во главе, чтобы иметь их в качестве всеобщей основы, которую затем применяют
к единичному и раскрывают в нем. Так как такие всеобщие основы сами по себе
не имеют никакой опоры, то утверждают, что их пока следует допустить; но
лишь по выведенным следствиям замечают что эти следствия составляют,
собственно говоря, основание указанных основ. Так называемое объяснение и
доказательство содержащегося в научных положениях конкретного [материала]
оказывается отчасти тавтологией, отчасти искажением истинного отношения;
отчасти же это искажение служило к тому, чтобы прикрыть обман познания,
односторонне понимавшего опыт, единственно благодаря чему оно и могло
получить свои простые дефиниции и основоположения; а возражения, почерпнутые
из опыта, оно устраняет тем, что обращается к опыту и признает его не в его
конкретной тотальности, а в качестве примера, и притом со стороны,
благоприятной для гипотез и теорий. В этом подчинении конкретного опыта
определениям, принятым в качестве предпосылки, основа теории затемняется и
показывается лишь со стороны, согласующейся с теорией, равно как и вообще
этим становится весьма затруднительным непредубежденно рассматривать
конкретные восприятия сами по себе. Только если перевернуть весь этот
процесс, целое получает правильное отношение, при котором можно обозреть
связь между основанием и следствием и правильность преобразования восприятия
в мысли. Одна из главных трудностей при изучении таких наук состоит поэтому
в том, чтобы проникнуть в них; а это возможно, только если слепо принимать
предпосылки и, не будучи еще в состоянии составить себе о них понятие и
часто даже - определенное представление а будучи способным в лучшем случае
создать себе о них лишь смутный образ фантазии, запечатлевать в памяти
определения признаваемых сил, материй и их гипотетических образований
направлений и вращении. Если для того, чтобы принять и признать предпосылки,
требуют [выяснить] их необходимость и их
науке, уже говорилось выше. Вольф распространил применение этого метода на
всевозможные виды знании, отнесенных им к философии и математике, - знаний,
которые с одной стороны, имеют всецело аналитическую природу, с другой
-случайны и носят чисто ремесленный характер. Уже сам контраст между таким
легко постижимым материалом, по своей природе не допускающим строгой и
научной разработки, и неуклюжими уловками в науке и наукообразностью
(Dberzug) показал негодность такого применения и подорвал доверие к нему .
существенность этого метода для придания философии научной строгости;
пример, показанный Спинозой в изложении его философии, еще долго считался
образцом. Но на самом деле Кант и Якоби ниспровергли весь способ [мышления ]
прежней метафизики, а вместе с тем и ее метод. Кант по-своему показал
относительно содержания этой метафизики, что через строгое доказательство
оно приводит к антиномиям, характер которых уже был, впрочем, освещен в
соответствующих местах;
конечным содержанием, он не размышлял; между тем одно должно падать вместе с
другим. В своих "Началах естествознания" он сам дал пример разработки такой
науки, которую он этим путем рассчитывал отстоять для философии как
рефлективную науку и по ее методу. - Если Кант нападал на прежнюю метафизику
больше за ее содержание, то Якоби подвергал ее нападкам главным образом за
ее способ доказательства и яснее и глубже всего выделил основной пункт, а
именно, он показал, что такой метод доказательства никак не может вырваться
из непреклонной необходимости конечного и что свобода, т. е. понятие и,
стало быть, все истинное находится по ту сторону этого способа
доказательства и недостижимо для него. - Согласно выводу, к которому пришел
Кант, метафизику приводит к противоречиям именно присущее ей содержание, и
недостаточность познания состоит в его субъективности; согласно же выводу
Якоби, в этом повинны метод и вся природа самого познания, которое
схватывает лишь связь обусловленности и зависимости и поэтому оказывается
несоответствующим тому, что есть в себе и для себя и абсолютно истинно. И в
самом деле, так как принцип философии - бесконечное свободное понятие и все
ее содержание основывается исключительно на нем, то метод чуждой понятия
конечности не подходит к этому содержанию. Синтез и опосред-ствование,
характерные для этого метода, доказывание приводит только к противостоящей
свободе необходимости, а именно к тождеству зависимого, каковое тождество
есть лишь в себе, все равно, берется ли оно как внутреннее или как внешнее;
то, что составляет реальность в этом тождестве, - различенное и вступившее в
существование, - всецело остается чем-то самосуществования и остается тем,
что лишь внутренне, иначе говоря, то что лишь внешне, так как его
определенное содержание ему дано'- и с той и с другой точки зрения оно нечто
абстрактное, не имеет в самом себе реальной стороны и не положено как в себе
и для себя определенное тождество; понятие, единственно в котором вся суть и
которое есть в себе и для себя бесконечное, тем самым исключено из этого
познания.
