Чтение 180–й страницы книги ~Графиня Де Шарни~

Она боялась не того, что ее убьют - смерть это пустое, - но что ее
отдадут народу как игрушку или заключат в тюрьму, откуда она сможет выйти
только после позорного суда.

И когда она ступила на подножку, защищенная железным сводом, который по
приказу Барнава образовали над ее головой стволы и штыки ружей национальных
гвардейцев, у нее на миг помутилось в глазах, и она подумала, что сейчас
упадет.

Но перед тем, как веки у нее сомкнулись, она бросила последний испуганный
всеохватывающий взгляд, и ей почудилось, что напротив стоит тот страшный
человек, который в замке Таверне таинственным образом приподнял перед ней
завесу будущего, которого она встретила еще раз, когда шестого октября
уезжала из Версаля, который являлся перед ней либо для того, чтобы
предсказать величайшие катастрофы, либо тогда, когда такая катастрофа
свершалась.

Она еще медлила закрыть глаза, но, убедившись, что зрение ее не
обманывает, тут же сомкнула веки; она, столь сильная, когда дело касалось
действительности, вскрикнула и безвольно, беспомощно сдалась перед этим
мрачным видением.

Ей показалось, что земля плывет у нее под ногами, что вокруг стремительно
завертелись толпа, деревья, раскаленное небо, недвижный дворец; сильные руки
подхватили ее и повлекли сквозь вопли, рев, проклятия. Ей смутно слышались
голоса телохранителей, которые что-то кричали, притягивая к себе ярость
народа в надежде отвлечь его внимание от королевы. Мария Антуанетта на миг
приоткрыла глаза и увидела этих обреченных: они стояли на козлах. Шарни,
бледный и, как всегда, прекрасный, с мученическим светом во взоре и
презрительной улыбкой на устах, сражался один с десятью. С Шарни она
перевела взгляд на того, кто влек ее сквозь этот безмерный водоворот; она с
ужасом узнала таинственного человека, которого встречала в Таверне и в
Севре.

- Вы! Вы! - вскрикнула королева, пытаясь вырваться из его железных рук.

- Да, я, - шепнул он ей на ухо. - Ты еще нужна мне, чтобы окончательно
столкнуть монархию в бездну, и потому я спасаю тебя.

На сей раз силы оставили королеву, она вскрикнула и лишилась чувств.

А толпа в это время пыталась разорвать в клочья гг. де Шарни, де Мальдена
и де Валори, а другая ее часть торжественно несла на руках Друэ и Бийо.

Глава 10

ЧАША

Когда королева пришла в себя, она была в своей спальне в Тюильри.

Около нее находились г-жи де Мизери и Кампан, ее любимые камеристки.

Первым делом королева спросила, где дофин.

Дофин лежал в постели у себя в спальне под надзором воспитательницы г-жи
де Турзель и горничной г-жи Брюнье.

Но эти объяснения не удовлетворили королеву, она вскочила и, как была,
даже не приведя в порядок туалет, побежала в покои сына.

Мальчик очень перепугался, он долго плакал, но его успокоили, и теперь он
спал.

Во сне он лишь слегка вздрагивал.

Королева долго стояла у его постели, держась за столбик полога, и сквозь
слезы смотрела на сына.

В ушах у нее до сих пор звучали слова, которые прошептал ей тот страшный
человек: "Ты еще нужна мне, чтобы окончательно столкнуть монархию в бездну,
и потому я спасаю тебя."

Неужто это правда? Значит, это она толкает монархию в бездну?

Не замкнется ли бездна, в которую она толкает монархию, поглотив короля,
ее самое и престол? Не придется ли бросить в пропасть и обоих детей? Ведь в
древних религиях только кровью невинного младенца можно было умиротворить
богов.

Правда, Господь отверг жертвоприношение Авраама, но у Иеффая подобную
жертву принял.

Да, мрачные мысли терзали королеву; еще более мрачные - мать.

Наконец, встряхнув головой, она медленно вернулась к себе.

Она до сих пор не переоделась.

Платье ее было измято и во многих местах порвано, туфли продырявились на
острых камнях и неровной булыжной мостовой, по которой ей приходилось
ступать, вся она была покрыта пылью.

Мария Антуанетта попросила принести ей другие туфли и приготовить ванну.

Барнав дважды приходил справиться об ее состоянии.

Рассказывая о его визите, г-жа Кампан с удивлением смотрела на королеву.

- Поблагодарите его самым сердечным образом, сударыня, - велела Мария
Антуанетта.

Г-жа Кампан в совершенном изумлении взглянула на нее.

- Мы весьма обязаны этому молодому человеку, сударыня, - сообщила
королева, хотя не в ее обычаях было объяснять свои намерения.

