неджентльменский поступок мистера Мердла не может меня удивить. Угодно вам,
чтобы я отдал какие-нибудь распоряжения, прежде чем начать свои сборы к
отъезду?
своей беседе с миссис Мердл, а сказал только, что сообщил ей пока не все, но
то, что сообщил, она перенесла довольно стойко. Цвет Адвокатуры не
прохлаждался на улице зря: он за это время измыслил хитроумнейший капкан для
уловления всех присяжных разом. Теперь он мог выкинуть эту заботу из головы
и сосредоточиться на происшедшей катастрофе, и по дороге домой друзья
обсуждали эту катастрофу со всех сторон. Когда они подошли к дому Врача, в
ясное утреннее небо уже тянулись первые редкие дымки и слышны были негромкие
голоса первых редких прохожих; и, оглянувшись на еще сонный огромный город,
они сказали себе: о, если бы все те сотни и тысячи людей, что мирно спят, не
подозревая о своем разорении, могли сейчас слышать их разговор - какой
понесся бы к небу страшный вопль, проклинающий жалкого виновника всех
несчастий!
быстротой. Сперва он умирал поочередно от всех существующих в мире болезней,
не считая нескольких новых, мгновенно изобретенных для данного случая. Он с
детства страдал тщательно скрываемой водянкой; он унаследовал от деда целую
каменоломню в печени; ему в течение восемнадцати лет каждое утро делали
операцию; его важнейшие кровеносные сосуды лопались, как фейерверочные
ракеты; у него было что-то с легкими; у него было что-то с сердцем; у него
было что-то с мозгом. Пятьсот лондонцев, севших в это утро завтракать,
понятия не имея ни о чем, встали из-за стола в твердой уверенности, что
слышали собственными ушами, как знаменитый врач предупреждал мистера Мердла:
"Вы в любую минуту можете угаснуть, как свеча", а мистер Мердл отвечал на
это: "Двум смертям не бывать, а одной не миновать". К одиннадцати часам
теория чего-то с мозгом получила решительный перевес над всеми прочими, а к
двенадцати выяснилось окончательно, что это было: удар.
вкусы, что эта версия продержалась бы, верно, целый день, если бы в половине
десятого Цвет Адвокатуры не рассказал в суде, как в действительности
обстояло дело. По городу тотчас же пошла новая молва, и к часу дня на всех
перекрестках уже шептались о самоубийстве. Однако Удар вовсе не был
побежден; напротив, он приобретал все большую и большую популярность. Каждый
извлекал из Удара свою мораль. Те, кто пытался разбогатеть и кому это не
удалось, говорили: "Вот до чего доводит погоня за деньгами!" Лентяи и
бездельники оборачивали дело по-иному. "Вот что значит переутомлять себя
работой", - говорили они. "Работаешь, работаешь, работаешь - глядь, и
доработался до Удара!" Последнее соображение нашло особенно горячий отклик
среди клерков и младших компаньонов, которым меньше всего грозила опасность
переутомления. Они дружно уверяли, что участь мистера Мердла послужит им
уроком на всю жизнь, и клялись беречь силы, чтобы избежать Удара и как можно
дольше продлить свои дни на радость друзьям и знакомым.
запада, с севера, с юга поползли зловещие слухи. Сперва их передавали
шепотом, и они не шли дальше сомнений, так ли уж велико состояние мистера
Мердла, как о том говорили; не отразится ли случившееся на свободном
обращении акций; не приостановит ли чудо-банк платежи, хотя бы временно, на
какой-нибудь месяц. Но, нарастая с каждой минутой, слухи становились все
более грозными. Этот человек возник из ничего; никто не мог объяснить,
откуда и как он пришел к своей славе; он был, в сущности говоря, грубый
невежда; он никому не смотрел прямо в глаза; совершенно непонятно, почему он
пользовался доверием стольких людей; своего капитала у него не было никогда,
предприятия его представляли собою чистейшие авантюры, а расходы были
баснословны. С приближением сумерек слухи крепли, приобретали
определенность. Он оставил письмо своему врачу, врач письмо получил, оно
будет предъявлено завтра на дознании и как громом поразит многочисленных
жертв обмана. Тысячи людей всех званий и профессий будут разорены вследствие
его банкротства; старикам, никогда не знавшим нужды, придется оплакивать
свое легковерие в работном доме за неимением другого пристанища; будущее
множества женщин и детей окажется загубленным безжалостной рукой того
негодяя. Всякий, кто пировал за его роскошным столом, узнает, что помогал
обездолить бесчисленные семьи; всякий, кто поклонялся ему, сотворив из денег
кумир, поймет, что лучше уж было просто поклоняться дьяволу. Слухи росли и
множились, находя подтверждение в каждом новом выпуске вечерних газет,
голоса, их подхватывавшие, звучали все громче и к ночи слились в такой
оглушительный рев, что казалось, забравшись на галерею, опоясывающую купол
собора св. Павла, можно услышать, как воздух звенит от проклятий, сочетаемых
с тысячекратно повторенным именем МЕРДЛ.
