- Предписание найдет меня здесь.
видимо дожидавшаяся его на пороге лавочки, с таинственным видом попросила
его заглянуть в Счастливый Уголок. Он вошел и увидел мистера Рэгга.
контору, мистер Кленнэм.
забирают, если так.
двери. - Выслушайте сперва. Забрать вас все равно заберут, насчет этого
можно не сомневаться, но выслушайте сперва, что я вам скажу. В таких делах,
как правило, больше всего суетится и забегает вперед всякая мелкота. Вот и
сейчас у меня есть основания полагать, что речь идет всего лишь о решении
Пэлейс-Корт - какой-то небольшой долг, сущая безделица. Я бы лично не хотел,
чтобы меня взяли по таким пустякам.
надо соблюдать приличия. Мне, как нашему поверенному, будет гораздо
приятнее, если вас заберут по предписанию одной из высших судебных
инстанций. Это более солидно.
желание: поскорее с этим покончить. Пойду, и будь что будет.
только одно соображение. Допустим, то было дело вкуса, но это уже дело
разума. Имейте в виду, если вас заберут по предписанию Пэлейс-Корт, вы
попадете в Маршалси. А что такое Маршалси, вам известно. Дышать нечем.
Повернуться негде. Тогда как, скажем, Кингс-Бенч... * - мистер Рэгг широко
повел в воздухе правой рукой, изображая неоглядные просторы.
пойдемте.
Подворье из конца в конец. Кровоточащие Сердца теперь, после краха, совсем
по-другому относились к Артуру; беда сделала его для них своим, дала ему все
права гражданства в Подворье. Многие выходили поглядеть на него и
обменивались сочувственными замечаниями, вроде: "Эк его подвело, беднягу!"
Миссис Плорниш и ее отец смотрели ему вслед со своего крыльца и сокрушенно
качали головами.
мистер Рэгг собрался распечатать первое письмо, за стеклянной перегородкой
появился почтенных лет иудей, похожий на заспиртованный сморчок, - должно
быть, он шел за ними следом.
Мистер Кленнэм, это, видимо, и есть джентльмен, о котором я говорил вам.
дельце официального характера" - и показал предписание.
мистер Рэгг, потирая руки.
мне мое белье и платье. - Мистер Рэгг заверил, что его это нисколько не
затруднит, и они простились. Кленнэм и его провожатый сошли вниз, сели в
первый подвернувшийся экипаж и вскоре остановились у хорошо знакомых ворот.
сюда попасть подобным образом".
караульне - то ли отец только что сменил его, то ли, напротив, он готовился
сменить отца. При виде нового арестанта на лицах обоих отразилось изумление,
казалось бы вовсе не доступное для тюремных сторожей. Чивери-старший
смущенно пожал ему руку, пробормотав при этом: "Первый раз, сэр, не могу
сказать по чистой совести, что я рад вас видеть!" Чивери-младший держался
более замкнуто и руки не жал; но его замешательство было столь очевидно, что
не укрылось даже от Кленнэма, как ни угнетен он был собственными невзгодами.
Минуту спустя Джон выскользнул из караульни и скрылся на тюремном дворе.
прождать в караульне некоторое время, поэтому он уселся в углу и, достав из
кармана пачку писем, притворился углубившимся в чтение. Однако это не
помешало ему с глубокой признательностью заметить, как Чивери-старший
старательно ограждает караульню от лишних посетителей - кому сделает ключом
знак не входить, кого попросту вытолкает локтем - словом, всячески щадит
его, Кленнэма, чувства.
мозгу с мыслями о настоящем, вытесняя друг друга. Вдруг он почувствовал
прикосновение к своему плечу и, подняв голову, увидел Юного Джона.
двору, Юный Джон, обернувшись, заметил Кленнэму:
лестнице и очутились в знакомой комнате. Артур протянул Юному Джону руку.
Юный Джон поглядел на руку, поглядел на Артура - насупился, поперхнулся и
сказал:
приятно в этой комнате, так вот, пожалуйста.
(Юный Джон не стал задерживаться), он тотчас же забыл об этом под наплывом
чувств, которые пробудила в его израненной душе эта пустая комната, где все
напоминало ему тихую, кроткую девушку, некогда освящавшую ее своим
присутствием. И оттого, что теперь, в грозный час его жизни, он не мог
обрести в ней поддержку и утешение, таким мрачным показалось ему все вокруг
и таким безысходным - его одиночество, что он отвернулся к стене и дал выход
своему горю в слезах, повторяя про себя: "О моя Крошка Доррит!"
ГЛАВА XXVII - Уроки Маршалси
стояла непривычная тишина. Артур сел в одинокое кресло, такое же убогое и
облезлое, как сиживавшие в нем должники, и погрузился в свои мысли.
наступает в первый день тюремной жизни, когда пройдена и осталась позади
тяжелая передряга ареста (как много людей, поддавшись этому обманчивому
чувству, незаметно для себя опускались и теряли свое человеческое
достоинство!) - и картины его прошлой жизни виделись ему так, будто он
перенесся на другую планету и теперь наблюдал их оттуда. Если принять во
внимание, где он теперь находился и что привлекало его сюда в те дни, когда
от его желания зависело приходить или не приходить, и чей нежный образ
всегда связывался в его памяти и с тюремной решеткой и со всеми
впечатлениями вольной жизни, которых не заточить за решетку, не покажется
удивительным, что любое раздумье приводило его к мысли о Крошке Доррит. И
все же он сам удивлялся - не тому, что вспоминает о ней, но открытию,
сделанному им в этих воспоминаниях: как много был он обязан ее благотворному
влиянию в лучших своих решениях и поступках.
внезапная остановка жизненной карусели не заставит нас ясно увидеть то, что
прежде только мелькало в вихре. Так бывает в болезни, так бывает в горе, так
бывает в час тяжелого испытания или утраты; в этом полезная сторона многих
несчастий. Так случилось и с Кленнэмом: его несчастье открыло ему глаза и
наполнило его сердце нежным чувством. "Когда я всерьез задумался о своей
жизни, - размышлял он, - и перед моим утомленным взглядом забрезжила
какая-то цель, кто без устали трудился у меня на глазах, не слыша ни
благодарности, ни похвал, преодолевая такие препятствия, против которых не
устояла бы целая армия героинь и героев? Слабая маленькая девушка! Когда я
боролся со своей несчастной любовью и хотел быть великодушным с тем, кто
оказался счастливее меня (хотя он никогда не узнал бы о моем великодушии и
не ответил бы на него ни одним сердечным словом), у кого я учился терпению,
бескорыстию, самоотверженности, уменью забывать о себе, благородству и
величию души? У той же бедной девушки! Если бы я, мужчина, с моими силами,
возможностями, средствами, не пожелал прислушаться к голосу сердца,
твердившему, что, если отец мой совершил ошибку, мой долг, не позоря его
памяти, исправить ее, - чья хрупкая фигурка, едва защищенная худым
платьишком от холода и ветра, шагающая почти босиком по каменным плитам
тротуара или согнувшаяся над работой, встала бы передо мною живым укором?
Все ее же, Крошки Доррит!"
Крошке Доррит. И мало-помалу все случившееся стало казаться ему справедливым
возмездием за то, что он отдалился от нее в своих мыслях и позволил разным
житейским обстоятельствам стать между ним и его памятью о ней.
Чивери-старшего.
чего-нибудь?
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Самойлова Елена
Афанасьев Роман
Соломатина Татьяна