бы сына, если бы он прибегнул к протекции. А как быть самой Вере Васильевне?
Пете тоже надо учиться. Вера Васильевна начала припоминать. Нашелся
родственник в Петровской академии. Илья Анатольевич. Профессор. Надо зайти к
нему, посоветоваться. Да и самой Вере Васильевне мало смысла оставаться в
деревне. Зернов часто дает понять, что иностранные языки крестьянским детям
ни к чему, умели бы пахать да косить, французский язык - это язык русских
аристократов. Да и невозможно вечно находиться в зависимости от Анны
Васильевны. Пусть Слава сходит в школу, где преподавала Вера Васильевна.
Частная гимназия Хвостовой. Теперь она, вероятно, тоже называется школой
второй ступени. Если ее возьмут обратно, Вера Васильевна вернулась бы...
Порешили на том, что Слава едет к деду, в общежитие проситься не будет,
а на будущее лето Вера Васильевна и Петя тоже переберутся в Москву.
Утром надо было идти искать лошадь. Просить Данилочкина? Гужевая
повинность отменена, своих лошадей исполком не имеет, только затруднять
просьбами. Марью Софроновну просить бесполезно. У Филиппыча обмолот,
неудобно...
Слава вспомнил о Денисовых и поймал себя на мысли о том, что в
разговорах о Москве Вера Васильевна и сам Слава обошлись в будущей жизни без
Маруси.
Неловко стало Славе в душе...
Днем зашел к Марусе.
- У кого бы нанять лошадь?
- Подожди...
Она нашла во дворе отца, поговорила, вернулась.
- Я сама отвезу тебя.
- Ты не обернешься за один день.
- Переночую на станции.
- Может, захватим Петю?
- Нет, я одна. Одна хочу проводить тебя.
Вторую половину дня Слава ходил по знакомым и прощался.
Ничто не изменилось в исполкоме за пять лет, Данилочкин сидит за
письменным столом Быстрова, на том же обтянутом черной кожей диване, разве
что кожа еще больше пообтрепалась и стерлась, по-прежнему сидит за своим
дамским столиком Дмитрий Фомич.
Но душа у волисполкома другая, нет уже сквозняков, окна закрыты, все
спокойно, уравновешенно, прочно.
- Улетаешь? - спрашивает Дмитрий Фомич. - Ушел Иван Фомич, улетаешь
ты...
- Не тревожься за мать, - утешает Славу Данилочкин. - Поддержим...
На заре к почте подъезжает Маруся. Гнедая денисовская кобылка запряжена
в легкие дрожки, Маруся в материнском плисовом жакете, для Славы на случай
дождя брезентовый плащ.
Вера Васильевна видит в окне Марусю.
- Уже!
Долгие проводы - лишние слезы. Мама ничего не говорит. Держит себя в
руках. Будит младшего сына.
- Петя, Слава уезжает!
Петя вскакивает, он привык рано вставать.
Слава обнимает мать, брата, выходит из дома, секунду колеблется и, хотя
мама смотрит в окно, целует Марусю в щеку.
Она вопросительно взглядывает на Славу:
- Поехали?
Мягким движением отдает вожжи Славе и уступает место перед собой.
Ничего не сказано, они даже не думают об этом, но в этом движении
исконный уклад деревенской жизни, женщина уступает мужчине первое место: ты
хозяин, ты и вези.
Не успевает Слава сесть, как лошадка срывается с места, а он еще
подергивает вожжами: скорее, скорее - это он тоже не осознает, спешит
оставить Успенское.
Капустное поле, церковь, погост...
Многое он здесь оставляет! Здесь в школе возле церкви впервые увидел
Степана Кузьмича, здесь неустрашимый Быстров спас дерзкую бабенку от
озверевших мужиков, здесь хоронили Ивана Фомича, здесь, на ступеньках школы,
они, первые комсомольцы, мечтали о необыкновенном будущем...
Простите меня!
Побежали орловские золотые поля...
Далеко, в голубой бездне, курчавые облака. Барашки. То несутся, то
замедляют бег. Сизые, лиловатые, белые. Собьются в отару, закроют солнце и
опять разбегутся.
Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы...
