пожатии.
Том; несмотря на это, ты был верен дружбе, ты забывал о себе и боролся с
собой; ты был так кроток, внимателен и ровен, что я никогда не видела
раздраженного взгляда, не слышала недоброго слова. И все же ты жестоко
ошибся! Ах, Том, милый Том, или и это недоразумение? Так ли это, Том?
Неужели ты всегда будешь носить в груди свою скорбь - ты, который
заслуживаешь счастья! - или есть какая-то надежда?
изливала свое сердце и душу, скорбя и радуясь.
глядела ему в глаза серьезно и спокойно. И тогда Том заговорил с ней -
бодрым, но грустным тоном:
еще больше уверился в твоей нежности и любви (я и раньше был в них уверен),
но потому, что это сняло большую тяжесть с моей души.
сестру в щеку.
ней (оба они, словно по взаимному уговору, избегали называть ее имя), я
давно уже - можно сказать, с самого начала - отношусь к этому, как к мечте,
как к чему-то такому, что могло бы осуществиться при других условиях, но
чего никогда не будет. А теперь скажи мне, какую беду ты хотела бы
поправить?
удовольствоваться им вместо ответа.
она стала невестой Мартина; и была ею задолго до того, как оба они узнали о
моем существовании. А тебе хотелось бы, чтоб она была моей невестой?
лучше. Или ты воображаешь, - печально улыбаясь, продолжал Том, - что она
влюбилась бы в меня, даже если бы никогда не видела его?
естественно - как о герое из какой-нибудь книжки, и желаешь, чтобы в силу
поэтической справедливости я в конце концов, вопреки всякому вероятию,
женился бы на девушке, которую люблю. Но существует справедливость гораздо
выше поэтической, моя дорогая, и она предопределяет ход событий,
руководствуясь иными основаниями. Бывает, конечно, что люди, начитавшись
книжек и вообразив себя героями романа, считают своим долгом напустить на
себя мрачность, разочарованность и мизантропию и даже не прочь возроптать,
только потому, что не все идет так, как им нравится. Ты хочешь, чтобы я стал
таким, как эти люди?..
это горе, как бы ты ни рассуждал.
безумием.
правдой. Для меня - это горе. Иногда, не скрою, оно дает себя знать, хоть я
и стараюсь с ним бороться. Но если умрет дорогой тебе человек, тебе ведь
может присниться, что ты на небесах, вместе с его отлетевшей душой, и тогда
для тебя будет горем проснуться к земной жизни, хотя она не стала тяжелее,
чем была, когда ты засыпала. Мне горько думать о моей мечте, а между тем я
всегда знал, что это - мечта, даже тогда, когда она впервые явилась мне; но
тут действительность ни в чем не виновата. Она все та же, что и была. Моя
сестра, моя кроткая спутница, присутствие которой так украшает мою жизнь,
разве она меньше привязана ко мне, чем была бы, если бы это видение никогда
меня не смущало? А мой старый друг Джон, который мог отнестись ко мне
холодно и небрежно, разве он стал менее сердечен со мной? Разве меньше стало
хорошего в окружающем меня мире? Так неужели я должен говорить резко и
глядеть озлобленно, неужели мое сердце должно очерстветь, оттого что на моем
пути встретилось доброе и прекрасное создание, - ведь если б не
эгоистическое сожаление о том, что я не могу назвать ее своей, эта девушка
могла бы сделать меня счастливей и лучше, как и все другие добрые и
прекрасные создания, каких человек встречает на своем пути! Нет, милая
сестра, нет, - решительно говорил Том. - Вспоминая все, чем я могу быть
счастлив, я вряд ли смею называть эту беглую тень горем; но какое бы имя она
ни носила, я благодарю бога за то, что она делает меня восприимчивее к любви
и привязанности и смягчает меня на тысячу ладов. Она не отнимает счастья, не
отнимает счастья. Руфь!
так, как он того заслуживает. Именно так, как он того заслуживал, она любила
его.
недоразумение рассеется, потому что это и в самом деле недоразумение. Я
знаю, никто не может убедить ее в том, что я изменил ему. Но она откроет ему
глаза, и он будет очень сожалеть о своей ошибке. Наша тайна, Руфь,
принадлежит только нам, она будет жить и умрет вместе с нами. Не думаю,
чтобы я решился когда-нибудь сказать тебе это сам, - улыбаясь, заключил Том,
- но как же я рад, что ты догадалась!
