read_book
Более 7000 книг и свыше 500 авторов. Русская и зарубежная фантастика, фэнтези, детективы, триллеры, драма, историческая и  приключенческая литература, философия и психология, сказки, любовные романы!!!
главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

Литература
РАЗДЕЛЫ БИБЛИОТЕКИ
Детектив
Детская литература
Драма
Женский роман
Зарубежная фантастика
История
Классика
Приключения
Проза
Русская фантастика
Триллеры
Философия

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ

ПАРТНЕРЫ



ПОИСК
Поиск по фамилии автора:


Ðåéòèíã@Mail.ru liveinternet.ru: ïîêàçàíî ÷èñëî ïðîñìîòðîâ è ïîñåòèòåëåé çà 24 ÷àñà ßíäåêñ öèòèðîâàíèÿ
По всем вопросам писать на allbooks2004(собака)gmail.com



читается смущение.
Леди Р. здоровается и замечает нечто в том смысле, что на всех похоронах
думаешь неизбежно о собственных, не так ли? Я отвечаю - нет, и когда та
выражает недоверие, объясняю ей, что в нашем деле учишься сосредотачивать
внимание, когда сочиняешь элегии. Это передается вашим взаимоотношениям с
реальностью. "Я хотела сказать, что внутренне желаешь прожить так же долго,
как ныне усопший", - маневрирует леди Р. Я улавливаю тут намек и направляюсь
к выходу. Уже на улице сталкиваюсь с вновь прибывшей четой. Господин моих
лет, который выглядит смутно знакомым (из какого-то издательства).
Поколебавшись, мы здороваемся, и он говорит: "Конец эпохи". "Нет,- хочу
ответить я ему, - не конец эпохи. А жизни, которая была длиннее и лучше, чем
наша с вами". Вместо этого я изображаю веселую, по-стивеновски широкую
улыбку, говорю "не думаю", - и ухожу прочь.
август 1995

