полуденной спячки, обитатели ее бродят по двору, уже прикрытому тенью, и
время близится к сумеркам. Он просидел в раздумье несколько часов.
сюда. Я бы их раньше прислал, да ему непременно хотелось принести самому.
Прямо-таки приспичило принести самому, а то бы я их прислал раньше. Мистер
Кленнэм, вы позволите сказать вам одно словечко?
мистера Чивери все еще оставалась за дверью и вместо глаз на Артура смотрело
одно ухо. Такова была, деликатность мистера Чивери, человека истинно
вежливого от природы, даром что в наружности его не было решительно ничего,
что позволило бы принять этого тюремного сторожа за джентльмена.
оно, пожалуй, и ни к чему. Мистер Кленнэм, вы уж сделайте милость, не
обращайте внимания на моего сына, если он вдруг отмочит вам чего-нибудь. У
моего сына есть сердце, мистер Кленнэм, и оно там, где ему положено быть. Мы
с матерью знаем, где у него сердце, и никаких у нас на этот счет сомнений
нет.
дверь. Не прошло и десяти минут, как на смену явился его сын.
ношу.
воротился с новой ношей, которую точно так же опустил на пол, точно так же
сказав при этом:
друг другу руку, мистер Джон?
образованные большим и средним пальцами левой, и сказал, как давеча:
взор, хотя в уголках его глаз дрожало нечто, весьма похожее на жалость.
проявляете столько заботы? Тут, верно, кроется какое-то недоразумение. Может
быть, я нечаянно обидел вас? От души сожалею, если так.
в тисках, очевидно слишком крепко ее зажимавших. - Никакого недоразумения,
сэр, насчет чувств, с которыми я на вас смотрю в настоящую минуту! Если б мы
с вами были в одном весе, мистер Кленнэм (а это не так), и если бы вы не
были подавлены обстоятельствами (а это так), и если бы тюремные правила
разрешали подобные вещи (а это не так), я бы тут же, на месте, схватился с
вами в рукопашную, сэр, и это как нельзя лучше отвечало бы моим чувствам.
может. - И, отвернувшись с тяжелый вздохом, он снова опустился в облезлое
кресло.
воскликнул:
головы. - Не стоит больше и говорить об этом.
принадлежит мне. Я ее даю в пользование тем, кто поселяется в этой комнате,
если у них нет своей. Не бог весть что за мебель, но она к вашим услугам.
Без всякой платы, разумеется. Я бы никогда не предложил ее вам на других
условиях. Пользуйтесь, и все тут.
такого одолжения. Джон снова повернул руку в тисках, как видно разрываясь
между какими-то противоречивыми чувствами.
возразил Юный Джон, повышая голос. - Ничто не мешает.
опустил голову. И тотчас же Юный Джон заговорил опять, тихо и мягко:
кому - можно не называть - он умер важным господином. Я купил этот столик у
человека, который жил тут после него и которому он его подарил, уезжая. Но
этому человеку далеко было до него. Да и мало есть людей, которых можно бы
поставить на одну с ним доску.
дерзость явиться к нему с визитом, когда он последний раз приезжал в Лондон.
Собственно, это он счел мой визит дерзостью, но тем не менее был так добр,
что предложил мне сесть и спросил, как поживает отец и все старые друзья -
то есть не друзья, а давнишние скромные знакомые. Мне показалось, что он
очень изменился, я так и сказал тут всем, воротившись от него. Я спросил,
здорова ли мисс Эми...
выражением лица, словно он только что проглотил гигантскую невидимую пилюлю.
- Но раз уж вы спросили, сожалею, что не могу вам ответить. По правде
сказать, мой вопрос показался ему чересчур навязчивым, и он сказал, что мне
дела нет до здоровья мисс Эми. Я и раньше подозревал, что с моей стороны
было дерзостью явиться к нему, а тут окончательно в этом убедился. Но потом
он был со мной очень любезен - очень любезен.
прерванная бормотаньем Юного Джона: "Очень любезен, и на словах и на деле".
намерены обходиться без еды и питья?
нет никакого аппетита.
- Нельзя же из-за отсутствия аппетита целый день просидеть в кресле, не
проглотив ни кусочка. Напротив, если аппетита нет, значит нужно есть без
аппетита. Я сейчас иду домой пить чай. Если это не покажется дерзостью,
позвольте предложить вам выпить со мною чашечку. А не хотите идти ко мне,
могу сюда принести.
исполнение свои последние слова, и, с другой стороны, стремясь показать, что
просьба Чивери-отца и извинения Чивери-сына не остались без внимания, Артур
встал и выразил готовность идти к мистеру Джону пить чай. Юный Джон
пропустил его вперед, запер дверь, весьма ловко сунул ключ к нему в карман и
повел его в свою резиденцию.
Это была та самая комнатка, где Артур в день отъезда внезапно разбогатевшего
семейства из Маршалси нашел на полу бесчувственную Крошку Доррит. Он сразу
догадался об этом, как только они стали подниматься по лестнице. Комната,
заново выкрашенная, оклеенная обоями и прилично обставленная, выглядела
теперь по-другому; но он помнил ее такой, какой она мелькнула перед ним в
тот миг, когда он подхватил хрупкую фигурку на руки, чтобы снести в карету.
покуда тот обводил глазами комнату.
полбанки чаю и помчался на общую кухню за кипятком.
изменившиеся обстоятельства вновь приведя его под унылый тюремный кров, так
живо напомнила об его утраченном маленьком друге, что нелегко было бы ему
бороться с этими чувствами, даже зная, что он не один. Но он был один, и
потому не боролся. Он дотронулся до холодной стены с такой нежностью, словно
это была сама Крошка Доррит, и вполголоса произнес ее имя. Он подошел к
окошку, взглянул поверх тюремной стены, увенчанной железными остриями, и
мысленно послал благословение в подернутую дымкой даль - там где-то, богатая
и счастливая, жила теперь его Крошка Доррит.
по тому, что в руках у него было завернутое в капустный лист масло,
несколько ломтиков ветчины в такой же упаковке и корзиночка с кресс-салатом.
Все это он заботливо расположил на столе, после чего они сели пить чай.
От ветчины его мутило, хлеб не разжевывался. Он с трудом заставил себя
проглотить чашку чаю.
вовсе камнем застрял во рту, а от ветчины (хоть и очень недурной) пошел,
казалось ему, ветчинный дух по всей тюрьме.
свежего воздуха узнику, запертому среди раскаленного кирпича и камня - так
птице, тоскующей в неволе, просовывают меж прутьев клетки веточку или
травинку; и Кленнэм, поняв это, с улыбкой сказал:
даже не до зелени.
тарелку и стал вертеть в руках капустный лист, в который прежде была
завернута ветчина. Сложив его в несколько раз, так что получился комочек,
умещавшийся на руке, он принялся сплющивать его между ладонями, все время