Том рассказывал ей все так свободно и просто и так стремился ответить на ее
нежность полным доверием, что они гуляли гораздо дольше положенного и,
вернувшись домой, засиделись до позднего часа. А когда они простились на
ночь, у Тома было такое спокойное, прекрасное выражение лица, что она никак
не могла наглядеться на него и, подкравшись на цыпочках к дверям его
комнаты, стояла, любуясь им, до тех пор, пока он ее не заметил, а потом, еще
раз поцеловав его, ушла к себе. И в ее молитвах и во сне - хорошо, когда о
тебе вспоминают с такой нежностью, Том! - его имя первым приходило ей на
уста.
как она проникла в его тайну. "Потому что, - думал Том, - я ли не старался -
хотя это было ненужно и даже неумно, как я теперь понимаю, когда мне стало
гораздо легче оттого, что она все знает, - я ли не старался скрыть это от
нее. Разумеется, я видел, какая она умная и живая, и потому особенно
остерегался, но ничего подобного просто не ожидал. Я уверен, что все это
произошло совершенно случайно. Но боже мой, - удивлялся Том, - какая
необычайная проницательность!"
тогда, когда он опустил голову на подушку.
думал Том, припоминая все мельчайшие подробности и обстоятельства, - и как
разгорелось ее лицо! Но это было естественно, о, вполне естественно! Тут
нечему удивляться".
что в собственном сердце Руфи совсем не так давно поселилось то чувство,
которое помогло ей угадать его тайну. Ах, Том! Он так и не донял, о чем
шепчет фонтан в Тэмпле, хотя проходил мимо него каждый день.
утро! Ее легкие шаги и ранний стук в дверь Тома были бы музыкой для него,
даже если; бы она не заговорила. Но она сказала, что сегодня самое ясное
утро, какое только можно себе представить, и так оно и было, а если б даже
было иначе, все равно Том поверил бы ей.
достала шляпку для утренней прогулки и рассказала ему так много нового, что
Том только диву давался. Словно она всю ночь не ложилась, собирая для него
новости. И про то, что мистер Неджет до сих пор не возвращался домой; и про
то, что хлеб подешевел на один пенни; и про то, что чай нынче вдвое крепче,
чем прошлый раз; и про то, что муж молочницы вышел из госпиталя и совсем
здоров; и про то, что кудрявый мальчик из дома напротив пропадал вчера целый
день; и про то, что она хочет наварить всех сортов варенья, а в доме нашлась
подходящая для этого кастрюлька; и что она прочла ту книжку, которую Том
принес прошлый раз, всю до конца, хотя читать ее было очень скучно; и что ей
столько нужно ему рассказать, вот почему она первая кончила завтракать.
Потом она надела шляпку, заперла чай и сахар, положила ключи в сумочку,
вдела, как всегда, цветок в петлицу брата и совсем собралась проводить его,
прежде чем Том понял, что она собирается. Словом, как сказал Том, - с такой
уверенностью в справедливости своего мнения, что это звучало как вызов
обществу, - никогда еще не было на свете такой хозяюшки, как она.
Она с таким увлечением расспрашивала его - о книгах, органах, старых
церквах, о Тэмпле и о чем только возможно. В самом деле, идти вместе с нею
было настолько веселее (и на сердце у Тома тоже становилось веселей), что
Тэмпл показался ему совсем неинтересным и пустынным, когда он расстался с
нею у ворот.
поднимаясь по лестнице.
обычно, и Том открыл ее своим ключом. Книги он уже привел в полный порядок,
подклеил рваные страницы, исправил поврежденные переплеты и заменил
аккуратными ярлыками стершиеся надписи. Комнату трудно было узнать, такая
тут была чистота и порядок. Том с гордостью любовался трудами своих рук,
хотя некому было хвалить или порицать его за это.
торопиться было некуда, Том не пожалел труда и пустил в ход все то уменье и
трудолюбие, которое он вкладывал в карты и чертежи у мистера Пекснифа. Это
было истинное чудо, а не каталог; Тому нередко казалось, что деньги слишком
легко ему достаются, и про себя он решил потратить часть своего досуга на
Мацумото Сэйте
Корнев Павел
Маркелов Олег
Шилова Юлия
Круз Андрей
Флинт Эрик