ход!) Тем паче что главный соперник Ягайлы, Витовт, дал согласие
креститься по католическому обряду. Церемонию устроили в кафедральном
соборе Кракова. Было торжественно. Собралась вся знать и весь церковный
синклит. Ягайлу окрестили с именем Владислава (традиционным после великого
Локетка), Вигунд стал Александром, Коригайло - Казимиром, Свидригайло -
Болеславом, Витовт-Витолд крестился на этот раз с именем Александра. В
латинскую веру перешли вослед своим князьям и многие литовские вельможи.
платом взмокшее в духоте лицо, оглядывался победительно. Сегодня в один
день они совершили то, что орденские рыцари не смогли содеять за целое
столетие! Теперь осталось склонить под власть папского престола упрямых
схизматиков Москвы, и разделенная некогда церковь объединится вновь! Он
уже забыл, как метался между великопольской шляхтой и малополянами, как
благословлял на престол Семка-Земовита, все забыл! Он торжествовал нынче!
Ян Радлица поглядывал на него сомнительно, снизу вверх, в отличие от
Бодзанты прекрасно понимая, что склонить даже к унии с Римом московских
схизматиков будет далеко не просто, что по всей Европе тлеют ереси,
грозящие сугубым расколом церкви, но и он еще не предвидел Лютера, как и
Гуситских войн, и не мог вообразить, что даже на то, чтобы привязать к
Риму Галицкую и Червонную Русь, потребуются не годы, века, а от попытки
обратить одним махом в <латынскую веру> всех православных великого
княжества литовского через немногое количество лет придется и вовсе
отказаться... Но успеху дня сего радовался неложно и он, и в душе Радлицы
росло примиряющее, надмирное чувство: с крещеным Ягайлой его
девочке-королеве, дочери высокочтимого им Людовика, будет уже не столь
одиноко и страшно!
ровно через два дня после крещения. Все делалось с прямо-таки необычайною
быстротой.
Ядвига должна была прилюдно отречься от своего австрийского жениха и
заявить, что она согласна на брак с Ягайлой.
Ян Радлица впервые по-настоящему испугался за свою подопечную, когда
увидел ее побледневшие, мертвые под слоем румян щеки, ее лихорадочно
обострившийся взор. Но нет, церемония прошла успешно. Ядвига сказала то,
что ей велено было сказать, громким и ясным голосом, утишая зловещий шепот
по углам храма. Многие ждали скандала или какой иной неподоби во время
отречения, не веря в согласие Ядвиги порвать с Вильгельмом. В любовную
драму юной королевы неволею был вовлечен весь город, и о Вильгельме с
Ядвигою судачили по всем обывательским дворам.
вновь. С таким лицом, как у нее, уходят разве в монастырь или на казнь, а
отнюдь не готовятся к торжествам брачным.
зрелости. Это чувство может и не появиться вовсе, ежели слишком забаловала
и продолжает баловать и баюкать жизнь. Тогда возможно и до седых волос
оставаться в недорослях. Оно может являться постепенно, с ростом
ответственности. Но на Ядвигу зрелость свалилась сразу, как обрушивается
ледяной поток, как внезапная гибель любимых, как крушение. И верно, мысли
были в тот вечер у нее не о свадьбе - о монастыре. Ядвига молилась, и
свадьбу, на которую дала согласие, воспринимала теперь только как жертву:
Господу и стране. Ибо никому, никому на свете, даже Вильгельму, не нужна
была девочка-Ядвига, нужна была лишь королева польская. А тогда Ягайло еще
и откровеннее Вильгельма! Он ехал жениться на королеве и был, кажется,
изумлен ее красотой. (Так, во всяком случае, шептали ей все камеристки.)
Он взял бы ее и худую, и кривую - всякую. Он, по крайней мере, честен!
Честнее тебя, Вильгельм, так и не решившийся похитить, умчать свою
венчанную жену, маленькую Ядвигу, забывши про корону и трон! Какой же ты
рыцарь, Вильгельм! Прятался... Чего ты ждал? Чтобы я сама тебя взяла и
сделала королем?
счастье, не в силах поднять головы к лику распятого, вырезанного из
желтоватой кости и ужасно мертвого в этот час Христа.
