следя глазами за Кленнэмом.
сил, - если уж вы не хотите беречь себя ради себя, поберегли бы хоть ради
кого-то другого.
печально улыбаясь.
джентльмен, способный быть честным и прямым, как, я знаю, способны вы,
способен на такие неискренние слова, какие я сейчас от вас услышал. Мистер
Кленнэм, меня удивляет, что джентльмен, способный чувствовать сам, способен
так бессердечно относиться к чужим чувствам. Я этого не ожидал, сэр! Клянусь
честью, я этого не ожидал!
выразительности, но тут же сел снова и принялся катать капустный комочек на
правом колене, с упреком и негодованием глядя на Кленнэма.
что следовало подавить, и я дал себе слово больше не думать об этом. И
надеюсь, я бы сдержал свое слово, если бы в недобрый для меня час вас сюда в
тюрьму не привезли бы сегодня. (В своем волнении Юный Джон заимствовал от
матери ее своеобразный строй речи.) Когда вы сегодня передо мной в караульне
явились, сэр, не как простой арестант, но, скорей, как ядовитый анчар,
лишенный свободы, такая буря чувств поднялась во мне, все сокрушая, что меня
словно подхватил водоворот. Но я выбрался из него. Я боролся и выбрался. Из
последних сил борясь, выбрался я, что под страхом смерти подтвердить готов.
Я сказал себе: если я был груб, я должен просить прощения, и прощения я
просил, не боясь унизить себя. А теперь, когда я хотел дать вам понять, что
есть нечто, почти священное для меня, перед чем должно отступить все другое,
когда я деликатно и осторожно намекнул вам на это - вы вдруг изворачиваетесь
и наносите мне предательский удар в спину! Не вздумайте отпираться, сэр, -
сказал Юный Джон, - имейте мужество признать, что вы действительно
извернулись и действительно нанесли мне удар в спину.
"Что с вами, Джон? О чем это вы говорите?" Но Джон был в таком состоянии, в
котором для людей известного склада нет ничего трудней, чем прямо ответить
на вопрос, и, не слушая, твердил свое.
питать хоть малейшую надежду. Ни разу, нет, ни разу, - зачем бы мне говорить
"ни разу", если б это было хоть раз, - я не помыслил о возможности такого
счастья, зная после нашего разговора, что оно невозможно, даже если бы не
возникла между нами непреодолимая преграда! Но значит ли это, что у меня не
должно быть воспоминаний, не должно быть мыслей, не должно быть заветных
уголков в душе и ничего вообще?
вскачь, закусив удила, - если у вас хватит духу на подобную низость. Можете
топтать их, но они есть и будут. Если бы их не было, разве вы могли бы
топтать их? И все-таки нечестно, неблагородно, недостойно джентльмена
наносить человеку удар в спину, когда он так стойко боролся и выбрался,
наконец, из самого себя, точно бабочка из куколки! Пусть свет потешается над
тюремным сторожем, но тюремный сторож тоже мужчина - если только он не
женщина, как в специальной женской тюрьме.
свойственная бесхитростной, мягкой натуре Юного Джона, а его горящее лицо и
срывающийся от волнения голос говорили о такой глубокой обиде, что трудно
было остаться к ней равнодушным. Артур перебрал в уме весь их разговор,
пытаясь доискаться до причин этой обиды; а тем временем Юный Джон, скатав
свой капустный комок в тугой валик, аккуратно разрезал его на три части, и
положил на тарелку, словно какой-то особый деликатес.
кресс-салатом и вернувшись обратно, - что ваши речи имели какое-то отношение
к мисс Доррит?
словах нового оскорбления, ибо меньше всего я хочу или когда-нибудь хотел
оскорбить вас, но, право же, я ничего не понимаю.
утверждать, будто вам неизвестны мои чувства к мисс Доррит, которые я не
осмелюсь назвать любовью, ибо правильней будет сказать, что я боготворю ее и
преклоняюсь перед нею.
отчего вам вздумалось обвинять меня в этом. Рассказывала вам ваша матушка,
миссис Чивери, о том, что я однажды приходил к ней?
если б я мог предположить, что она разделяет ваши чувства...
дорожу своей совестью и честью и презирал бы себя, если бы хоть на миг
покривил душой на этот счет. Она никогда не разделяла моих чувств и не
поощряла их, да никто в здравом уме и не вообразил бы, что это возможно. Она
всегда и во всем была во много раз выше меня. Как и все ее благородное
семейство, - добавил Юный Джон.
возвышало его, несмотря на малый рост, тоненькие ножки, редкие волосы и
чувствительную натуру, что никакой Голиаф на его месте не заслужил бы у
Артура большего уважения.
мужчина!
мешало бы вам взять с меня пример.
уставиться на своего собеседника.
мои слова слишком резки, беру их назад! Но в самом деле, мистер Кленнэм,
отчего вы не хотите говорить со мной как мужчина с мужчиной, пусть хоть и с
тюремным сторожем? Зачем вы притворяетесь, будто не понимаете, когда я
советую вам поберечь себя ради кого-то другого? Как вы думаете, почему я
устроил вас в комнате, где, на мой взгляд, вам должно быть приятнее и лучше?
Почему я сам нес ваши вещи? (Не в тяжести дело, об этом я бы и говорить не
стал!) Почему я весь день хлопочу для вас? Из-за ваших достоинств? Нет. Ваши
достоинства велики, нет сомнения; но не из-за них я старался. Я делал это
ради другого лица, чьи достоинства значат для меня не в пример больше. Так
отчего же не говорить откровенно?
души уважаю, а потому, если я не сообразил сам, что обязан вашим вниманием и
заботам тем дружеским чувствам, которые когда-то ко мне питала мисс Доррит,
- каюсь и прошу у вас прощения.
говорить откровенно?
взгляните на меня. Подумайте о том, что со мной случилось. Стану ли я
отягощать свою и без того истерзанную совесть неблагодарностью и
предательством по отношению к вам? Я просто не понимаю вас!
сомнению. Он встал, отошел к низкому чердачному окну, сделал Артуру знак
подойти и внимательно всмотрелся в него.
стене. - Он спрашивает, чего!
снова на Джона.
спуская с него горестно-недоуменного взгляда, - он, кажется, в самом деле не
знает! Вы видите это окошко, сэр?
того - изо дня в день, из ночи в ночь, неделя за неделей, месяц за месяцем.
Мне ли не знать, если я и сам столько раз видел мисс Доррит здесь, у окошка,
когда она не подозревала, что я на нее смотрю.
бледный, на прежнее место, сел и уронил руки на подлокотники кресла, глядя
на Кленнэма и качая головой.
удар кулаком, эффект не мог быть сильнее. Кленнэм словно окаменел от
изумления; глаза, устремленные на Джона, были широко раскрыты; губы
беззвучно шевелились, будто силясь сложиться в слово "меня?"; руки, повисли
вдоль тела; он был похож на человека, которого вдруг разбудили среди ночи и
сообщили ему известие, не умещающееся у него в мозгу.
Шилова Юлия
Ильин Андрей
Свержин Владимир
Свержин Владимир
Никитин Юрий
Ильин Андрей