десять су. (Прим. автора)}. Но вот мы и приехали, - сказал офицер. - Жаль,
что в темноте вам не видно, в каком красивом месте стоит этот великолепный
дом. Внизу под нами море, отсюда попасть в замок можно только пешком,
поэтому нам придется сойти. Будьте осторожны: тропинка очень крутая.
Часа через полтора, следуя за проводниками по узким головокружительным
серпантинам самой высокой горы, на какую я когда-либо взбиралась в своей
жизни, мы пришли ко рву, через который тут же был перекинут подъемный мост
мы прошли несколько укреплений, облепленных солдатами, которые молча
пропустили нас, и оказались внутри цитадели. Она и в самом деле была
впечатляющей - наверняка этот Бризатеста мог выдержать здесь любую осаду и
любой приступ.
Была ночь, когда мы пришли в замок. Капитан и его дама были уже в
постели их разбудили, и капитан тут же явился посмотреть на пойманную дичь.
Внешность его поразила нас. Это был не очень высокого роста мужчина в
расцвете лет с удивительно красивым и вместе с тем очень грубым лицом. Он
бросил быстрый взгляд пронзительных глаз на наших мужчин и чуть дольше
задержал его на каждой из нас троих его резкие манеры и свирепый вид
заставили нас вздрогнуть. Он обменялся несколькими словами с офицером, потом
мужчин увели в одну сторону, наши сундуки и коробки унесли в другую. Меня с
подругами бросили в темный каземат, где мы на ощупь нашли на каменном полу
немного соломы мы завалились в нее с желанием скорее оплакивать свою
злосчастную судьбу, нежели искать отдохновения, в котором отказывало нам
наше ужасное положение. А какие жуткие мысли одолевали нас, какое отчаяние
охватило наши души! В них пробудилось мучительное воспоминание о недавних
наслаждениях, и от этого нынешнее положение показалось нам еще горше, ибо
оно не сулило ничего хорошего и вызывало лишь самые мрачные предчувствия
так, мучимые прошлым, раздавленные настоящим и содрогаясь перед будущим, мы
лежали в -непроглядной темноте, и кровь медленными толчками двигалась по
нашим воспаленным жилам. Вот тогда-то Раймонда вспомнила о религии.
- Не мучай себя этой химерой, дитя мое, - сказала я. - Если человек
презирал ее всю жизнь, он не сможет, в каких бы обстоятельствах не очутился,
снова поверить в нее, так что оставь религию в покое. Только угрызения
совести напоминают ему о религии, а я вот ни в чем не раскаиваюсь и ни о чем
не жалею - ни о чем, что совершила. Из всех моих поступков я не знаю ни
одного, который я не была бы готова повторить еще раз, если бы представился
случай я жалею только о том, что судьба лишила меня такой возможности, но
не жалею о том, что было сделано, когда я ею обладала. Ах, Раймонда, тебе не
понять, как действует порок на души, подобные моей! Душа моя изъязвлена
преступлениями, питается преступлениями и ничто не в силах утолить ее, кроме
преступлении, и окажись моя шея в петле, я буду мечтать лишь о том, чтобы
совершить новые. Я бы хотела, чтобы даже мой прах излучал зло, чтобы мой
призрак бродил по миру и внушал и нашептывал людям мысли о злодействе.
Однако я думаю, нам не следует бояться, так как мы попали в лапы порока, и
это божество защитит нас. Я испугалась бы гораздо больше, если бы мы стали
пленницами того ужасного бога, которого кое-кто осмеливается называть
Правосудием. Если бы нас схватило это исчадие деспотизма, доведенного до
идиотизма, я бы уже сказала себе последнее "прости", но злодейства я никогда
не боялась: поклонники этого идола, которому молимся и мы, уважают своих
собратьев и не истребляют их а может быть, мы договоримся и объединимся с
ними. Хотя я ее еще не видела, но судя по тому, что о ней слышала, эта мадам
Бриза-теста уже нравится мне держу пари, что и мы ей понравимся мы
заставим ее испытать оргазм, и она пощадит нас. Иди ко мне, Раймонда, и ты,
милая Элиза, иди сюда раз уж нам не осталось других удовольствий, кроме
мастурбации, давайте насладимся ею.
Возбужденные моей речью и моими пальчиками, маленькие стервы отдались
мне, и Природа послужила нам в тот час печали так же славно, как делала это
в дни нашего процветания. Никогда прежде не была я так беспечна и охвачена
таким восторгом, как в ту бессонную ночь, но возвращение к реальности было
ужасным, и мысли мои приняли другое направление.
- Нас зарежут, как овец, - говорила я своим спутницам, - мы сдохнем,
как собаки, и не надо тешить себя иллюзиями: нам уготована смерть. Но я
боюсь не смерти: у меня достаточно философский ум, чтобы понимать, что,
пролежав несколько лет в земле, я буду не более несчастна, чем до того, как
появилась на свет, - нет, я боюсь боли, страданий, которым подвергнут меня
эти негодяи ведь они, конечно, так же любят истязать других, как люблю я
сама этот капитан сразу показался мне исчадием ада: у него такие длинные
усы, а это плохой знак, и... к тому же жена его так же жестока, как и он...
Но что это со мной: еще минуту назад я верила в спасение, а теперь
расхныкалась?
