашего дома, она сделает вас наместником королевства, а от
наместничества до королевского трона - один шаг.

- Да, да, - сказал кардинал, - я все это предусмотрел. Но, может
случиться, французская гвардия вломится в аббатство, чтобы
удостовериться, что отречение действительно произошло и в особенности
что оно было добровольным. С Крийоном шутки плохи, он из тех, кто может
сказать королю: "Государь, ваша жизнь, конечно, под угрозой, но прежде
всего спасем честь".

- Это дело нашего главнокомандующего, - ответил герцог Майеннский, -
и он уже принял меры предосторожности. Нас здесь двадцать четыре
дворянина, на случай осады. Да я еще приказал раздать оружие сотне
монахов. Мы продержимся месяц против целой армии. Не считая того, что,
если наших сил будет недостаточно, у нас есть подземный ход, через
который мы можем скрыться вместе с нашей добычей.

- А что сейчас делает герцог Анжуйский?

- В минуту опасности он, как обычно, пал духом. Герцог вернулся к
себе и ждет там известий от нас, в компании Бюсси и Монсоро.

- Господи боже мой! Ему следовало быть здесь, а не у себя.

- Я думаю, вы ошибаетесь, брат, - сказал кардинал, - народ и
дворянство усмотрели бы в этом соединении двух братьев ловушку для всей
семьи. Как мы только что говорили, нам надо прежде всего избежать роли
узурпаторов. Мы наследуем, вот и все. Оставив герцога Анжуйского на
свободе, сохранив независимость королеве-матери, мы добьемся всеобщего
благословения и восхищения наших приверженцев, и никто нам слова худого
не скажет. В противном же случае нам придется иметь дело с Бюсси и
сотней других весьма опасных шпаг.

- Ба! Бюсси завтра дерется с миньонами.

- Клянусь господом! Он их убьет. Достойное дело! А потом он примкнет
к нам, - сказал герцог де Гиз. - Что до меня, то я сделаю его
командующим армии в Италии, где, без всякого сомнения, разразился война.
Этот сеньор де Бюсси человек выдающийся, я к нему отношусь с большим
уважением.

- А я, в доказательство того, что уважаю его не меньше вашего, брат,
я, как только овдовею, выйду за него замуж, - сказала герцогиня де
Монпансье.

- Замуж за него? Сестра! - воскликнул Майенн.

- Почему бы нет? - ответила герцогиня. - Дамы поважнее меня пошли на
большее ради него, хотя он и не был командующим армии.

- Ну, ладно, ладно, - сказал Майенн, - об этом потом, а сейчас - за
дело!

- Кто возле короля? - спросил герцог де Гиз.

- Приор и брат Горанфло, должно быть, - сказал кардинал. - Надо,
чтобы он видел только знакомые лица, иначе мы его вспугнем до времени.

- Да, - сказал герцог Майеннский, - мы будем вкушать плоды заговора,
а срывают их пускай другие.

- А что, он уже в келье? - спросила госпожа де Монпансье. Ей не
терпелось украсить короля третьей короной, которую она уже так давно ему
обещала.

- О! Нет еще. Сначала он посмотрит большой алтарь склепа и поклонится
святым мощам.

- А потом?

- Потом приор обратится к нему с прочувствованным словом о бренности
мирских благ, после чего брат Горанфло, знаете, тот, который произнес
такую пылкую речь во время собрания представителей Лиги?..

- Да. И что же дальше?

- Брат Горанфло попытается добиться от него убеждением того, что нам
противно вырывать силой.

- В самом деле, такой путь был бы во сто крат лучше, - произнес
задумчиво Меченый.

- Да что там! Генрих суеверен и изнежен, - сказал герцог Майеннский,
- я ручаюсь: под угрозой ада он сдастся.

- Я не так убежден в этом, как вы, - сказал герцог де Гиз, - но наши
корабли сожжены, назад пути нет. А теперь вот что: после попытки приора,
после речей Горанфло, если и тот и другой потерпят неудачу, мы испробуем
последнее средство, то есть - запугивание.

- И уж тогда-то я постригу голубчика Валуа, - воскликнула герцогиня,
возвращаясь снова и снова к своей излюбленной мысли, В эту минуту под
сводами монастыря, омраченными первыми тенями ночи, раздался звонок.