Чтение 19–й страницы книги ~Путешествие "Космической гончей"~

— Это против правил, — дрожащим голосом возразила девушка.

— Не будем думать о правилах, — грубо отрезал солдат. — Пока.

Он ушел, насвистывая. Девушка не двигалась. Потом послышались чьи-то быстрые шаги. Девушка зашептала что-то, но слова ее были едва слышны. Ответила другая женщина:

— Это второй раз с момента его появления на прошлой неделе. В первый раз мы подсунули ему старую Эллу. Он в темноте не заметил, а она охотно пошла. Но, очевидно, придется им заняться. Я скажу мужчинам, — и они разошлись в разные стороны.

Олден, которого разгневало поведение солдата, теперь рассердился еще больше… «Ничтожные рабы! Заговорщики!» Его поразило, что между рабами существует связь. Он слышал и раньше, что мелкие рабовладельцы стали очень осторожны, опасаясь бунта и даже гибели. И вот теперь Олден неожиданно получил доказательства того, что слухи правдивы. Олден, как будто разговаривая с богами, подумал: «Мы должны повышать мораль хозяев и, — глаза его сузились, — с помощью силы сломить организацию рабов. Нельзя допустить распада общества!» Гнев его мгновенно исчез, когда в ста футах от него открылась другая дверь. Олден инстинктивно сжался и больше не думал о рабах. Уцелеть бы самому. Постепенно нервное потрясение начало проходить, он усилием воли верну себе спокойствие и способность нормально размышлять. Он наконец понял, почему ему удалось избежать облавы, в которую попали все остальные. Лишь две недели назад он переехал в новый дом на улице Пальм. Солдаты, очевидно, вначале явились по старому адресу, ну а потом, чтобы арестовать его, им нужно было пересечь весь город. Вот так они, к счастью, и разминулись. Эта случайность и спасла ему жизнь. Олден содрогнулся от ужаса — он мог бы сейчас висеть со всеми, потом в глубине его души поднялся гнев несправедливо осужденного. Ярость подкрепила его силы, и он наконец оказался способным думать, как обычно, — четко и логично. Ясно, что ему нельзя оставаться в пределах городского дворца. На помощь пришли воспоминания, незначительные детали, которые он замечал в прежние годы, не сознавая этого. Он вспомнил, что через каждые несколько ночей в амбар через ворота дворца привозят сено. Судя по тому, что сейчас амбар был пуст, новый запас скоро прибудет. Он должен выбраться отсюда до этого. Олден начал пробираться к воротам. Он знал, что ворота были справа от него. Однажды ему довелось видеть их издалека. Если проникнуть в конюшню, а оттуда — в ворота… И хорошо бы переодеться! Здесь, кажется, должны висеть рабочие комбинезоны. Лучше натянуть на себя женскую одежду. Ей будут соответствовать длинные волосы, которые обычно отпускали ученые. В углу хлева, отведенном для дойных коров, Олден нашел все, что ему было нужно. И животные молчали, пока он торопливо натягивал рабочую одежду, которую молочницы надевают поверх платья. Городской дворец, переставший быть резиденцией Линнов, превратился в сельскохозяйственный и чиновничий центр. У ворот дежурили солдаты, но они не удосужились расспросить неуклюжую рабыню, вышедшую уверенным шагом, куда она идет, видно, хозяева послали ее с важным поручением, решили они. Вечером Олден подошел к храму Ковиса с тыла, перед ним показались свинцовые стены, и он снова начал нервничать, боясь, что сейчас, когда спасение близко, что-нибудь да и произойдет. Робко постучал он в боковую дверь и, затаив дыхание, ждал. Дверь открылась неожиданно, но Олден был так напряжен, что отреагировал немедленно, и мимо удивленного младшего прыгнул в затененный коридор. Лишь когда закрылась дверь, и они остались почти в полной темноте, Олден назвал себя удивленному молодому человеку.