- Мадам, - заговорила Элиза, - в самой глубине моего сердца живет
надежда не знаю почему, но ваши прежние наставления успокаивают меня. Вы же
сами часто говорили, что, согласно вечным законам Природы, зло всегда
торжествует, а добродетель терпит поражение, и я верю в этот незыблемый
закон я верю, любимая госпожа моя, что мы избежим несчастья.
- Непременно, непременно! - оживилась я. - И мои рассуждения на этот
счет остаются прежними. Если, в чем сомневаться не приходится, сила всегда
права, и масса преступлений всегда превышает другую чашу весов, на которой
находится добродетель вместе со всеми ее поклонниками, значит, человеческий
эгоизм есть результат человеческих страстей но почти все страсти ведут к
преступлению, стало быть, в интересах злодейства - унизить добродетель,
стало быть, во всех жизненных ситуациях следует делать ставку на зло, а не
на добро.
- Однако, мадам, - подала голос Раймонда, - посмотрите, какие
складываются отношения между нами и нашими похитителями: мы для них
добродетельны, они же представляют собой зло, следовательно, они нас
раздавят.
- Я имею в виду общее правило, - возразила я, - а ты говоришь о частном
случае. Природа иногда делает исключение из своих правил и тем самым
подтверждает их.
Наша беседа была в самом разгаре, когда дверь открыл тюремщик с еще
более устрашающим лицом, чем у его хозяина, и поставил на пол тарелку с
фасолью.
- Смотрите не опрокиньте свои харчи, - произнес он хриплым голосом, -
больше вы ничего не получите.
- Что такое? - возмутилась я. - Стало быть, вы собираетесь уморить нас
голодом.
- Нет, насколько я слышал, утром вас просто прикончат, и мадам считает,
что не стоит переводить деньги на ваше говно, так что у вас не будет времени
сходить по большому.
- Не знаешь ли ты, любезный, какая смерть нас ожидает?
- Это смотря по тому, какое настроение будет у мадам наш капитан в
таких делах полагается на нее, и она делает, что взбредет ей в голову. Но
раз вы женщины, ваша смерть будет легче, чем у ваших слуг или провожатых -
как их там? - потому что мадам Бризатеста особенно кровожадна с мужиками.
Сначала она тешится с ними, потом, когда ей надоест, долго-долго убивает их.
- И супруг не ревнует ее?
- Нет, конечно он то же самое вытворяет с вашим полом: когда закончит
забавляться с ними, он отдает их жене, которая выносит приговор она обычно
сама и исполняет его, если капитан уже устал от своих забав.
- Выходит, ваш хозяин редко убивает сам?
- Совсем редко. Человек пять в неделю, может, шесть.
А знаете, сколько душ он погубил в свое время! Теперь устал от этого, и
потом он знает, что его супружница жутко любит убивать, а он очень предан
ей: всегда отходит в сторону и позволяет ей самой делать дело. Прощайте, -
сказал неотесанный мужлан, вставляя ключ в скважину, - мне пора идти. Надо
еще обслужить и других, у нас много таких, как вы: слава Богу, дом всегда
полон, и вам ни в жизнь не угадать, сколько у нас пленников...
- Послушайте, приятель, - остановила я тюремщика, - а наши вещи целы?
- В целости и сохранности - лежат в чулане. Вы их больше не увидите,
так что нечего беспокоиться, здесь ничего еще не пропадало мы очень честные
и аккуратные люди, мадам.
И дверь захлопнулась за ним. Слабый свет, проникавший через узкую дверь
внизу, позволял нам видеть лица друг друга.
Через минуту я опять заговорила с Элизой.
- Ну как, моя милая, ты все еще лелеешь свою надежду?
- Все еще да, мадам, - отвечала храбрая девушка, - все еще цепляюсь за
нее, несмотря ни на что. Давайте поедим и успокоимся.
Не успели мы закончить скудную трапезу, как снова появился наш угрюмый
страж.
- Вас зовут, - сообщил он. - Вам не придется ждать до утра: все будет
сделано сегодня.
И мы потащились следом за ним.
В другом конце длинной комнаты, куда мы вошли, за столом сидела женщина
и что-то писала. Не глядя на нас, она рукой сделала нам знак приблизиться,
потом, отложив перо, подняла глаза и велела отвечать на ее вопросы. О,
друзья, какими словами передать мне свое изумление! Эта женщина, которая
собиралась нас допрашивать, эта сообщница самого гнусного из итальянских
разбойников, - это была Клервиль, моя драгоценная Клервиль, которую я вновь
встретила в столь невероятных обстоятельствах. Я не могла сдержаться и
бросилась к ней.
- Кого я вижу! - воскликнула Клервиль. - Это ты, Жюльетта? О, милая моя
подружка, дай я расцелую тебя, и пусть этот день, едва не ставший для тебя
последним, будет самым сладостным в твоей жизни!
Буря чувств, обрушившихся на мою бедную душу, самых противоречивых
чувств, повергла меня в оцепенение. Когда я открыла глаза, я увидела, что
лежу в роскошной постели в окружении своих прислужниц и Клервиль, которые
делали все, чтобы привести меня в чувство.
- Любимая и потерянная Жюльетта, вот я и нашла тебя, - говорила верная
наперсница моих прежних дней. - Какое это для меня счастье! Я уже рассказала
мужу, какое сокровище занесла судьба в наш дом твои слуги, твои вещи - ты
Панов Вадим
Конан-Дойль Артур
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Маккэфри Энн
Сертаков Виталий