Мердла следовало назвать Мошенничеством и Воровством. Он, предмет всеобщей
лести и поклонения, желанный гость за столом у первых людей в государстве,
украшение великосветских салонов их жен, он, который легко входил в круг
самых избранных, обуздывал аристократическую спесь, торговался за титул с
главой Министерства Волокиты, он, покровитель покровителей, за десять или
пятнадцать лет удостоенный больших почестей, чем за два столетия было
оказано в Англии всем мирным радетелям о народном благе и всем светилам
Науки и Искусства, со всеми их творениями, он, ослепительное чудо нашего
времени, новая звезда, указывавшая путь волхвам с дарами, пока она не
закатилась над мраморной ванной, в которой лежала падаль, - был попросту
величайшим Мошенником и Вором, когда-либо ухитрившимся избегнуть виселицы.
ГЛАВА XXVI - Пожиная бурю
Панкса, и через минуту последний ворвался в контору Артура Кленнэма.
Дознание пришло к концу, письмо стало достоянием гласности, банк лопнул,
прочие соломенные постройки запылали и обратились в кучу пепла.
Прославленный пиратский корабль взлетел на воздух вместе с целой флотилией
различных судов и суденышек, и море было усеяно следами крушения - там и сям
догорали остовы кораблей, взрывались пороховые бочки, сами собой стреляли
пушки, вдребезги разнося друзей и приспешников, утопающие хватались за
обломки снастей, изнемогшие пловцы боролись с волнами, и вокруг всплывших
трупов уже шныряли акулы.
осталось ровно ничего. Повсюду валялись нераспечатанные письма,
неразобранные счета и документы, а сам хозяин праздно стоял посреди этих
знаков иссякшей энергии и рухнувших надежд, облокотясь на свою конторку и
уронив голову на руки.
следующее мгновение локти мистера Панкса уже были на конторке, а голова
мистера Панкса уже была опущена на руки; и несколько минут они оставались
так, оба безмолвные и неподвижные, разделенные лишь конторкою.
хотите. Я себя еще и не так кляну. Я еще и не того заслуживаю.
сам чего заслуживаю?
компаньона! Панкс, Панкс, ведь я разорил Дойса! Честного, неутомимого
труженика, который всю свою жизнь работал, не зная ни отдыха, ни срока;
который испытал столько горьких неудач, и не поддался им, не очерствел, не
разочаровался в жизни; которого я так любил, так надеялся быть ему добрым и
преданным помощником, - и вот я своими руками разорил его - навлек на него
позор и бесчестье - разорил его, разорил!
не будучи в силах глядеть на столь горестное зрелище, вцепился себе в волосы
и стал выдирать их.
себя не ручаюсь! Назовите меня дураком, мерзавцем! Скажите: осел! где была
твоя голова? Скотина! куда тебя понесло? Не стесняйтесь со мною. Обругайте
меня как следует! - Произнося эти слова, мистер Панкс самым жестоким и
беспощадным образом рвал на себе волосы.
Кленнэм, больше с состраданием, нежели с сердцем, - было бы гораздо лучше
для вас и гораздо лучше для меня.
Так, так, еще!
с такой устрашающей точностью, - простонал Кленнэм, - было бы гораздо лучше
для вас, Панкс, и гораздо лучше для меня.
ограничиться и только добавил, крепко пожав ему руку:
бедный мой компаньон! - И он снова упал головой на конторку.
затянувшуюся паузу:
город избегал в надежде хоть что-нибудь вытащить из огня. Где там! Все
пропало! Все пошло прахом!
самых глубин его существа.