процессе возведения Нового Изорддеррекса. Если он проявит терпение и
наблюдательность, лицо его учителя рано или поздно проступит на его стенах.
будет разрушение, и банальности, вроде Башни Tabula Rasa, которая как раз
появилась в поле его зрения, первыми услышат свой смертный приговор. Он
двинулся через асфальтированную площадку к парадному входу, насвистывая по
дороге и задавая себе вопрос, слышит ли эта женщина, на встрече с которой
Юдит так настаивала - Целестина, кажется? - его свист. Дверь была распахнута
настежь, но он усомнился, что хотя бы один вор - пусть даже самый
закоренелый материалист - осмелился забрести внутрь. Воздух перед порогом
буквально пронзал его иголочками силы, напомнив ему его любимую Башню Оси.
двери и шагнул в комнату, которая была ему знакома. Два раза за свою жизнь
он ступал по этим древним доскам: в первый раз - за день до Примирения,
когда он предстал перед Роксборо, выдавая себя за Маэстро Сартори ради
пикантного удовольствия пожать руки покровителям Примирителя перед тем, как
спланированная им диверсия отправит их прямиком в Ад; во второй раз - в ночь
после Примирения, когда грозы раздирали небо на части. В последнем случае он
пришел вместе с Чэнтом - своим новым подчиненным духом, - намереваясь
прикончить Люциуса Коббитта, невольного исполнителя его замысла. Не найдя
его на Гамут-стрит, он бросил вызов буре - целые леса вырывало с корнем и
поднимало в воздух, а на Хайгейтском холме горел человек, в которого только
что попала молния - и отправился в дом Роксборо, оказавшийся пустым.
Коббитта ему найти так и не удалось. Выброшенный из-под безопасного крова на
Гамут-стрит, мальчишка, скорее всего, просто пал жертвой бури, кстати
сказать, далеко не единственной.
построили этот дом, и их потомки, которые возвели над ним Башню, были
мертвы. Это было долгожданное молчание, а теперь, в наступившем покое,
найдется время и для флирта. Он нырнул в пасть камина и стал спускаться в
библиотеку, существование которой до этого момента было для него тайной.
Возможно, он и поддался бы искушению помедлить у заставленных до отказа
полок и просмотреть несколько книг, но сила, пронзающая иголочками его тело,
стала еще более ощутимой и тянула его вперед. Он подчинился, заинтригованный
больше, чем когда бы то ни было.
где клубилась пыль, не менее густая, чем туман над изорддеррекской дельтой.
Сквозь нее виднелось зрелище откровенного вандализма: повсюду валялись
превращенные в обрывки книги, свитки и манускрипты, наполовину погребенные
под обломками полок, на которых они раньше стояли. За грудой руин в
кирпичной стене виднелся пролом, из которого и исходил голос.
откажешься прийти.
ответ.
нравилось. Женщины с норовом всегда были интереснее своих добродушных
сестер.
грязной дырой, но находившаяся в ней женщина не была похожа на отшельницу.
Тело ее вовсе не было истощено затворничеством, а напротив, выглядело едва
ли не пышным, несмотря на уродующие его раны. Округлость ее форм
подчеркивалась прилепившимися к телу полосками плоти, которые двигались по
ее бедрам, грудям и животу, словно жирные змеи. Некоторые прижимались к ее
голове и увивались вокруг ее медовых губ; другие в блаженстве отдыхали у нее
между ног. Он ощутил на себе ее нежный взгляд и блаженно расслабился под его
прикосновением.
шагнуть к ней, как с уст ее сорвался тихий разочарованный стон, и он замер
на месте.
длинные щупальца, которые, в отличие от жирных ухажеров, являлись частью ее
тела. Они уцепились за шероховатую стену и подняли ее на ноги.
мужчина говорит, что бояться нечего, он лжет. Это относится даже к тебе,
Сартори.
он.
поднявших ее щупалец. Он вспомнил, что у Кезуар появлялись такие же отростки
после ее общения с женщинами из Бастиона Бану. Они были проявлением каких-то
возможностей противоположного пола, сущность которых ему была недоступна, -
рудиментарным остатком свойств женской природы, почти полностью уничтоженных
Хапексамендиосом в Примиренных Доминионах. Возможно, эта зараза успела
расцвести в Пятом, пока его здесь не было. Во всяком случае, пока он не
узнает, каковы пределы ее могущества, он не собирается приближаться.
всеми своими великими свершениями в надежде произвести на нее впечатление.
Но он пришел сюда в обличье своего двойника, и, как и в случае с Юдит, ему
надо быть поосторожней в выборе момента своего саморазоблачения.
одного дня.
щупалец. Неужели эта женщина может читать его мысли? А если это так - если
она уже знает, кто он и что он сделал за свою жизнь, - то почему ее до сих
пор не охватил ужас перед ним?
многое о нем знает. Откровенно, но вежливо он спросил у нее об источнике ее
сведений, готовясь рассыпаться в тысяче извинений, если она окажется одной
из соблазненных жертв Маэстро и обвинит его в том, что он забыл о ней. Но
обвинения, прозвучавшие из ее уст, были совсем иного рода.
подвигли меня на некоторые излишества, но с кем это не случалось?
большее. Я вижу в тебе зло, Сартори. Я ощущаю его в запахе твоего пота,
точно так же, как я учуяла соитие в той женщине.
- навело его на мысли о том пророчестве, которое он произнес две ночи назад.
Он сказал, что они могут обнаружить друг в друге темноту, но это совершенно
естественно для человека. Тогда аргумент оказался убедительным. Почему же не
попробовать его снова?
остановил его.
ни одного звука - ни наверху, ни внизу.
заседаний Tabula Rasa. Там он остановился и, обращаясь ко всем, сказал:
с братом.
как я описаюсь в штаны. Так что оставайся здесь. Не успеешь оглянуться, и я
уже вернусь.
дверь того, что осталось от дома Роксборо. Хотя никакие воспоминания не
пробудились в нем, когда он входил в Башню, сейчас он почувствовал их. Они
не были такими же материальными, как те, что посетили его на Гамут-стрит,
где казалось, что доски сохранили в себе каждую живую душу, что когда-нибудь
по ним прошла. Нет, это были расплывчатые видения тех времен, когда он пил и
спорил за этим большим дубовым столом. Однако он не позволил ностальгии
встать у него на пути и прошел через комнату, словно знаменитость, которой
Сертаков Виталий
Василенко Иван
Бажанов Олег
Никитин Юрий
Суворов Виктор
Шилова Юлия