* Перевел с английского Дмитрий Чекалов

___
Письмо Горацию
Славен метрический стих, что не терпит поспешных ответов,
Думать велит, от оков "я" избавленье несет.
У. Х. Оден
Мой дорогой Гораций,
Если рассказ Светония о том, что ты увешивал стены своей спальни
зеркалами, чтобы любоваться соитием под разными углами, - правдив, ты можешь
счесть это письмо несколько скучным. С другой стороны, тебя может
позабавить, что оно пришло к тебе из части света, о существовании которой ты
даже не подозревал, и к тому же спустя две тысячи лет после твоей смерти. Не
правда ли, неплохо для отражения?
Тебе было почти пятьдесят семь, если не ошибаюсь, когда ты умер в 8 году
до Р. Х., хотя ты не знал ни самого Х., ни наступающего нового тысячелетия.
Что до меня, мне сейчас пятьдесят четыре; моему тысячелетию тоже осталось
всего несколько лет. Какой бы новый порядок вещей будущее ни имело в запасе,
я также ничего из него не предвижу. Так что мы можем поговорить, я полагаю,
как мужчина с мужчиной, Гораций. И я тоже могу начать с рассказа в интимном
роде.
Прошлой ночью, лежа в постели, я перечитывал перед сном твои "Оды" и
наткнулся на обращение к твоему собрату по перу Руфу Валгию, в котором ты
пытаешься убедить его не горевать столь сильно о потере сына (по мнению
одних) или возлюбленного (по мнению других). На протяжении нескольких строф
ты приводишь примеры, говоря ему, что такой-то потерял одного, а такой-то
другого, и затем ты предлагаешь Руфу, чтобы он, в качестве самотерапии,
занялся восхвалением новых триумфов Августа. Ты упоминаешь несколько
недавних побед, и среди них отторжение простора у скифов.
На самом деле там, вероятно, были гелоны; но это неважно. Странно, я не
замечал этой оды раньше. Мой народ - ну, скажем так - не упоминается слишком
часто великими поэтами римской античности. Греками - другое дело, поскольку
они довольно много общались с нами. Но даже у них мы не слишком в чести.
Несколько отрывков у Гомера (из которых Страбон впоследствии изготовил
такое!), десяток строк у Эсхила, немногим богаче у Еврипида. В основном,
упоминания мимоходом; но кочевники и не заслуживают большего. Из римлян, я
раньше думал, только бедный Овидий обращал на нас какое-то внимание; но ведь
у него не было выбора. Практически ничего о нас нет у Вергилия, не говоря
уже о Катулле или Проперции, не говоря уже о Лукреции. А теперь, смотри-ка,
крошка с твоего стола.
Возможно, сказал я себе, если нашего автора как следует поскрести, то я
обнаружу упоминание той части света, где нахожусь сейчас. Кто знает, может,
он обладал воображением, предвидением. При таком роде занятий это бывает.
Но ты никогда не был провидцем. Переменчивым, непредсказуемым - да, но не
провидцем. Посоветовать убитому горем человеку сменить тональность и петь
победы цезаря - это ты мог; но вообразить другую землю и другое небо - для
этого следует обратиться, я полагаю, к Овидию. Или ждать еще тысячелетие. В
целом же вы, латинские поэты, были сильнее в размышлении и рассуждении,
нежели в выдумке. Я полагаю потому, что империя и так была достаточно
обширной, чтобы еще напрягать воображение.
Итак, я лежал поперек моей неубранной постели в этом невообразимом (для
тебя) месте холодной февральской ночью спустя почти две тысячи лет.
Единственное, что у меня с тобой было общего, я думаю, - широта и, конечно,
томик твоих стихов в русских переводах. В то время когда ты все это писал, у
нас, видишь ли, не было языка. Мы даже не были нами; мы были гелоны, геты,
будины и т.д.: просто пузырьки в резервуаре генов нашего будущего. Так что
две тысячи лет в конечном счете не прошли даром. Теперь мы можем читать тебя
на нашем чрезвычайно флективном языке с его знаменитым гуттаперчевым
синтаксисом, дивно подходящим для перевода тебе подобных.
Однако я пишу тебе это на языке, с чьим алфавитом ты знаком лучше.
Гораздо лучше, следовало бы добавить, чем я. Кириллица лишь озадачила бы
тебя еще сильнее, хотя ты, без сомнения, узнал бы греческие литеры. Конечно,
расстояние между нами слишком велико, чтобы беспокоиться из-за его
увеличения - или пытаться его сократить. Но вид латинских букв, может,
послужит тебе некоторым утешением, даже если комбинации их тебя озадачат.
Итак, я лежал на кровати с томиком твоих "Песен". Отопление было
включено, но холодная ночь снаружи его одолевала. Живу я здесь в маленьком
двухэтажном деревянном доме, и моя спальня - наверху. Глядя на потолок, я
почти видел, как просачивается через мансардную крышу холод: нечто вроде
антитумана. Никаких зеркал. В определенном возрасте не питаешь интереса к
собственному отражению, будь ты в обществе или без, особенно если без. Вот