Медрон Линн, лорд-правитель, шел по улице Линна. В последние годы он все реже выходил в город. Лорд испытывал возбуждение — как всегда, когда у него была определенная цель. А цель у него была, и только это оправдывало, казалось бы, бесполезную трату времени и усилий. Его окружали обычные телохранители. Они были специально обучены для таких выходов. Как солдаты в увольнительной, они шли впереди него и за ним так, будто их совсем не интересовал этот худой болезненный человек с каменным лицом, любой приказ которого становился законом на Земле и других планетах. Лорд-правитель отыскивал рынки в наиболее населенных районах. Разноцветные мануфактуры на прилавках напомнили ему о молодых годах, когда эти районы города казались тусклыми и бесцветными, а уровень мастерства ремесленников был чрезвычайно низок. Торговцы ворчали и сердились, когда в первые годы своей власти он приказал, чтобы дома сдавались лишь тем, кто будет их ярко раскрашивать. А торговые лицензии получали только те, кто торговал высококачественным товаром. Забытый кризис. Благодаря конкуренции весело раскрашивались дома. И вскоре это совершенно изменило вид города. Появившиеся в лавках товары радовали глаз. Их не сразу и не просто научились делать ремесленники. Лорд-правитель Линн пробивался сквозь толпу покупателей и продавцов. Рынок заполнили люди с холмов и из-за озера, было здесь и множество жителей других планет с удивленными глазами. В такое время разговоры завязываются лучше всего. Он заговаривал только с теми, кто не узнавал в этом небритом человеке, одетом в мундир отставного солдата, своего правителя. Немного времени потребовалось ему, чтобы убедиться в том, что тысячи агентов, которых он разослал с заданием пропагандировать его взгляды, провели большую работу. Он и сейчас встретил здесь не одного из таких агентов. Они сами завязали с ним разговор. Пятеро фермеров, трое торговцев и двое работников, с которыми он заговорил, на критические замечания лорда-правителя ответили проправительственными лозунгами, которые они могли услышать лишь от разосланных им людей. «Неплохо», — сказал он себе. Первый вызванный им кризис разрешился благополучно. Лишь одно поколение отделяло Линновскую империю от длительной гражданской войны, которая привела его семейство к власти. Сборщики налогов все еще давали мало денег. Одной из причин тяжелого финансового положения правительства служили храмы. Ученые крепко держали народ в своих руках. Так казалось лорду-правителю. Храмовые обряды обладали над всеми гипнотической властью, а специально подготовленные учеными люди внушали каждому, что пожертвования делать необходимо. В особенности это действовало на женщин, так что частенько приходилось даже сдерживать их, иначе они отдали бы все свое имущество. Мужчины же, то и дело занятые на войне, меньше поддавались влиянию ученых. За счет своих огромных доходов храмы содержали орды ученых — старших, младших и посвященных. Армия храмов была огромна: почти в каждой семье кто-то был или должен был стать ученым. Лорду-правителю начало казаться, — и Лидии совсем не нужно было напоминать об этом, — что пора наконец нарушить эту гипнотическую власть. Пока они не справятся с храмами, финансовое положение останется напряженным. В самом Линне торговля расцветала, но в других городах она восстанавливалась гораздо медленнее. Продолжались объявленные бог знает когда завоевательные войны, три из них велись ка Венере против венерианских племен. Цель, которую поставил перед собой правитель, — объединение Солнечной системы, требовала, чтобы такие экспедиции обеспечивались любой ценой. Что-то нужно было принести в жертву. И лорд-правитель выбрал храмы как единственного реального конкурента правительства, перекачивавшего в свою казну доходы. Лорд-правитель остановился перед лавкой керамики. У хозяина была внешность линнца. Он, подумал лорд, несомненно, наш гражданин. Только мнение граждан имеет значение. Рассуждения остальных — пустота, ветер. Хозяин обслуживал очередного покупателя. Ожидая, когда он освободится, лорд-правитель думал о храмах и дворцах. Казалось ясным, что ученым не удалось восстановить престиж, утерянный во время гражданской воины. За немногими исключениями, они по одерживали Рахейнла до того самого дня, когда он был захвачен и убит. Ученые тут же присягнули новому режиму, и тогда у него не было достаточно сил, чтобы отвергнуть эту присягу. Однако он никогда не забывал, что их временная монополия на атомную энергию чуть не привела к восстановлению прогнившей республики. И если бы это им удалось, то казнен был бы он, лорд-правитель. Торговец заключил сделку и двинулся навстречу новому покупателю, Но тут лорд-правитель заметил, что один из толпившихся у лайки узнал его. Не сказав ни слова торговцу, лорд отвернулся и торопливо зашагал по улице. Члены Совета ученых ждали его, когда, убедившись в прочности своей позиции, он вернулся во дворец. Встреча была нелегкой. Из семи членов Совета присутствовало шестеро. Седьмой, поэт и историк Коурайн, как сообщил Джоквин, заболел. На самом же деле он испытал приступ страха, узнав об утренних казнях, и немедленно выехал в отдаленные храмы. Из шестерых по крайней мере трое явно не надеялись выйти живыми из дворца. Оставалось трое других: Мемлис, историк и воин, смелый седовласый старик лет восьмидесяти; Тиор, логик, волшебник арифметики, который, как говорили, получал сведения о числах непосредственно от богов; и, наконец, сам Джоквин, который много лет служил посредником между храмовой иерархией и правительством. Лорд-правитель осмотрел своими желтыми глазами собравшихся. Годы власти придали его лицу сардоническое выражение, которое даже скульпторы не могли устранить со статуй, опасаясь нарушить сходство с оригиналом. Ему в это время было около пятидесяти и, несмотря на худобу, он обладал отличным здоровьем. Он начал с холодного, обдуманного и уничтожающего обвинения храма Рахейнла. А закончил так:Медрон Линн, лорд-правитель, шел по улице Линна. В последние годы он все реже выходил в город. Лорд испытывал возбуждение — как всегда, когда у него была определенная цель. А цель у него была, и только это оправдывало, казалось бы, бесполезную трату времени и усилий. Его окружали обычные телохранители. Они были специально обучены для таких выходов. Как солдаты в увольнительной, они шли впереди него и за ним так, будто их совсем не интересовал этот худой болезненный человек с каменным лицом, любой приказ которого становился законом на Земле и других планетах. Лорд-правитель отыскивал рынки в наиболее населенных районах. Разноцветные мануфактуры на прилавках напомнили ему о молодых годах, когда эти районы города казались тусклыми и бесцветными, а уровень мастерства ремесленников был чрезвычайно низок. Торговцы ворчали и сердились, когда в первые годы своей власти он приказал, чтобы дома сдавались лишь тем, кто будет их ярко раскрашивать. А торговые лицензии получали только те, кто торговал высококачественным товаром. Забытый кризис. Благодаря конкуренции весело раскрашивались дома. И вскоре это совершенно изменило вид города. Появившиеся в лавках товары радовали глаз. Их не сразу и не просто научились делать ремесленники. Лорд-правитель Линн пробивался сквозь толпу покупателей и продавцов. Рынок заполнили люди с холмов и из-за озера, было здесь и множество жителей других планет с удивленными глазами. В такое время разговоры завязываются лучше всего. Он заговаривал только с теми, кто не узнавал в этом небритом человеке, одетом в мундир отставного солдата, своего правителя. Немного времени потребовалось ему, чтобы убедиться в том, что тысячи агентов, которых он разослал с заданием пропагандировать его взгляды, провели большую работу. Он и сейчас встретил здесь не одного из таких агентов. Они сами завязали с ним разговор. Пятеро фермеров, трое торговцев и двое работников, с которыми он заговорил, на критические замечания лорда-правителя ответили проправительственными лозунгами, которые они могли услышать лишь от разосланных им людей. «Неплохо», — сказал он себе. Первый вызванный им кризис разрешился благополучно. Лишь одно поколение отделяло Линновскую империю от длительной гражданской войны, которая привела его семейство к власти. Сборщики налогов все еще давали мало дене
