решил уехать за границу, а она собралась возвратиться к себе домой в Дувр.
Временно мы жили в районе Ковент-Гарден. И в этот вечер, когда я брел домой
после нашего разговора, размышляя о своей встрече с Хэмом в мое последнее
посещение Ярмута, я стал сомневаться, стоит ли откладывать передачу моего
письма Эмили до прощания с ее дядей на борту корабля и не лучше ли написать
ей теперь. У меня мелькнула мысль, не отправит ли она, получив мое письмецо,
несколько прощальных слов своему бывшему жениху. Эту возможность я должен
был ей предоставить.
писал, что видел его и он поручил мне передать ей то, о чем я уже рассказал
на этих страницах. Я в точности повторил его слова. Мне не было нужды ничего
к ним добавлять, даже если бы я имел на это право. Ни я, ни кто-либо другой
не могли бы ничем приукрасить благостные речи верности. Я распорядился
послать его утром, прибавив несколько слов мистеру Пегготи и прося его
передать письмецо Эмили. На заре я лег спать.
горизонте и проснулся поздно, ничуть не освеженный сном. Разбудило меня
появление в моей комнате бабушки. Я почувствовал во сне, что кто-то вошел,
как это нередко бывает с каждым.
только я открыл глаза. - Но пришел мистер Пегготи. Ему можно войти?
письмо Эмили; она написала вот это, просила вас прочесть, и, если вы не
найдете в письме ничего дурного, поступайте, как вы считаете нужным.
доброе отношение ко мне!
Твои слова - острые шипы, но вместе с тем отрада. Я молилась, читая их, о!
как я молилась! Когда я вижу, какой ты человек и какой человек мой дядя, я
понимаю, каким должен быть господь, и у меня хватает духу обращаться к нему
со слезами.
этом свете. А на том свете, если мне даровано будет прощение, я встану ото
сна, может быть ребенком, и тогда приду к тебе. Благодарю тебя и
благословляю. Прощай навсегда".
поступите с ним, как считаете нужным? - сказал мистер Пегготи, когда я
прочел письмо.
я смогу вернуться до отплытия корабля. У меня из головы не выходит Хэм, я не
могу забыть, как он одинок. Для них обоих будет благодеянием, если я передам
ему письмо Эмили, а вы скажете ей, в момент отплытия, что он получил его. Я
торжественно взял на себя это поручение и должен его выполнить до конца.
Поездка меня не затруднит. Я не нахожу покоя, мне лучше поехать. Вечером я
уже буду в пути.
согласие его могло бы еще более укрепить мое решение, если бы я в этом
нуждался. По моей просьбе он отправился в контору пассажирских карет
заказать для меня место на козлах. Вечером я отправился в карете той самой
дорогой, которой столько раз ездил в моей, столь превратной, жизни.
остановке. - Я никогда такого не видел.
на море.
дым от сырых дров, громоздились одно на другое, образуя гигантские кучи, и
так высоко вздымались облака, что глубочайшие пропасти на земле не могли бы
дать об этой высоте никакого представления, а обезумевшая луна ныряла в них
отчаянно и стремительно, словно потеряла направление от такого попрания
законов природы и была охвачена ужасом. Весь день дул ветер; усиливаясь, он
выл все громче. Прошел час, он еще больше окреп, вой нарастал, а небо еще
больше потемнело.
теперь уже совсем черному, а ветер все крепчал. Наши лошади еле-еле
двигались против ветра. Не раз в ночной тьме (был конец сентября, и ночи
были уже длинные) передняя пара сворачивала в сторону или останавливалась
как вкопанная, а мы всерьез опасались, что карета опрокинется. Дождевые
потоки, опередившие бурю, низвергались, как стальной ливень, и если
встречалось какое-нибудь прикрытие, вроде деревьев или стены, мы
останавливались, не имея никакой возможности продолжать борьбу.
словам тамошних рыбаков, "бил, как пушка", но такого грохота я никогда не
слышал. Мы добрались до Ипсвича с большим опозданием - почти от самого
Лондона нам приходилось брать с боем каждый дюйм, - и на рыночной площади
нашли массу людей, которые ночью покинули свои постели, испугавшись, как бы
не обрушились печные трубы. Пока мы меняли лошадей, кое-кто из собравшихся
на постоялом дворе рассказал нам, что с высокой колокольни ветер сорвал
большие свинцовые листы, загородившие соседнюю улицу. Другие сообщили, что
жители окрестных селений видели огромные деревья, вырванные с корнем, и
целые скирды сена, развеянные по полям и дорогам. А буря нисколько не
утихала, она бушевала все неистовей.
