морских прогулок.
счастливого дня, когда оставили кумамотские лагери. Мы были перевезены по
железной дороге в портовый город Нагасаки, где уже поджидал нас пароход
Добровольного флота "Владимир", пришвартованный к стенке. Наш эшелон сразу
же разместился в его просторных, специально приспособленных для перевозки
войск трюмах. Но пароход простоял в порту еще несколько дней, принимая живой
груз до установленной нормы. Пассажирами были главным образом матросы и
десятка два морских и сухопутных офицеров.
января 1906 года.
стоянки в Нагасаки береговое жалованье и морское довольствие за девять
месяцев. Время, проведенное в плену, нам сочли за плавание. Каждый из нас
располагал значительной суммой денег. На пароходе
полушубки, валенки и папахи. Если не считать кормежки, это был последний и
окончательный расчет с казной. Мы впервые почувствовали себя более или менее
свободными людьми.
изрезанной причудливыми фиордами и окруженной горными хребтами. У входа в
нее, защищая от морских ветров, ощетинился пиниями крутоярый
Катабоко. К городу примыкали громадные постройки домов и судостроительных
верфей. Бухта шумела человеческими голосами, лязгала работающими лебедками,
дымила многочисленными трубами коммерческих кораблей.
океанскими пароходами, стоявшими под флагами разных наций, проворно шныряли
маленькие японские лодки - фуне. Каждая из них блестела крытой лакированной
каюткой, каждая щеголяла приставным носом и была похожа на водоплавающую
птицу с вытянутой шеей.
скалистых взгорьев заросла зеленью деревня Иноса, хорошо известная русскому
флоту. За много лет до войны русское правительство сняло здесь в аренду
участок земли, на котором были устроены шлюпочный сарай,
мастерские, госпиталь. Над этими
собрание, обслуживаемое любезной экономкой Амацу-сан. В нем были бильярдная
и богатая библиотека, внутренние стены ее украшались портретами адмиралов и
офицеров. На одном из холмов возвышалось двухэтажное здание под названием:
"Гостиница Нева". В западном конце селения расположено кладбище для русских
моряков. Офицеры называли Иноса русской деревней. Кто из них не мечтал
попасть в нее! Там происходили азартные игры в карты и бесшабашные кутежи,
там можно было жениться на молоденькой японке. Эти браки заключались по
договору на тот период времени, пока корабль стоял в Нагасаки. Многие из
наших офицеров оставили здесь свое потомство. Все это, конечно, давало
японцам
военно-морского дела и нравов тех, с кем им предстояло в будущее воевать.
начинался европейскими гостиницами и ресторанами. Здесь, на широких улицах,
наряду с японцами, наряженными в национальные костюмы - кимоно, встречались
англичане, немцы, французы, русские, китайцы, негры. Слышался разноязычный
говор. А дальше, за европейским кварталом, плотно прижались друг к другу
японские домики, деревянные, легкие, не больше как в два этажа, причем
верхний этаж приспособлен для жилья, нижний - для торговли.
видеть, чем в них торгуют: черепаховыми изделиями, узорчатыми веерами,
изящным японским фарфором, разноцветными
впечатление, как будто гуляешь не по узким улицам, а в павильоне, и
рассматриваешь выставку японской кустарной и фабричной продукции.
придавая городу декоративный вид.
музыкой. На ее волнующие звуки, возбуждаясь обманчивой радостью, шли
иностранные моряки, прибывшие сюда из-за далеких морей и океанов, загорелые,
обвеянные ветрами всех географических широт. Особенно разгулялись на радости
некоторые русские, как офицеры, так равно и нижние чины, только что
переставшие быть пленниками. Их можно было узнать издали:
них масленая неделя, разъезжали на рикшах.
мужчин, ни у женщин. Казалось, что они всегда жизнерадостны, словно всем им
живется отлично и все они довольны и государственным строем, и самими собою,
и своим социальным положением. На самом же деле японское население живет в
большой бедности, но искусно скрывает это. Точно так же ошибочно было бы
предположить, судя по их чрезмерной вежливости и любезности, выработанной
веками, что они представляют собою самый мирный народ на свете.