. Одной из причин тяжелого финансового положения правительства служили храмы. Ученые крепко держали народ в своих руках. Так казалось лорду-правителю. Храмовые обряды обладали над всеми гипнотической властью, а специально подготовленные учеными люди внушали каждому, что пожертвования делать необходимо. В особенности это действовало на женщин, так что частенько приходилось даже сдерживать их, иначе они отдали бы все свое имущество. Мужчины же, то и дело занятые на войне, меньше поддавались влиянию ученых. За счет своих огромных доходов храмы содержали орды ученых — старших, младших и посвященных. Армия храмов была огромна: почти в каждой семье кто-то был или должен был стать ученым. Лорду-правителю начало казаться, — и Лидии совсем не нужно было напоминать об этом, — что пора наконец нарушить эту гипнотическую власть. Пока они не справятся с храмами, финансовое положение останется напряженным. В самом Линне торговля расцветала, но в других городах она восстанавливалась гораздо медленнее. Продолжались объявленные бог знает когда завоевательные войны, три из них велись ка Венере против венерианских племен. Цель, которую поставил перед собой правитель, — объединение Солнечной системы, требовала, чтобы такие экспедиции обеспечивались любой ценой. Что-то нужно было принести в жертву. И лорд-правитель выбрал храмы как единственного реального конкурента правительства, перекачивавшего в свою казну доходы. Лорд-правитель остановился перед лавкой керамики. У хозяина была внешность линнца. Он, подумал лорд, несомненно, наш гражданин. Только мнение граждан имеет значение. Рассуждения остальных — пустота, ветер. Хозяин обслуживал очередного покупателя. Ожидая, когда он освободится, лорд-правитель думал о храмах и дворцах. Казалось ясным, что ученым не удалось восстановить престиж, утерянный во время гражданской воины. За немногими исключениями, они по одерживали Рахейнла до того самого дня, когда он был захвачен и убит. Ученые тут же присягнули новому режиму, и тогда у него не было достаточно сил, чтобы отвергнуть эту присягу. Однако он никогда не забывал, что их временная монополия на атомную энергию чуть не привела к восстановлению прогнившей республики. И если бы это им удалось, то казнен был бы он, лорд-правитель. Торговец заключил сделку и двинулся навстречу новому покупателю, Но тут лорд-правитель заметил, что один из толпившихся у лайки узнал его. Не сказав ни слова торговцу, лорд отвернулся и торопливо зашагал по улице. Члены Совета ученых ждали его, когда, убедившись в прочности своей позиции, он вернулся во дворец. Встреча была нелегкой. Из семи членов Совета присутствовало шестеро. Седьмой, поэт и историк Коурайн, как сообщил Джоквин, заболел. На самом же деле он испытал приступ страха, узнав об утренних казнях, и немедленно выехал в отдаленные храмы. Из шестерых по крайней мере трое явно не надеялись выйти живыми из дворца. Оставалось трое других: Мемлис, историк и воин, смелый седовласый старик лет восьмидесяти; Тиор, логик, волшебник арифметики, который, как говорили, получал сведения о числах непосредственно от богов; и, наконец, сам Джоквин, который много лет служил посредником между храмовой иерархией и правительством. Лорд-правитель осмотрел своими желтыми глазами собравшихся. Годы власти придали его лицу сардоническое выражение, которое даже скульпторы не могли устранить со статуй, опасаясь нарушить сходство с оригиналом. Ему в это время было около пятидесяти и, несмотря на худобу, он обладал отличным здоровьем. Он начал с холодного, обдуманного и уничтожающего обвинения храма Рахейнла. А закончил так:

— Завтра я выступлю перед Патронатом с объяснением по поводу своих действий относительно храма. Надеюсь, Патронат примет мои объяснения.

И впервые за все это время он позволил себе чуть заметно улыбнуться… Никто лучше него не знал, что раболепный Патронат не осмеливается даже мигнуть без его разрешения.

— Я предприму это, — продолжал он, — так как одновременно попрошу рассмотреть многочисленные петиции о реорганизации храма.

Молчаливые слушатели зашевелились. Три члена Совета, ожидавшие смерти, со слабой надеждой взглянули друг на друга. Один из них, Горо, человек средних лет, сказал: «Ваше превосходительство может рассчитывать на нас…» Его остановил гневный взгляд Мемлиса. Он, хотя и подчинился, но время от времени храбрость возвращалась к нему, и он сказал то, что думал. Лорд-правитель знает, что он на его стороне, и не сомневается в его верности, особенно тогда, когда каждый спасает свою шкуру.

Джоквин учтиво заверил:

— Как уже подчеркнул Горо, мы все будем счастливы одобрить ваши предложения.

Лорд-правитель угрюмо улыбнулся. Он достиг критического момента в своей речи и заговорил с точностью юриста:

— Правительство, — сказал он, — наконец согласно разделить храмы на четыре обособленные группы, как того давно хотят ученые (они впервые услышали о таком плане, но ни один из них ничего не сказал в ответ). Как утверждают ученые, — продолжал лорд-правитель, — противоестественно, что четырем атомным богам: Урану, Плутонию, Радию и Эксу, — поклоняются в одних и тех же храмах. И, соответственно, ученые разобьются на четыре самостоятельные организации и распределят между этими организациями все храмы. Каждая группа будет поклоняться только одному богу, продолжая выполнять свои практические функции по поставке превращенной энергии в соответствии с распоряжениями правительства. Каждая группа будет возглавляться не советом равных, как в современных храмах, а единым руководителем, для которого будет подобран соответствующий титул. Руководители четырех групп будут избираться пожизненно объединенным комитетом из представителей правительства и делегатов храмов.

Речь продолжалась, но дальше шли детали. Совету был предъявлен ультиматум. И Джоквин не тешил себя никакими иллюзиями. Четыре раздельных группы храмов, каждая управляется ученым, ответственным только перед лордом-правителем, навсегда покончат с надеждами, которые питали наиболее просвещенные ученые. Сам Джоквин считал храмы собранием знаний, и у него были свои надежды на преобразование общества, которое будет осуществляться храмами в будущем. Он торопливо встал, чтобы никто из перепуганных членов Совета не заговорил первым, и серьезно сказал:

— Совет будет счастлив рассмотреть ваше предложение. Мы считаем огромной удачей, что правителем является человек, который посвящает свое драгоценное время заботам о благополучии храмов. Ничто не может…

Он надеялся получить отсрочку. Лорд-правитель решительно заявил:

— Поскольку завтра я лично буду делать сообщение Патронату, Совет ученых сердечно приглашается остаться во дворце для обсуждения подробностей реорганизации. Я полагаю, что на это потребуется от недели до месяца, а может, и больше, поэтому приказал приготовить для всех вас помещения.

Он хлопнул в ладоши. Открылась дверь. Вошли дворцовые стражники. Лорд-правитель приказал:

— Покажите почтенным господам их помещения.

Так был арестован Совет.

На четвертый день ребенок был еще жив. Как ни страшно было смотреть на него, Таня никак не могла принять решение.

— Я выдержала тяготы беременности и боль родов, — гневно говорила она, — ни одна женщина не может не принимать это во внимание. К тому же…

Она умолкла. Противоречивые чувства разрывали ее сердце. Ей казалось, что у сына, которого боги сотворили по-своему, будет своя судьба. И она не имеет права прерывать ее. Поэтому уговоры Джоквина находили отголосок в ее сердце. А ученый говорил с ней о ребенке все утро четвертого после его рождения дня.

— Ошибочно считать, что дети богов могут быть только идиотами, — говорил он. — Это пустая болтовня бессмысленной толпы, преследующей тех, кто отличается от нее. Им не дают возможности получать образование, они постоянно находятся под очень сильным давлением, и потому неудивительно, что мало кто из них доживает до совершеннолетия.

Его аргументы приняли более личный характер.

— В конце концов, — мягко продолжал ученый, — он Линн. В худшем случае он будет вашим верным помощником, который никогда не захочет уйти от вас и жить самостоятельно, как все нормальные дети. Тайно сохраняя его для себя, вы получите лучшего из всех возможных рабов — преданного сына.

Джоквин знал, когда остановиться. В тот момент, когда он увидел, что глаза женщины задумчиво сузились — она взвешивала его аргументы, он решил предоставить ей самой разрешать оставшиеся сомнения и вежливо удалился. А позже, на утреннем совете у лорда-правителя, продолжил свои уговоры.

Глаза великого человека оставались настороженными, пока Джоквин говорил. Затем возражения сменились удивлением. Наконец лорд-правитель прервал Джоквина:

— Старик, с какой целью ты защищаешь жизнь урода?

У Джоквина было несколько причин для таких уговоров.

Одна чисто личная. Он верил, что жизнь ребенка может принести пользу храмам. Логика была проста. Уже само рождение ребенка обострило кризис. Его смерть ужесточит конфликт в обществе. Если же ребенок будет жить, мстительные действия Линнов до некоторой степени смягчатся. Но Джоквин не стал говорить об этом, не упомянул и о своих личных надеждах, связанных с ребенком. Он только сказал:

— Никогда раньше сына богов не убивали злонамеренно. Всегда считалось, что у богов есть свои тайные причины для создания чудовищ в облике человека. Смеем ли мы сейчас подвергать это сомнению?