- Не нужно стихов, - говорит Маруся, - своих слов, что ли, у тебя нет?
А ведь такие хорошие стихи, думает Слава. Но Маруся почему-то не в
настроении. Впрочем, понятно почему. Но зачем растравлять себе душу?
Кобылка бежит с завидной лихостью. Сыта, ладна, ухожена. Бежит себе,
только пыль из-под копыт. По обочинам зеленая травка ковриками скатывается в
канавы.
Не так-то уж она гладка, полевая дорога, не так легка, как кажется...
Бежит себе кобылка, бежит, легко у Славы на сердце, мысли спешат все
дальше и дальше, он уже видит московские улицы...
Ничего он не видит!
Чертово дерево, откуда оно только взялось? Черное, искореженное,
сожженное молнией.
Слава не заметил, как шарахнулась лошаденка, как занесло дрожки, и
заднее колесо увязло в канаве.
- Стой!
А кобылка сама остановилась.
Маруся засмеялась:
- Цел?
Соскочили с дрожек, Слава злится, а Маруся смеется:
- Колесо-то цело?
Слава склонился к колесу.
- Посторонись...
Маруся ухватилась за дрожки и вытолкнула на дорогу.
Он кинулся на помощь.
- Да все уж...
- Не заметил даже, как случилось, - виновато пробормотал Слава. -
Откуда только эта коряга взялась...
Нет, не годится он ей в мужья!
- Оно так всегда, - ласково отозвалась Маруся. - Чуть замечтался...
Слава сердится и на себя, и на лошадь, и на дерево... И на Марусю.
Скорее бы отъехать от злополучного места!
- Поехали?
- Поехали...
Как произносят они это слово? Слава с раздражением, Маруся
снисходительно, она не переживает промах Славы, ну, зазевался и зазевался,
не велика беда, даже не заметила, как уязвлено мужское самолюбие Славы.
- Дай-ка лучше мне!
Выхватила вожжи из рук жениха, да так решительно, что и не возразишь!
Теперь Маруся впереди, теперь она правит, ей и в голову не приходит,
как опасно иногда женщине отнять у мужчины вожжи.
Сидят на дрожках, как на лавочке, бочком, свесив ноги, пылятся Славины
начищенные сапоги и Марусины ботиночки со шнурками.
Слава рассматривает Марусю. Красива она? Может, и не так красива...
Целомудренна! Хороша внутренней красотой. Но и с лица неплоха. Умный лоб,
правильный нос, нежный румянец, губы как спелая малина...
"Ах, Маруся... Ты так и будешь меня везти, а мне всю жизнь глядеть
из-за твоей спины? Шабунин отпустил меня на вольную волю, а теперь ты
начнешь заменять Шабунина? Я хочу жить своим умом. Почему меня постоянно
должен кто-то опекать? Быстров, Шабунин, Иван Фомич... Даже от мамы я ни в
чем не хочу зависеть..."
Волны времени относят назад Орел, Малоархангельск, Успенское... А оно
сопровождает его сейчас, потому что Успенское и Маруся неотделимы. Сможет ли
он выполнить свои обязательства?..
Странные это мысли. Неверные и тревожные. "Ты еще ничто", - мысленно
говорит он себе...
Маруся вдруг оборачивается к нему.
- Знаешь, мне почему-то кажется, что видимся мы с тобой в последний
раз.
- Зачем ты так?
Почему Марусе приходят в голову такие странные мысли?
Минуют деревню за деревней, кобылка весело отталкивается от мягкой
дороги, невеста решила прокатить жениха как по воздуху.
- Гнедуха!..
И дорога назад, и ометы назад, и ветлы назад, крутится нескончаемая
лента дороги, уносит с золотых орловских полей.
- Не вернешься ты, - говорит Маруся.
- Зачем ты так?
Она упорно о чем-то думает.
Уезжает Слава от своего счастья, понимает и не может не ехать.
Облака растаяли, вечная над ними синь, в полях светлый день.
- Не любишь ты меня, - говорит Маруся.
- Зачем ты так?
Он любит ее. Может быть, даже больше мамы.
А кобылка перебирает, перебирает ногами, и, глядишь, Змиевка перед
глазами.
Серый элеватор давно уже маячил на горизонте.