мере, в какой понятие по своим моментам тождества и реальным определениям,
иначе говоря, по всеобщности и особенным различиям, а затем также как
тождество, которое есть связь и зависимость разного, становится [чем-то] для
понятия Но этот его предмет не соответствует ему, ибо понятие не становится
единством себя с самим собой в своем предмете или в своей реальности; в
необходимости состоит его тождество для него но в этом тождестве
необходимость не есть сама [его ] определенность а выступает как внешний
ему, т. е. не понятием определяемый, материал, в котором понятие, стало
быть, не познает самого себя. Следовательно, понятие не есть вообще для
себя, оно в своем единстве не определено в себе и для себя. Поэтому из-за
несоответствия предмета субъективному понятию идея еще не достигает истины в
этом познании. - Но сфера необходимости есть высший пункт для бытия и
рефлексии; она в себе и для себя переходит в свободу понятия, внутреннее
тождество переходит в свое проявление, которое есть понятие как понятие.
Каким образом этот переход из сферы необходимости в понятие совершается в
себе, было показано при рассмотрении необходимости, и в начале этой книги он
был представлен и как генезис понятия. Здесь необходимость занимает такое
положение, при котором она есть реальность или предмет понятия; точно так же
и понятие, в которое она переходит, выступает теперь как предмет понятия. Но
сам переход остается тем же самым. Он и здесь еще только в себе и еще
находится вне познания в нашей рефлексии, т. е. он есть сама внутренняя еще
необходимость познания. Только результат есть для него. Поскольку понятие
есть теперь для себя в-себе-и-для-се-бя-определенное понятие, идея есть
практическая идея, деиствование (Handein).
для себя, то субъект определен по отношению к себе как единичное. Как
субъективное, понятие опять-таки имеет своей предпосылкой некоторое в себе
сущее инобытие; оно есть побуждение реализовать себя, цель, которая хочет
через самое себя сообщить себе объективность в объективном мире и
осуществить себя. В теоретической идее субъективное понятие как всеобщее,
как в себе и для себя лишенное определений противостоит объективному миру,
из которого оно черпает определенное содержание и наполнение. В практической
же идее это понятие как действительное противостоит действительному. Но
достоверность самого себя, которой субъект обладает в своей в себе и для
себя определенности, есть достоверность его действительности и
недействительности мира. Для субъекта ничтожно не только инобытие мира как
абстрактная всеобщность, но и его единичность и определения его единичности.
Здесь сам субъект присвоил себе объективность; его определенность внутри
себя есть объективное, ибо он всеобщность, которая также всецело определена;
напротив, мир, бывший ранее объективным, есть только еще нечто положенное,
нечто такое, что непосредственно определено разным образом, но что, будучи
определенным лишь непосредственно, внутри себя лишено единства понятия и
само ничтожно.
себе требование единичной внешней действительности, есть благо. Оно
выступает с достоинством чего-то абсолютного, ибо оно тотальность понятия
внутри себя, объективное, имеющее в то же время форму свободного единства и
субъективности. Эта идея выше идеи рассматриваемого [нами] познания, ибо она
обладает достоинством не только всеобщего, но и просто действительного. -
Она побуждение, поскольку это действительное еще субъективно, полагает само
себя, а не имеет в то же время формы непосредственной предпосылки; ее
побуждение реализовать себя состоит, собственно говоря, в том, чтобы
сообщить себе не объективность, - ее она имеет в самой себе, - а лишь эту
пустую форму непосредственности. - Деятельность цели направлена поэтому не
на себя, для принятия в себя некоторого данного определения и для усвоения
его, а скорее для полагания своего собственного определения и для сообщения
себе реальности в форме внешней действительности посредством снятия
определений внешнего мира. - Идея воли как то, чтб определяет само себя,
имеет для себя содержание внутри самой себя. Правда, это содержание есть
определенное содержание и тем самым нечто конечное и ограниченное;
самоопределение есть по существу своему обособление, так как рефлексия воли
в себя как отрицательное единство вообще есть также единичность в смысле
исключения и предполагания чего-то иного. Однако особенность содержания
[идеи воли] прежде всего бесконечна благодаря форме понятия, собственную
определенность которого составляет содержание и которое имеет в нем
отрицательное тождество себя с самим собой и тем самым не только некоторое
особенное, но и свою бесконечную единичность. Упомянутая конечность
содержания в практической идее означает поэтому не что иное, как то, что она
прежде всего еще неосуществленная идея. Понятие есть для него
в-себе-и-для-себя-сущее; оно есть здесь идея в форме сущей для самой себя
объективности; с одной стороны, субъективное поэтому уже не есть лишь нечто
положенное, произвольное или случайное, а есть нечто абсолютное;
обладает и формой в-себе-бытия. То, что таким образом по форме как таковой
Роллинс Джеймс
Посняков Андрей
Суворов Виктор
Круз Андрей
Скальци Джон
Шилова Юлия