Ядвиге во всю последующую жизнь. Не простил в основном потому, что с
отречением Ядвиги от Вильгельма окончательно ускользала корона Пястов,
которую он тщился добиться еще и много спустя, даже и после смерти своей
нареченной в детстве и потерянной в отрочестве супруги.
Буды об учиненной там матерью резне и о том, как Карл Дураццо
Неаполитанский, захвативший было венгерский престол, падал под ударами
двух вернейших сподвижников Елизаветы: Форгача и Гары, и как мать кричала
злобно, поощряя убийц: <Руби его, Форгач, получишь Гимез и Гач!> Как
разбежалась, не оказавши сопротивления, неаполитанская гвардия Карла, а
сам он, добравшийся-таки до своей спальни, был схвачен сподвижниками
королевы и умер в цепях, не то от потери крови, не то от яда.
матери с сестрою казалось страшным сном. Она верила и не верила событиям,
понимая только одно: захоти она теперь отказаться от польского престола и
брака с Ягайлой, ей некуда будет даже возвратиться домой...
своды собора. Торжественная надмирная латынь. Золотые обручальные кольца,
одно из которых достается ей, а другое она <дарит>, надевая на палец
Ягайле...
на две недели, к моменту коронации короля Владислава. Но уже через
несколько часов после венчания, того же восемнадцатого февраля, новый
<господин и опекун короны польской>, польский король обнародовал <в
благодарность всему шляхетскому народу> существенный акт свободы, дающий
шляхте права, коих она не имела по Кошицкому договору с королем Людовиком.
живущей на земле, где оказывается ваканция, и только с согласия соседней
шляхты.
лишь полякам, рожденным в королевстве. Точно так же и староства должны
даваться лишь шляхте. (Людовик часто наделял этою должностью мещан.)
заграничного похода король берет на себя все убытки шляхты, равно как и
выкуп пленников из неволи. В войне на территории королевства король берет
на себя лишь выкуп пленных и главнейшие убытки. Неприятельские пленные
достаются на долю короля.
духовного кмета два гроша с каждого лана.
делам о кражах упраздняются. Остается только государственный шляхетский
суд.
земскими должностями лишь жителей Польши, не делал различий меж шляхтой и
богатыми мещанами. Тогда же кровным полякам Людовик предоставлял в
управление только двадцать три главных судебных округа. Остальные был
волен давать пришельцам - кому захочет. И служба внутри границ была без
вознаграждения. А Краковский договор давал вознаграждение служащим
шляхтичам и внутри страны тоже. В Кошицах королю отдавалось два гроша
королевщины с каждого лана*, а в Кракове - с каждого кмета (свободного
крестьянина). Беднейшая <лапотная> шляхта совершенно освобождалась от
податей. В Кошмцах обошли молчанием королевских судей, в Кракове
постановили их убрать. В Кошице шляхта обязывалась восстанавливать
королевские замки, в Кракове умолчали об этом, то есть сняли эту
повинность со шляхты.
сохранила все должности. Право распоряжаться короной шляхта тоже сохранила
за собой. Корону Ягайле дали без упоминания о родственниках-наследниках.
Было положено начало посольским сеймам. За королем остались только: суд
над шляхтой, право войны и мира с иностранными государствами и владение
коронными поместьями (но и сюда протягивала руки малопольская шляхта).
произошло впоследствии), и не здесь ли коренится последующее ослабление
польского государства вплоть до разделов его в XVIII столетии?
<кормленого> князя, коих приглашали к себе новгородцы и псковичи,
заботливо оговаривая все ограничения власти <принятых> князей.
зале Вавельского замка - при кликах и здравицах, при обнажаемом оружии с
возгласами <Клянемся!> - радостная толпа шляхтичей в расшитых жупанах, в
праздничных кунтушах и дорогом, напоказ, оружии, заламывая шапки,
изливалась по каменным ступеням во двор, где в руках стремянных уже ржали
кони, роющие копытами снег. И Витовт, в простой одежде и потому
незаметный, подслушал, стоя под лестницей, как рослый красавец Сендзивой
из Шубина, славный тем, что на одном из турниров, выезжая раз за разом,
побил всех немецких рыцарей-соперников, усмехаясь в пышные седые усы,
выговорил с сытою усмешкой:
Сертаков Виталий
Роллинс Джеймс
Шилова Юлия
Круз Андрей
Лукин Евгений
Майер Стефани