в очередь, и тех, что кажутся слабыми и вызывают жалость или, наоборот,
слишком наглыми; в этом случае следовало бы взять за шиворот, а ему про-
тивно пачкать руки о засаленные воротники. Иногда кровь бросается ему в
голову от ярости: не других он боится, а себя... (Хвастунишка! "Держите
меня!.." Нет, ирония совсем не идет этому пареньку! Его швыряют внутрен-
ние волны, его тревожит сознание, что в такие минуты он может оказаться
бессильным, что он может быть унесен ими. Только с течением времени,
только после нескольких опасных передряг он научится не то чтобы укро-
щать эти волны, - это грозило бы ему гибелью, - но по крайней мере нап-
равлять их, использовать их как источник энергии, как движущую силу...
Дайте ему срок! Если он выживет, это ему когда-нибудь удастся. Но вот -
жить! В этом-то и весь вопрос! Сможет ли он жить? Сколько времени и
как?)
зультатных попыток он был принят на испытание в газетную типографию, в
ночную смену. На неумелого новичка косо смотрели товарищи по работе,
сразу почуявшие в нем белоручку. Вместо того чтобы помочь, ему подстав-
ляли ножку. Через три ночи он получает расчет. Раза три ему с громадным
трудом удавалось находить переводы реклам и коммерческой корреспонден-
ции. Никаких перспектив! Его знание литературы ничего не стоит, надо
знать деловую терминологию. Однажды Сент-Люс встречает его, когда он,
голодный, бродит по улицам, и временно устраивает билетером в кино. Но,
постоянно переходя из теплого помещения в холодное и обратно, Марк на
свою беду схватывает грипп, сначала переносит его на нотах и, наконец,
сваливается на несколько дней. А потом место, конечно, занято, и другого
он не находит. Сент-Люс потратил целый вечер на то, чтобы его устроить,
но он не имеет обыкновения подолгу задерживаться на чем-нибудь. Оказав
однажды помощь Марку, он о нем забывает, и неизвестно, где теперь найти
Сент-Люса. Один бог знает, как он и сам-то живет! В ту ночь, которую они
провели вместе (после кино Сент-Люс затащил его из дансинга, где он слу-
жит, в укромный утолок одного подпольного бара и там, измученные и лихо-
радочно возбужденные, они проговорили до утра), Марк был потрясен, уз-
нав, что элегантный Люс - почти такой же нищий, как он сам. У него
странные отношения с матерью, красивой кинозвездой. Он называет ее Жозе
и говорит о ней с непостижимой фамильярностью. Она постоянно в разъез-
дах; изредка встречаясь, они осыпают друг друга нежностями и вместе ша-
таются по ночным кабакам; она пичкает его конфетами, осыпает ненужными
подарками и долларами, если у нее еще что-нибудь остается; он же тратит
эти доллары на ответные подарки - на драгоценности и цветы и даже на до-
рогих комнатных собачек, обезьян и попугаев или на безделушки, с которы-
ми она не знает, что делать, но которые всегда принимает охотно, и это
приводит их обоих в восторг. А затем она снова исчезает на несколько ме-
сяцев, оставляя его в Париже без единого су, и оба перестают интересо-
ваться друг другом. Внезапно она вспоминает о нем: он получает чек на
крупную сумму или на какую-нибудь мелочь (обычно это бывает в такие дни,
когда ему не на что пообедать). Он смеется: такие неожиданности, в сущ-
ности, его забавляют. Он не только не сердился на мать, он был ей благо-
дарен за то, - что она такая. Ему был приятнее сознавать, что он произо-
шел от этой красивой девушки, чем от какой-нибудь серьезной и вполне
благоразумной матери. Уж он как-нибудь и сам устроится! Он родился акро-
батом и знал тысячу приемов, чтобы в случае падения упасть на лапы! А
какой у него покладистый желудок! Дни поста нисколько его не пугали!
Этому птенцу бывало довольно поклевать несколько крошек с ладони, лишь
бы ручка была красивая. В красивых ручках у него недостатка не было. Они
сами его находили. И неизвестно, не принимал ли он при случае, между
обедом и ночлегом, два обола из этих красивых ручек. В ту ночь он не
утаил этого от Марка, когда тот высказал удивление, вспомнив, как Люс
бывал элегантен даже в черные дни. Очаровательный циник сказал ему:
теть...
Это было бы бессмысленно; он понимал, что с этого гуся вода сойдет, кап-
ли не останется! Нельзя было мерить его той же меркой, что и сына Анне-
ты. В те времена, когда еще существовала загробная жизнь и после Страш-
ного суда души человеческие размещались в трех отдельных затонах, для
Люса не нашлось бы места ни в одном из них: он попал бы туда, куда ухо-
дят души животных - в вольеры вечности... Марк был не очень уверен в
превосходстве своей человеческой души. Но если желать - а он желал -
держаться, не теряя почвы под ногами, лучше было верить в это превос-
ходство.