Этот аргумент заставил властного собеседника изумленно взглянуть на ученого. Войны, которые вел лорд-правитель, были связаны с дальними полетами и дали ему возможность встретиться с выдающимися мыслителями отдаленных планет, среди которых были и атеисты. Кое-чему он научился у них и считал богов лишь средством для сохранения контроля за мятежными подданными. Он не отрицал их существования, но сомневался в их сверхъестественной власти.

— Ты на самом деле веришь в то, что говоришь?

В жизни Джоквина было время, когда он ни во что не верил. Однако постепенно он убедил себя, что могучие невидимые силы, вызываемые крошечными радиоактивными частицами, есть не что иное, как божественное вмешательство, и другого объяснения быть не может. Он осторожно сказал:

— В молодости я путешествовал и видел первобытные племена, поклоняющиеся богам дождя, рек, деревьев и разнообразных животных. Видел и более развитые народы, в том числе здесь, на Земле, чье божество — невидимое, всемогущее существо, живущее где-то в пространстве, которое они называют небом. Я наблюдал и слушал, как в каждом племени рассказывали о начале Вселенной. В одной легенде говорится, что все вышло из пасти змеи. Таких змей я не видел. В другой легенде говорится о потопе, затопившем все планеты. Не знаю, можно ли это сделать имеющейся в мире водой. Третья легенда — человек сделан из глины, а женщина сделана из мужчины.

Он взглянул на своего слушателя. Лорд-правитель кивнул:

— Продолжай!

— Я видел народы, обожествляющие огонь и воду. Однажды я посетил долину, где, как говорят, живут боги. Я находил их резиденции на каждой планете. Это те боги, которым поклоняемся мы: Уран, Радий, Плутоний и Экс. С безопасного места я наблюдал за их смертоносным танцем, в котором соединились ярость и величие, уродство и красота. И я сказал себе: «Конечно, это самые могущественные боги Вселенной. Никто, находясь в здравом уме, не станет отрицать их божественной сути».

Лорд-правитель, который в своих странствиях тоже видел дома богов — огромные, выжженные пространства с бушующей энергией внутри, ничего не мог возразить в ответ. Да у него и не было времени продолжать беседу. Неожиданно где-то совсем рядом послышался оглушительный гром. И сразу за ним последовал рев такой яростный, что весь дворец затрясся. Резкий звук стих, но тишина не наступила. Со всех сторон слышался звон стекла — это из рам вылетали стекла. Потом раздался еще один взрыв и почти сразу за ним — новый. Этот последний был такой силы, что всем стало ясно: наступил конец света.

Когда Олден в полдень третьего дня после рождения ребенка Линнов вошел в большой храм Ковис, это был усталый, голодный, загнанный человек, думающий только о бегстве. Он упал в кресло, предложенное младшим. И пока молодой человек оценивал ситуацию, Олден приказал никому не сообщать о своем прибытии, за исключением Горо, главного ученого храма Ковис.

— Но Горо нет в храме, — возразил младший. — Он совсем недавно уехал во дворец правителя.

Олден стал стягивать с себя женское платье. Вместе с одеждой он как будто снимал со своего тела и усталость. «Нет в храме» — соображал Олден. Это означает, что до возвращения Горо он главный ученый в храме. Для человека в его положении это была как бы отсрочка смертного приговора. Он приказал, чтобы ему принесли еду. Занял кабинет Горо и стал задавать вопросы. Впервые узнал ученый причину казней в храме Рахейнла. Олден обдумывал все случившееся. И чем больше он думал, тем больше негодовал. Он сознавал, что мысли его еретичны с точки зрения правителей. Но он принимал вызов. Он готов был отомстить за оскорбление, нанесенное богам в их храмах. Ему казалось, что боги и сами должны постоять за себя; неужели они не накажут тех, кто пытается вознестись выше их. К концу вечера ученый стал обдумывать план возмездия. С незапамятных времен боги покровительствовали дальним странствиям. И в ответ капитаны и владельцы космических кораблей дарили храмам железо. После определенного церемониала это железо помещалось рядом со спрятанным в укромном месте божьим веществом. Через четверо суток энергия божьего вещества перемещалась в железо. Тогда его возвращали на корабль, где хранили в металлическом отсеке. Там с помощью фотоэлектрических ячеек — это приспособление было известно с древних времен так же, как огонь, меч, копье и лук, — можно было произвести серию взрывов заданной мощности. Это и была та энергия, с помощью которой корабль мог лететь в отдаленные части галактики, перемещаться во вселенной от планеты к планете. С самого начала новых времен божье вещество разделяли на небольшие куски, которые старались не приближать друг к другу. Было известно, что когда богов соединяют, они очень гневаются. Олден решил воспользоваться этой особенностью божьего вещества и велел младшим перенести металлический цилиндр из испытательной пещеры в сад, что находился за храмом. Он подключил к своей работе другие храмы, и тщательно разрабатывал операцию, ожидая подходящий момент. Ему было известно, что шестеро из семи членов Совета ученых находятся во дворце, и он понимал, что их удерживают там насильно. В кабинете Горо он написал приказ, адресованный исполняющим обязанности главных ученых, возглавивших храмы, пока члены Совета арестованы. Он подробно описал свой план и кончил послание так: «Полдень будет часом протеста». Письма были разосланы в соседние храмы. Он не сомневался, что боги должны покарать тех, кто их предал. К полудню следующего дня Олден поместил зерна урана, радия, плутония и экса в систему фотоэлектрических реле. Спрятавшись в безопасном месте, ученый нажал на кнопку, соединившую вещества, скрывающие внутри себя энергию богов. Раздался страшный взрыв. За ним последовало еще три. Только два храма не подчинились приказу беглеца и остались благодаря этому невредимыми. Первый взрыв разрушил храм Ковис. Там, где он стоял, осталась только груда камней. Ни в одном из четырех храмов люди не уцелели. Они погибли все до одного. Ушел из жизни и Олден, превратившись в ничто, он вознесся к небесам, стал частью уплывающего облака. К двум часам у подножия дворцового храма собрались толпы горожан. Дворцовая стража еле сдерживала напор, постепенно отступая к воротам. Охрана правителя уже была готова отразить осаду. Джоквин по тайному туннелю вернулся в это время из города во дворец. Он сразу же пришел к лорду-правителю.

— Только я смогу убедить толпу, — доказывал он, — вы должны дать мне возможность выступить перед ней.

Как всегда, выдержав паузу, лорд кивнул. Когда открылись дворцовые ворота, толпа загомонила с новой силой. В воротах показался ученый. Он вышел на холм и спокойно заговорил с людьми. Голос его был негромким, но особая система усилителей доносила слова до каждого из толпы, даже до тех, кто стоял в отдалении.

Толпа зашумела:

— Ученый! Это ученый!

Джоквин поднял руку. И наступившая тишина показала ему, что людьми управлять еще можно. Конечно, старик понимал, что эти люди никогда не свергнут своих правителей, что толпа обречена. Он знал, что уже посланы голуби в казармы трех легионов, расположенных сразу же за городскими стенами. Скоро по улицам пройдут войска, проскачет кавалерия далеких племен, чей бог — гигантская мистическая птица Эрплан. Важно, чтобы толпа рассеялась до появления этих тренированных убийц.

— Жители Линна! — сказал он ясным уверенным голосом. — Сегодня вы еще раз убедились во всемогуществе наших богов.

Крики и стоны последовали за его словами. Джоквин продолжал:

— Но вы неправильно истолковали поданные ими тайные знаки.

После этих слов площадь окончательно затихла. Ученый добился своего, толпа ему подчинялась.

— Если бы боги рассердились на лорда-правителя, — продолжал Джоквин, — они так же легко уничтожили бы его дворец, как уничтожили четыре храма. Боги покарали ученых, которые хотели расколоть нашу веру, разделить людей, и в то же время заставить их в каждом храме поклоняться только одному богу. Это и только это — причина гнева богов.

Послышались крики:

— Твой храм тоже уничтожен!