почему я сомневаюсь, что Светоний говорит правду. Хотя, я думаю, ты был
вполне сангвиник во всех отношениях. Твоя знаменитая уравновешенность!
Вдобавок, хотя Рим находится на той же широте, в нем никогда не бывает так
холодно. Пару тысяч лет тому назад климат, возможно, был иным; хотя твои
строчки не свидетельствуют об этом. Как бы то ни было, я засыпал.
И я вспомнил красавицу, которую когда-то знал в твоем городе. Она жила в
Субуре, в квартирке, изобилующей цветочными горшками, но благоухающей
ветхими книжками, заполонившими ее. Книжки были повсюду, но главным образом
на полках, доходящих до потолка (потолок, надо сказать, был низкий).
Большинство книг принадлежало не ей, а соседке напротив, о которой я много
слышал, хотя никогда ее не встречал. Соседкой была старуха, вдова,
родившаяся и проведшая всю свою жизнь в Ливии, в Лептис Магна. Она была
итальянкой, но еврейского происхождения - а может, евреем был ее муж. Так
или иначе, когда он умер и в Ливии стало припекать, старая леди продала дом,
упаковала вещи и приехала в Рим. Ее квартира была, вероятно, еще меньше, чем
квартира моей нежной подруги, и полным полна отложений, скопившихся за
жизнь. Посему две женщины, старая и молодая, заключили соглашение, после
которого спальня последней стала напоминать настоящий букинистический
магазин. С этим впечатлением не вязалось не столько присутствие кровати,
сколько большое зеркало в тяжелой раме, несколько ненадежно прислоненное к
шаткой книжной полке прямо против кровати и под таким углом, что всякий раз,
когда я или моя нежная подруга хотели подражать тебе, нам приходилось
отчаянно вытягивать и выворачивать шеи. В противном случае в зеркале
отражались лишь книги. На рассвете оно могло вызвать у вас жутковатое
ощущение собственной прозрачности.
Все это случилось много лет назад, хотя что-то побуждает меня
пробормотать - столетия тому назад. В эмоциональном смысле это было бы
верно. В самом деле, расстояние между этой квартирой в Субуре и моим
теперешним обиталищем психологически больше, чем расстояние между тобой и
мною. То есть в обоих случаях "тысячелетия" неприменимы. Или для меня твоя
реальность практически больше реальности моего личного воспоминания. Кроме
того, название Лептис Магна мешается и с тем и с другим. Я всегда хотел
побывать там; в сущности, это стало чем-то вроде навязчивой идеи с тех пор,
как я зачастил в твой город и на средиземноморские берега вообще. Отчасти
потому, что напольная мозаика в одной тамошней бане содержит единственное
дошедшее до нас изображение Вергилия, и к тому же сделанное при его жизни!
По крайней мере, так мне рассказывали; впрочем, возможно, это в Тунисе. Как
бы там ни было, в Африке. Когда человеку холодно, он вспоминает Африку. И
когда жарко - тоже.
Дорого бы я дал, чтоб узнать, как выглядели вы четверо! Чтобы сопоставить
лицо с лирикой, не говоря уж об эпосе. Я бы согласился на мозаику, хотя
предпочел бы фреску. На худой конец, я смирился бы и с мрамором, если бы не
его крайняя обобщенность - в мраморе все белокуры - и крайняя
сомнительность. Как бы то ни было, ты меньшая из моих забот, то есть тебя
легче всего вообразить. Если то, что рассказывает нам Светоний о твоей
внешности, действительно правда - хоть что-то в его рассказе должно же быть
правдой! - ты был невысок и тучен; и тогда ты, вероятней всего, походил на
Эудженио Монтале или на Чарли Чаплина времен "Короля в Нью-Йорке". Кого я
никак не могу представить - это Овидия. Даже Проперция легче: тощий,
болезненный, одержимый своей столь же тощей и болезненной рыженькой, он
видится яснее. Скажем, помесь Уильяма Пауэлла и Збигнева Цибульского. Не то
с Овидием, хотя он прожил дольше вас всех. Увы, не в тех краях, где ваяли
статуи. Или выкладывали мозаики. Или утруждали себя фресками. А если что-то
в этом роде было сделано до того, как твой возлюбленный Август вышвырнул его
из Рима, то все, несомненно, было уничтожено. Чтобы не оскорблять изысканных
вкусов. А впоследствии - ну, впоследствии сгодился бы любой кусок мрамора.
Как мы говаривали в северной Скифии - Гиперборея по-вашему, - бумага все
стерпит, а в твои дни мрамор был чем-то вроде бумаги.
Ты думаешь, я мелю вздор, но я просто пытаюсь воспроизвести ход мыслей,



Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 [ 173 ] 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222
ВХОД
Логин:
Пароль:
регистрация
забыли пароль?

 

ВЫБОР ЧИТАТЕЛЯ

главная | новости библиотеки | карта библиотеки | реклама в библиотеке | контакты | добавить книгу | ссылки

СЛУЧАЙНАЯ КНИГА
Copyright © 2004 - 2024г.
Библиотека "ВсеКниги". При использовании материалов - ссылка обязательна.