мываясь, предложил ему все, что у него было в кошельке, - из всех друзей
он один сделал это. Набоб Верон, встретив его как-то изнуренного охотой
за заработком, ограничился тем, что открыл перед ним свой портсигар. Он
и не подумал спросить, как Марк живет. Ему было наплевать. И Марк, при
всей своей ненависти к Верону, был ему благодарен за то, что он и не пы-
тается скрыть свой эгоизм. А вот Марку пришлось делать большие усилия,
чтобы скрыть от Верона свои чувства. Верон был в тот день в убийственном
настроении; одна рука была у него на перевязи. Марк насмешливо спросил,
не на войне ли он получил рану. Верон стал ругаться, пробормотал что-то
насчет фурункула, кого-то, неизвестно кого, обозвал шлюхой и прекратил
разговор. При расставании Марк предложил ему встретиться в ближайший ве-
чер у Рюш. С таким же успехом он мог бы назначить ему встречу "после
дождика в четверг", - он и не думал ходить на эти собрания. Верон разра-
зился оскорбительным хохотом, плюнул со злостью и осыпал Рюш гнусной
бранью. А когда Марк, которого этот порыв ярости привел в изумление,
спросил, какая муха его укусила, Верон резко оборвал разговор, бросил на
него злобный взгляд и повернулся спиной.
за существование: гордость - плохой помощник, когда надо ужом прос-
кальзывать в щели, чтобы пробраться в кладовую, где лежит провизия. Но
зато гордость придает бешеную силу сопротивления в самые тяжелые минуты,
когда телом овладевает слабость, а дух измучен сомнением. Сколько бы
Марк себе ни твердил: "Я побежден и буду побежден", - вслух он этого ни-
когда не скажет; произнести это вслух значило бы отказаться от борьбы.
Ни на минуту не приходила ему в голову мысль о самоубийстве. Разве на
поле битвы кончают с собой? Тут за смертью дело не станет! Даже и выби-
рать не надо. Она сама обо всем позаботится. Нет, нам действительно нуж-
на только жизнь!.. "Ведь все, что меня окружает, все эти женщины, мужчи-
ны, весь этот водоворот, все эти драки, эти случки, - это не жизнь, а
плесень. Но как добраться до настоящей жизни, где ее найти? Да и сущест-
вует ли она? Не знаю! Между тем меня неодолимо влечет к северу, как
стрелку компаса... Что такое север? Плавучая льдина? Провал в бездну
среди вечных льдов? Я ничего не знаю. Но север - там. И я должен идти на
север. Слепая сила видит за меня. Она хочет за меня. Вся моя свобода в
том, чтобы хотеть того, чего хочет она. Справедливо это или несправедли-
во, для меня это закон".
галльскому изречению:
обязанности приказчика, торгующего на тротуаре. В серые январские дни он
стоял перед дверью лавки, подняв воротник и стуча зубами от холода. По
ночам он заставлял себя несколько часов читать, писать, размышлять, ста-
рался постичь, как можно глубже, загадку бытия. Но она выскальзывала из
его окоченевших пальцев, и голова у него качалась от желания спать. Ког-
да бывала возможность, он варил себе крепкий кофе, чтобы не спать. А по-
том он выучился не спать совсем. Он потерял ключ от озера, дающего бла-
готворное забвение. Дни и ночи тянулись в сплошных галлюцинациях - без
начала, без конца; они вытягивались и снова сворачивались, точно кольца
змеи. Марк ходил с воспаленными глазами, всюду влача за собой смер-
тельную усталость, спазмы в желудке и навязчивые мысли. Он не платил за
квартиру. Ему грозило выселение. Он продал все, что мог. Немногие вещи,
которыми он дорожил, он носил с собой, в своем студенческом портфеле, а
затем - с портфелем тоже пришлось расстаться - в карманах: он боялся,
как бы их не унесли в его отсутствие.
ном, Марк, втянув голову в плечи, стоял, как цапля, перед лотком магази-
на. Бессонница доводила его теперь до полуобморочного состояния. Он
смотрел на торопливое движение призраков, не видя их, замечая их, когда
они уже прошли, и чувствуя, как он сам, такой же призрак, плывет и раст-
воряется в общем движении. Внезапно ему показалось (слишком поздно!),
что чье-то бледное лицо остановило на нем тревожный, настороженный
взгляд, а рука быстрым движением схватила что-то и скрылась под накид-
кой... Он вырвался из своего оцепенения, увидел в нескольких шагах от
себя женщину, и ее образ запечатлелся в его усталых глазах: она застыла
перед лотком, руки у нее были спрятаны под накидкой. Марк был уверен,
что она почувствовала на себе его взгляд: она стояла, как куропатка, над
которой делает стойку собака, и в этот самый миг под накидкой исчезла ее
добыча - несколько помидоров, которые она украла. Она ждала, что будет
дальше... А что будет дальше, Марк знал не лучше, чем она. Он направился
к ней. Он был уже близко, его руки, как и у этой женщины, были прижаты к
туловищу. Марк и она почти касались друг друга. Оба были примерно одного
роста, и рот Марка находился на уровне худой щеки, на которой судорожно
подергивались мускулы. Женщина не двигалась с места. Надо было, однако,
на что-то решиться. Он превозмог себя и сказал сдавленным голосом:
казчика. Тот наблюдал за ними. Марк шепнул куропатке:
Афанасьев Роман
Ильин Андрей
Юрьев Сергей
Доценко Виктор
Суворов Виктор
Орлов Алекс