становилась все более чудовищной. Моря мы еще не видели, но брызги его
ощущали на губах, и соленый дождь обрушивался на нас. На много миль вокруг
вода залила равнину, примыкавшую к Ярмуту. Каждая лужа, каждый водоем
выхлестнули из берегов и с яростью бурунов устремились навстречу нам. Когда
вдали показалось море, валы на горизонте, внезапно вздымавшиеся над бурлящей
пучиной, походили на другой берег с башнями и домами. А когда, наконец, мы
въехали в город, жители выглядывали из домов простоволосые, с искаженными
лицами, чтобы взглянуть на почтовую карету, которая прибыла в такую ночь.
Пошатываясь, я с трудом шел по улицам, усыпанным песком и устланным морской
травой; в воздухе летали клочья пены; я все время ждал, что на мою голову
вот-вот упадет с крыши черепица или шифер, и то и дело сталкивался на
перекрестках с прохожими. У берега были не только рыбаки - половина
населения Ярмута сгрудилась там, хоронясь за дома; то один, то другой
житель, бросая вызов ярости бури, выходил из-за прикрытия, чтобы бросить
взгляд на море, но его сносило ветром, и он с трудом, петляя, возвращался
назад.
сельдью или за устрицами и, должно быть, погибли, прежде чем успели
где-нибудь укрыться. Седые старые моряки, поглядывая то на море, то на небо,
качали головами и перешептывались; волновались судовладельцы; дети жались
друг к другу, и даже отважные мореходы, охваченные сильнейшей тревогой,
направляли из-за прикрытия подзорные трубы на море, словно обозревая врага.
бушевало, с громовыми раскатами вздымая тучи песку и камней. Катились и
катились гигантские валы и, достигнув предельной высоты, рушились с такой
силой, что казалось, прибой поглотит город. С чудовищным ревом отпрядывали
волны, вырывая в береге глубокие пещеры, словно для того, чтобы взорвать
сушу. Когда увенчанный белым гребнем вал, не дойдя до берега, с грохотом
рассыпался, каждая волна, обуянная той же яростью, рвалась вперед, чтобы
слиться с другими в новом чудовищном валу. Превращались в долины сотрясенные
горы, сотрясенные долины взметались на высоту гор, меж которых вдруг
взмывала одинокая птица; с раскатистым воем били в берег огромные массы
воды, поднимаясь и сникая, бурлили, крутились и вскипали все новые и новые
гряды волн, меняя форму, меняя место, чтобы уйти снова и снова вернуться;
вырастал и погибал призрачный город на горизонте с его домами и башнями,
низко плыли непроницаемые облака, и казалось мне, я вижу перед собой
возникновение и распад вселенной.
- в том краю никогда не бывало урагана такой силы. И я пошел к дому Хэма.
Дом был заперт, никто не откликнулся на мой стук, и переулками я прошел на
верфь, где он работал. Там я узнал, что он был неожиданно вызван в Лоустофт
для ремонта судов, в котором был очень искусен, и что вернется он завтра
рано утром.
это мне не удалось; было часов пять дня. Я сел у камина в зале; не прошло и
пяти минут, как появился слуга, якобы для того, чтобы навести порядок, и
сообщил, что в нескольких милях отсюда пошли ко дну со всей командой два
угольщика, а несколько других судов видны в ярмутской гавани - они терпят
бедствие и напрягают все силы, чтобы их не выбросило на берег.
будет, если нас ожидает еще такая ночь, как прошлая!
совсем мне понятна. Я не отдавал себе отчета в том, как сильно взволнован
происшедшим, а длительное пребывание на бешеном ветру ошеломило меня.
Необъяснимая сумятица была у меня в мыслях, я потерял ясное представление о
времени и пространстве. Если бы, скажем, я вышел в город, меня не удивила бы
встреча с человеком, который в это время должен был находиться в Лондоне. Я
был как-то странно рассеян. Но вместе с тем весьма сосредоточен, и в моем
сознании отчетливо и ясно возникали все связанные с этим местом
воспоминания.
Ильин Андрей
Влодавец Леонид
Верещагин Олег
Шилова Юлия
Лукин Евгений
Ибсен Генрик