Джоквин задумался. Ему совсем не хотелось превращаться в мученика. Он знал о письме Олдена. В двух храмах ему удалось уничтожить его: он был человеком верующим и не мог пойти против своих убеждений. А сейчас он был убежден в том, что боги не возражают, если им всем четверым будут поклоняться в одном храме. Еще он понимал, что именно сейчас народу нельзя утратить веру. Он опустил голову.

— Друзья, — коротко сказал он. — Каюсь, я был среди тех, кто отстаивал раздельное поклонение. Мне казалось, что боги будут рады, если каждому из них станут поклоняться в каком-то одном храме. Я ошибался.

Он обернулся к дворцу, где его слушал гораздо более могущественный человек, чем вся эта толпа.

— Я знаю, кто, как и раньше, проповедует ересь, отныне убедится, что мы должны поклоняться всем четырем богам вместе. А теперь, чтобы не было больших неприятностей, расходитесь по домам, — он повернулся и медленно ушел во дворец.

Лорд-правитель сумел оценить услугу, оказанную ему. И уже совсем другим голосом, сдержанно улыбаясь, он спросил ученого:

— Сделай милость, ответь, почему ты так уговариваешь нас сохранить жизнь ребенку моей невестки?

Джоквин ответил просто:

— Я давно хотел узнать, что случится, если сыну богов дать нормальное обучение и воспитание.

Видимо, ответ понравился, так как лорд-правитель удовлетворенно кивнул.

Еще не научившись говорить, Клэйн чувствовал: «Я никому не нужен. Меня никто не любит». Рабыни, пеленавшие его, исполняли свою работу с отвращением, видимо, поступая так же, как и родители мальчика. Они прекрасно видели, что отец и мать редко навещают новорожденного. Бывало, часами маленький мутант оставался один. А когда замечали, что ребенок плачет в мокрых и грязных пеленках, не испытывали желания помочь маленькому человеку. Руки, способные на нежность, грубели, прикасаясь к нему. И никто не замечал, что ненависть и отвращение, окружавшие ребенка, скапливались в этом маленьком существе, наполняли его душу и заставляли иначе, чем другие дети, смотреть на окружающий мир. Странно, но когда слова в его сознании начали обретать смысл, в его жизни наступили некоторые изменения. Клэйн, никому не желая причинить вреда, пожаловался как-то Джоквину, что рабы плохо обращаются с ним. Ученый попросил рассказать обо всем этом подробнее, и рабы поняли, что мальчик не так уж и безобиден, и они могут быть наказаны за насмешки над маленьким уродцем. После этого издевательства взрослых хамов прекратились. Но неокрепшее сознание получало новые жизненные уроки, и это была печальная наука. В три года мальчик понял, что он не такой, как все. В пять лет почувствовал, что его боятся. В семь — со всех сторон посыпались удары, и душа сжалась, спряталась, забилась в темный уголок этого скрюченного тельца. Старший ученый, как мог, старался отвести страдания от неокрепшей души. Но что он мог сделать? И Джоквин понял, что нужны более решительные действия.

— Дети жестоки, — сказал он, сдерживая гнев, лорду-правителю. — Они мучают его. Они стыдятся его. И сводят на нет все, что я делаю.

Линн Линнский с любопытством смотрел на ученого:

— Но я тоже стыжусь его, стыжусь самой мысли, что у меня есть такой внук, — и добавил. — Боюсь, Джоквин, твой эксперимент не удался.

Джоквин любил разговаривать с правителем. Он к нему относился совсем не так, как шесть лет назад. Выведя страну из кризиса, лорд показал себя незаурядным политиком. Империя при нем сделалась монолитной. Это был человек, достигший почти полной объективности во взгляде на мир. И, конечно же, сделать Клэйна полноценным поможет только он, лорд-правитель. Лорд понял, что посещение Джоквина имеет особую цель. Он нехотя улыбнулся.

— Что же я должен сделать? Отослать мальчика в провинцию, где он может расти в полной изоляции, окруженный рабами?

— Это было бы смертельно, — ответил Джоквин. — Рабы презирают мутантов так же, как свободные рыцари и патроны. Борьба за разум должна вестись здесь, в городе.

Правителю надоело ворчание Джоквина:

— Ну что ж, забирай его в храм и делай там с ним, что хочешь.