всецело были заняты одной японкой, той, что осталась в Кумамота.
великолепно говорил по-русски и очень любил нашу литературу. Мы иногда
часами разговаривали о произведениях русских классиков и
писателей. Это и сблизило нас. Он стал меня приглашать в город Кумамота к
себе на квартиру. У него была сестра Иосие, девушка двадцати лет, маленькая,
статная, с матово-нежным лицом и загадочным взглядом чёрных лучистых глаз.
Любовь не считается ни с расовым различием, ни с войной; она развивается по
своим
настораживалась, как птица при виде приближающегося охотника, но после
нескольких свиданий у нас началось взаимное тяготение друг к другу.
немного говорит по-английски, взялся и я за изучение этого языка. Первые
слова и фразы, усвоенные мною, были, конечно, приветственные и, конечно, о
любви. Но иногда, разгораясь и желая выразить свои чувства полнее, я говорил
ей по-русски:
когда человек после такого продолжительного времени увидит на несколько
минут только золотой кусочек солнца, он приходит в невероятный восторг. Но с
каждым днем небесное светило поднимается все выше, излучается все ярче.
конечно, не понимала их смысла. Она только улыбалась маленьким ртом с
пухлыми губами, блестя белизной мелких и немного кривых зубов. И призывно
мерцали ее черные глаза, наискось подтянутые к вискам. Не понимал и я ее,
когда она, откинув назад черноволосую голову с пышной прической, что-то
быстро начинала говорить. Японцы не имеют в своем языке буквы "л" и заменяют
ее буквой "р". Поэтому и Иосие, произнося мое имя "Алеша", говорила "Ареша".
Но это почему-то особенно мило звучало в ее устах.
жениться на его сестре, он согласился и на это. Может быть, тут сыграло роль
то обстоятельство, что она была сиротой. В Россию мне, как политическому
преступнику, нельзя было возвращаться. При помощи эмигранта-народовольца
доктора Русселя, приехавшего в Японию специально для того, чтобы снабжать
пленных революционной литературой, я хотел вместе с Иосие уехать в Америку.
Я знал, что в Японии мне придется бедствовать. А там, по ту сторону Великого
океана, в стране Нового Света, я с такой милой подругой лучше устрою свою
жизнь. Я основательно изучу английский язык,
коммерческий корабль и буду наезжать в Россию как американский гражданин. И
мне снова будет доступна родина для политической Работы. Так рисовалось
будущее, а молодость, опьяненная иллюзией счастья, не
преградах, пока не ударится лбом о каменную стену.
политическим преступникам. Это повернуло мою судьбу в другую сторону: я мог
вернуться на родину. После долгих колебаний я решил расстаться с Иосие.
меня сияющей улыбкой и показалась мне особенно привлекательной в синем
шелковом кимоно, с широким узорчатым бантом на спине. Я заранее запасся
фразами из японского и английского самоучителей и с трудом объяснил ей, что
уезжаю в Россию, а так как там революция, то не могу ее взять с собою,
вздрогнули ее узкие плечи, она взмахнула широкими рукавами Кимоно, словно
хотела вспорхнуть, но осталась на месте. На черные блестящие глаза, как
занавески, опустились веки с бахромой густых ресниц, скрывая в узких щелях
навернувшиеся слезы. Вдруг она повернулась ко мне и, заговорив что-то
по-японски, быть может проклиная нашу первую встречу, смотрела на меня то
умоляюще, то с ненавистью. Потом бросилась ко мне на шею.
глазами и всем своим обликом. Она опутала мою волю, Как лианы дерево. Наше
прощание превратилось в невыносимую муку. Уходя от нее, я словно оборвал
живую ткань в своей груди.
сознании все еще звучала не допетая до конца песня любви.
поселился в каюте. Мы часто встречались с ним: то мы приходили к нему, то он
Лукин Евгений
Херберт Фрэнк
Корнев Павел
Жюль Верн
Орлов Алекс
Громыко Ольга