- Но мне кажется, ваше величество, - не успокаивалась камеристка,
господин Барнав - демократ, человек из народа, для которого все средства
были хороши, чтобы добиться своего нынешнего положения.

- Да, правда, сударыня, все средства, какие ему дал в распоряжение
талант, - сказала королева. - Запомните то, что я вам скажу. Я извиняю
Барнава. Чувство гордости, какое я не посмела бы осудить, заставляло его
одобрять все, что открывает дорогу к почестям и славе для класса, к которому
он принадлежит по рождению. Но нет никакого прощения для дворян, которые
ринулись в революцию. Если власть вновь вернется к нам, Барнаву уже заранее
гарантировано прощение... Ступайте и постарайтесь принести мне известия о
господах де Мальдене и де Валори.

Сердце Марии Антуанетты присовокупило к этим именам и имя графа, но ее
уста отказались произнести его.

Ей доложили, что ванна готова.

Пока королева ходила к дофину, повсюду, даже у дверей ее туалетной и
ванной комнат, были выставлены часовые.

Королеве с огромным трудом удалось добиться, чтобы дверь, пока она будет
принимать ванну, оставалась закрытой.

А вот что написал Прюдом в своей газете "Революсьон де Пари":

"Некоторые добрые патриоты, в которых неприязнь к королевской власти не
пригасила еще сострадательности, похоже, обеспокоены душевным и физическим
состоянием Людовика XVI и его семьи после столь неудачного путешествия,
каким было возвращение из Сент-Мену.

Пусть они успокоятся! Наш бывший, вернувшись в свои апартаменты, в
субботу вечером чувствовал себя ничуть не хуже, чем по возвращении с
утомительной и почти бесплодной охоты; как обычно, он съел цыпленка. На
другой день, отобедав, играл со своим сыном.

Что же до матери, по приезде она приняла ванну, и первым ее распоряжением
было принести другие туфли, поскольку те, в которых она путешествовала,
продырявились - и она немедленно продемонстрировала их; весьма ловко она
повела себя с офицерами, приставленными дабы сторожить ее, объявив
смехотворным и непристойным приказ оставлять открытой дверь своей ванной
комнаты и спальни."

Вы только взгляните на это чудовище, имевшее наглость съесть по приезде
цыпленка, а на следующий день играть со своим сыном!

Взгляните на эту сибаритку, возжелавшую принять ванну после пяти дней,
проведенных в карете, и трех ночей на постоялых дворах!

Взгляните на расточительницу, требующую туфли, потому что те, в которых
она путешествовала, продырявились!

Наконец, взгляните на эту мессалину, посчитавшую непристойным и
смехотворным приказ оставлять открытой дверь своей ванной комнаты и спальни
и попросившую у часовых позволения закрыть ее!

Ах, господин журналист, мне прямо так и кажется, что цыпленка вы едите
только четыре раза в году, на большие праздники, детей не имеете, ванну не
принимаете, а к себе в ложу в Национальное собрание ходите в дырявых
башмаках!

Рискуя вызвать неприятности, королева добилась, чтобы дверь была закрыта,
и приняла ванну.

И все-таки часовой не преминул обозвать г-жу Кампан аристократкой, когда
та входила в ванную комнату, чтобы сообщить королеве известия.

Они оказались не настолько ужасными, как можно было ожидать.

У заставы Шарни и оба его товарища составили план, целью которого было
отвлечь внимание на себя и тем самым уменьшить опасность, угрожающую королю
и королеве. Короче, они договорились, что, когда карета остановится, один из
них бросится направо, другой налево, а тот, который сидит посередине,
вперед; таким образом они вынудят группу убийц разделиться на три части и
гнаться за тремя жертвами; благодаря этому королю и королеве, быть может,
удастся без помех добраться до дворца.

Мы уже говорили, что карета остановилась над первым прудом у большой
террасы дворца. Убийцы так торопились, с такой поспешностью ринулись на
передок кареты, что двое из них были тут же тяжело ранены. Двум гренадерам,
сидевшим на козлах, с минуту еще удавалось оборонять троих офицеров, но
потом их стащили наземь, и подопечные их остались без защиты.

Трое гвардейцев как раз этот момент и выбрали; они разом бросились по
сторонам, заодно успев сбросить на землю нескольких человек, которые
вскарабкались на колеса и подножки, чтобы стащить их с козел. После этого,
как они и предвидели, народная ярость прорвалась по трем направлениям.

Едва г-н Мальден соскочил на землю, как над ним взметнулись топоры двух
саперов. И целью обоих топоров был он. Стремительным рывком он высвободился
из рук тех, кто схватил его за воротник, и на несколько секунд оказался
один.

И тогда, скрестив на груди руки, он бросил: