Чтение 174–й страницы книги ~Виконт де Бражелон или десять лет спустя~

ная экзальтация, страстные порывы, ни к чему не приводящие... О, такой
прием - верх искусства и тоже очень эффективный! Немного поразмыслив, я
готова, пожалуй предпочесть его моей гордости; во всяком случае, он го-
раздо тоньше кокетства Монтале.

И обе фрейлины залились смехом.

Лавальер молча покачала головой и сказала:

- Если бы я услышала в присутствии мужчины четверть того, что вы тут
наговорили, или даже была убеждена, что вы это думаете, я бы умерла на
месте от стыда и обиды.

- Так умирайте, нежная малютка, - отвечала мадемуазель де Тонне-Ша-
рант, - хотя здесь и нет мужчин, зато есть две женщины, ваши подруги,
которые прямо объявляют вам, что вы - простодушная кокетка, то есть
опаснейшая из всех.

- Ну что вы говорите! - воскликнула Луиза, покраснев и чуть не плача.

В ответ снова раздался взрыв хохота.

- Постойте, я спрошу об этом у Бражелона, у этого бедного мальчика,
который знает тебя лет двенадцать, любит тебя и, однако, если верить те-
бе, ни разу не поцеловал даже кончика твоих пальцев.

- Ну-ка, что вы скажете о такой жестокости, женщина с нежным сердцем?
- обратилась Атенаис к Лавальер.

- Скажу одно только слово: добродетель. Что же, вы, пожалуй, отрицае-
те и добродетель?

- Послушай, Луиза, не лги, - попросила Ора, беря ее за руку.

- Как! Двенадцать лет неприступности и строгости!

- Двенадцать лет тому назад мне было всего пять лет. Детские шалости
не идут в счет.

- Ну, хорошо, вам теперь семнадцать лет; будем считать не двенадцать
лет, а три года. Значит, в течение трех лет вы постоянно были жестоки.
Но против вас говорят тенистые рощи Блуа, свидания при свете звезд, ноч-
ные встречи под платанами, его двадцать лет и ваши четырнадцать, его
пламенные взоры, говорящие красноречивее слов.

- Что бы там ни было, но я сказала вам правду.

- Невероятно!

- Но предположите, что...

- Что такое? Говори.

- Договаривайте, а то мы, пожалуй, предположим такое, что вам и во
сне не снилось.

- Можете предположить, что мне казалось, будто я люблю, на самом же
деле я не люблю.

- Как, ты не любишь?

- Что поделаешь! Если я поступала не так, как другие, когда они лю-
бят, значит, я не люблю, значит, мой час еще не пробил.

- Берегись, Луиза! - сказала Монтале. - Отвечу тебе твоим давешним
предостережением. Рауля здесь нет, не обижай его, будь великодушна; ес-
ли, взвесив все, ты приходишь к заключению, что ты его не любишь, скажи
ему это прямо. Бедный юноша!

И она снова захохотала.

- Мадемуазель только что жалела господина де Гиша, - заметила Атена-
ис. - Нет ли тут связи? Может быть, равнодушие к одному объясняется
состраданием к другому?

- Что ж, - грустно вздохнула Луиза, - оскорбляйте, смейтесь: вы не
Способны меня понять.

- Боже мой, какая обида, и горе, и слезы! - воскликнула Монтале. - Мы
шутим, Луиза; уверяю тебя, мы вовсе не такие чудовища, как ты думаешь.
Взгляни-ка на гордую Атенаис, она не любит господина де Монтеспана, это
правда, но она пришла бы в отчаяние, если бы Монтеспан ее не любил...
Взгляни на меня, я смеюсь над господином Маликорном, но бедняга Маликорн
отлично умеет, когда хочет, целовать у меня руку. К тому же, самой стар-
шей из нас еще не минуло и двадцати лет... все впереди!

- Сумасшедшие вы, право, сумасшедшие! - прошептала Луиза.

- Да, - заметила Монтале, - ты одна в здравом уме.

- Конечно!

- Значит, вы так-таки и не любите беднягу Бражелона? - спросила Ате-
наис.

- Может быть? - перебила Монтале, - она еще не совсем уверена в этом.
На всякий случай имей в виду, Атенаис, если господин де Бражелон окажет-
ся свободен, приглядись хорошенько к нему раньше, чем дашь слово госпо-
дину де Монтеспану.

- Дорогая моя, господин де Бражелон не единственный интересный мужчи-
на. Господин де Гиш, например, не уступит ему.

- На сегодняшнем балу он не имел успеха, - сказала Монтале, - прин-
цесса не удостоила его ни единым взглядом.

- Вот господин де Сент-Эньян, тот блистал; я уверена, что многие из
женщин, видевших, как он танцевал, не скоро его забудут. Не правда ли,
Лавальер?

- Почему вы спрашиваете меня? Я его не видела и не знаю.

- Нечего хвастаться своей добродетелью! Есть же у вас глаза!

- Зрение у меня прекрасное.

- Значит, вы сегодня вечером видели всех наших танцоров?

- Да, почти.

- Это "почти" звучит не очень любезно для них.

- Что делать!

- Кого же из всех этих кавалеров, которых вы видели, вы предпочитае-
те?

- Да, - подхватила Монтале, - господина де СентЭньяна, господина де
Гиша, господина...

- Никого, все одинаково хороши.

- Неужели в этом блестящем собрании, в этом первом в мире дворе вам
никто не понравился?

- Я вовсе этого не говорю.

- Так поделитесь с нами. Назовите ваш идеал.

- Какой же идеал?

- Значит, он все-таки есть?

- Право, - воскликнула выведенная из терпения Лавальер, - я реши-
тельно не понимаю вас. Ведь и у вас есть сердце, как у меня, и есть гла-
за, и вдруг вы говорите о господине де Гише, о господине де Сент-Эньяне,
еще о ком-то, когда на балу был король.

Эти слова, произнесенные быстро, взволнованно и страстно, вызвали та-
кое удивление обеих подруг, что Лавальер сама испугалась того, что ска-
зала.

- Король! - вскричали в один голос Монтале и Атенаис.

Луиза закрыла лицо руками и опустила голову.

- Да, да! Король! - прошептала она. - Разве, повашему, кто-нибудь мо-
жет сравниться с королем!

- Пожалуй, вы были правы, мадемуазель, когда сказали, что у вас пре-
восходное зрение; вы видите далеко, даже слишком далеко. Только, увы,
король не из тех людей, на которых могут останавливаться наши жалкие
взоры.

- Вы правы, вы правы! - вскричала Луиза. - Не все глаза могут безо-
пасно смотреть на солнце; но я всетаки взгляну на него, хотя бы оно и
ослепило меня.

В ту же минуту, словно в ответ на эти слова, раздался шорох листвы и
шелест шелка за соседним кустом.

Фрейлины в испуге вскочили. "Они отчетливо видели, как закачались
ветки, но не разглядели, кто тронул их.

- Ах, это, наверно, волк или кабан! - перепугалась Монтале. - Бежим,
бежим скорее!

И все три в неописуемом страхе бросились бегом в первую попавшуюся
аллею и перевели дух только у опушки леса. Там они остановились и прижа-
лись друг к дружке; сердце у всех сильно билось; только через несколько
минут им удалось прийти в себя. Лавальер совсем обессилела.

Ора и Атенаис ее поддерживали.

- Мы едва спаслись, - проговорила Монтале.

- Ах, мадемуазель, - сказала Луиза, - я боюсь, что это был зверь
пострашнее волка. Пусть бы меня лучше растерзал волк, чем кто-нибудь
подслушал мои слова. Ах я, сумасшедшая! Как я могла сказать, даже поду-
мать такие вещи!

При этом она вся поникла, как былинка; ноги ее подкосились, силы из-
менили ей, и, потеряв сознание, она выскользнула из державших ее рук и
упала на траву.

XXIII

БЕСПОКОЙСТВО КОРОЛЯ

Оставим несчастную Лавальер в обмороке, с хлопочущими около нее под-
ругами, и вернемся к королевскому дубу.

Не успели молодые девушки отбежать от него на каких-нибудь двадцать
шагов, как спугнувший их шум листвы усилился. Из-за куста, раздвигая
ветки, показался человек; выйдя на лужайку и увидев, что скамья опусте-
ла, он разразился громким смехом.

По его знаку из-за кустов вышел и его спутник.

- Неужели, государь, - начал спутник, - вы всполошили наших барышень,
ворковавших про любовь?

- Да, к сожалению, - ответил король. - Не бойся, Сент-Эньян, выходи.

- Вот счастливая встреча, государь! Если бы я осмелился дать вам со-
вет, недурно бы нам пуститься вдогонку за ними.

- Они уж далеко.

- Пустяки! Они бы с удовольствием дали догнать себя, в особенности
если бы знали, кто гонится за ними.