Чтение 177–й страницы книги ~Вокруг Иосифа Бродского~

роли просителя, в какой же еще? Прихожу к Шестинскому в приемную, а там
какая-то задержка. И шныряют какие-то два типа, выглядящие вполне
недвусмысленным образом. Не то чтобы я в ленинградском Союзе писателей
знал всех в лицо, но от этих двух просто пахло...

[Волков:]

Органами?

[Бродский:]

Да! Пахло решеткой. Железом. Покрутившись, эти типы исчезают. Потом
Олег высовывается из кабинета, манит меня пальцем и говорит: "Слушай,
Иосиф, тут два человека из Комитета госбезопасности хотят тебя видеть.
Ты что-нибудь натворил?" Я в ответ: "Я натворил? Понятия не имею, чего
я натворил! Я на прием к вам шел". Но коли люди из комитета хотят меня
видеть -- хорошо, закон есть закон. Пересекаю приемную, вхожу в кабинет
заместителя Шестинского по хозяйственным делам, где такие дела всегда
проворачиваются. Там два этих чувака.

[Волков:]

Опишите их, это даже интересно!

[Бродский:]

Один из них -- пожилой, то есть из старой гвардии чекистов. Другой
-- молодой, со значком университета. На вид -- симпатичный малый.
Забыл, как его фамилия.

[Волков:]

А они разве представились?

[Бродский:]

Да, показали удостоверения.

[Волков:]

Ну в удостоверениях, насколько я понимаю, они все были Иваны
Ивановичи Ивановы!

[Бродский:]

Нет, там были их звания и, думаю, их настоящие имена.
Поздоровавшись, они начинают разговор о погоде, здоровье и прочем.

[Волков:]

Светская беседа...

[Бродский:]

Да, такая светская беседа, хуе-мое. А потом начинают играть на два
смычка совершенно замечательную музыку. Один поет, что вот --
ненормальная, Иосиф Александрович, ситуация сложилась с вашей
биографией. И особенно с вашей -- как бы это сказать -- литературной
деятельностью. "Ваши книги выходят на Западе и я думаю, что и вы, и мы
одинаково заинтересованы в том, чтобы внести во все это ясность. Мы
хотели бы все поставить на свои места, чтобы вы были нормальным,
печатающимся в Советском Союзе автором". Я комментирую: "О Господи! Это
-- музыка для моих ушей!" Но с другой стороны раздаются звуки несколько
иного рода: "Вот к вам все время приезжают какие-то иностранцы. Среди
них есть настоящие друзья Советского Союза. Но есть, как вы понимаете,
и люди, которые работают на вражеские разведки. И они, как вы
понимаете, с одной стороны, не заинтересованы, а с другой, наоборот,
заинтересованы..." И так далее, и так далее. "Ну,-- я говорю,-- вам
виднее. Я не знаю". Они говорят: "Вы знаете, Иосиф Александрович, нам,
конечно, виднее, но вы человек образованный..." Это я-то, с восьмью
классами! "...и потому мы чрезвычайно ценим ваше мнение". А с другой
стороны человек поет: "Пора, пора вам уже книгу выпускать!" И это все
идет параллельно! С одной стороны: "Время от времени мы были бы
чрезвычайно заинтересованы в вашей оценке, в ваших впечатлениях от того
или иного человека. Вы понимаете, что среди них..." А с другой стороны:
"Надо вам уже книгу печатать!"

[Волков:]

Слова слаще звуков Моцарта...

[Бродский:]

Да, такой вот балаган. И разговор этот, вы знаете, идет на таком --
как бы это сказать? -- естественном уровне:

-- Если я правильно понимаю то, что сейчас происходит, то вы
предлагаете напечатать книжку моих стихов, если я соглашусь с вами
сотрудничать, да?

-- Ну зачем так резко ставить вопрос?

-- Нет, я просто хотел бы понять, о чем идет речь.

-- Мы считаем, что с вашей книжкой сложилась ненормальная ситуация.
И мы с удовольствием вам поможем -- напечатаем ее безо всякой цензуры,
на хорошей финской бумаге.

А с другой стороны несется:

-- Вот, к вам разные профессора приезжают с Запада...

И я им говорю:

-- Все это, конечно, замечательно. И то, что книжка выйдет, это все
хорошо, это само собой. Но я на все это могу согласиться только на
одном условии...

-- На каком же?

-- Если только мне дадут звание майора и зарплату соответствующую.

Они как бы в отпаде:

-- Ну этого мы от вас не ожидали!

[Волков:]

Что они все такие обидчивые да сенситивные!

[Бродский:]

Вы должны вот что еще учесть, Соломон. Понимаете, сознание человека
в такие моменты как бы раздвоено. Потому что вспомните ситуацию того
времени: нам все время показывали какие-то шпионские фильмы -- то ли
про Рихарда Зорге, то ли еще про кого. По телевизору о том же, в
газетах о том же. И в конце концов ты действительно начинаешь думать:
может быть, это и правда, что среди этих самых западных херов приезжают
какие-то там шпионы?

Но я им все-таки говорю:

-- Это не мой департамент, а ваш. Я этим заниматься не в состоянии и не
желаю. И вообще, мне не за это деньги платят, если вообще мне их
платят. А вам за это деньги платят, о чем речь?

Они мне в ответ:

-- Ведь вы же нормальный лояльный советский человек!

-- Да куда лояльней! Но между вами и мной все-таки существует
определенная разница, и не только в зарплате.

-- Какая же?

А я к тому моменту в общем-то понимал, что могу затрепать их, да? И
самого себя затрепать. Поскольку разговор идет на светском уровне,
никто кандалами в кармане не звякает. И в общем-то в тот момент у меня
даже против Комитета госбезопасности ничего особенного и не было,
поскольку они меня довольно давно не тормошили. Но тут я вдруг вспомнил
своего приятеля Ефима Славинского, который в ту пору сидел. И думаю:
"Еб твою мать, Славинский сидит, а я тут с этими разговариваю. А может
быть, один из них его сажал". И тогда я говорю: "Дело совершенно не в
лояльности. А дело вот в чем. Я тут сейчас с вами сижу и у меня за
спиной что -- моя комната, моя пишмашинка и больше ничего, да? У вас же
за спиной -- огромная система. Мы не на равных разговариваем. И потому
разговор этот на самом деле -- абсурдный, поскольку имеет место быть
тотальная несовместимость".

[Волков:]

И как же они закруглили разговор после этого?

[Бродский:]

Они говорят мне:

-- Ну мы думали, Иосиф Александрович, что вы умнее окажетесь. (То есть
мысль такая -- что вы, евреи, все-таки умные люди.) А я им в ответ:

-- Ну значит ошиблись вы. Да и я, наверное, не прав. Но тем не менее,
давайте так это и оставим -- на уровне ошибки.

-- Возьмите все-таки наш телефонный номер -- на всякий случай.

-- Спасибо за телефонный номер, но говорить нам совершенно не о чем.

[Волков:]

Что называется, спасибо за доверие.

[Бродский:]

Да, спасибо за доверие... Вот такую отмочил им наглость. Но с
другой стороны, страха перед ними у меня никакого не было. Потому что
если ты отсидел три раза в тюрьме, то пугать тебя уже нечем. Чем --
четвертым, пятым, шестым разом?

[Волков:]

И долго весь этот примечательный разговор продолжался?