у пассажиров корешки билетов. Нет, не на охранницу, а чуть левее, где за
барьером маячила чудовищная фигура негра, такого же [131] широкого, как и
сам Фредди, но раза в два выше.
ждал. У мистера Уорбэйби болит нога, я говорил ему: да сидите вы в машине,
но он буквально настоял, что придет сюда и встретит тебя лично.
внимательно изучал своего нового работодателя. Шесть с лишним футов,
широкий, как шкаф, но главное, что огромный этот человек лучился огромным
спокойствием - спокойствие, а еще какая-то такая печаль на лице. Черный
телевизионный проповедник, которого отец смотрел в последние месяцы, вот у
него было такое же лицо. Смотришь на этого проповедника, на его лицо, и
чувствуешь, что он успел повидать все печальное дерьмо, какое только бывает,
чувствуешь и вроде как начинаешь ему верить. Во всяком случае, отец верил.
Может быть. Отчасти верил.
шелка.
Райделл таких в жизни не видел, ладони. В неимоверно низком голосе почти
ощущались инфразвуковые гармоники. На старомодном, тяжелом, как кастет,
кольце сверкала надпись алмазной крошкой по золоту: "УОРБЭЙБИ". [132]
колкую шершавость алмазов.
ровно, как по ватерпасу, очки - прозрачные, без диоптрий, стекла в тяжелой
черной оправе - не исполняли никаких функций, кроме чисто декоративных.
Сквозь никчемные эти стеклышки печально глядели чуть раскосые глаза
необычного, золотисто-коричневого оттенка. Китайские глаза, решил про себя
Райделл. Или кошачьи.
новехонькие черные джинсы были заправлены в зеркально начищенные ковбойские
сапоги трех разных оттенков все того же черного цвета, под левой штаниной
угадывались контуры углеродно-волоконной шины.
беспросветная тоска. - Хуанито говорит, ты не знаешь этих мест...
называли Хуанито.
Фредди, возьми у парня сумку.
было подумать, что "самсонитовская" сумка - нечто [133] не совсем
пристойное, с чем не стоит появляться на людях.
впечатление, что кольцо это весит фунтов тридцать.
контракту и...
ответственность за все беды земные и он твердо решил нести свое непосильное
бремя до конца - каким бы ни был этот конец. - Нечто пропало. А теперь еще
возникли... осложнения.
рука убралась наконец с плеча Райделла.
успевший уже втиснуть свое огромное тело на заднее сиденье черного
фордовского "Патриота".
Райделл, изучавший непривычную приборную панель. Американские производители
упорно ставили на свои машины приборы, по одному на [134] каждый показатель,
в то время как весь остальной мир давно перешел на дисплеи. Возможно, именно
поэтому в мире так мало американских машин. И мотоциклов с ценной передачей,
вроде "харлей-дэвидсона", тоже мало.
наверное, звуком скальная платформа, подпирающая Калифорнию, сдвинется
однажды с места и ухнет куда-нибудь там в Китай. - А дедушка - из Детройта.
Солдат. Привез ее из Сайгона, но потом они разбежались. Мой папа, его сын,
сменил свою, то есть его, фамилию на Уорбэйби(1). Жест такой. Дань чувствам.
трансмиссию. Для него Сайгон был местом, куда богатенькие ребята летают
отдыхать.
"стритсвиперы", хорошие шины, враз не прострелишь, разве что из очень
серьезного оружия. Перед вентиляционной решеткой болтается картонный
освежитель воздуха, сделанный в виде симпатичной такой елочки.
-------------------(1) Уорбэйби (англ.) - дитя войны. [135]
мужик на пропитанной кровью простыне. Лужа, море крови, не верится даже, что
в человеке ее так много.
для самого себя голосом.
бреется. Для такого случая Скиннер опустил ноги с кровати на пол; он
выскребал лицо одноразовой бритвой, окуная ее время от времени в серый
помятый алюминиевый тазик, зажатый между коленями.
тупятся.
теперь вот - "Скутер". Выцветшие, полуприкрытые красными набрякшими веками
глаза старика смотрели спокойно, равнодушно, однако Ямадзаки казалось, что
Скиннер внутренне смеется.
волоски шустро разбежались к краям. Поверхностное натяжение. - Во всяком
случае, не так, как в тот день, когда ты гонялся за говешками.
группы жилищ, которую он называл про себя "квартал Скиннера". Прозрачные
пятидюймовые шланги превращали это не очень аппетитное занятие в нечто вроде
увлекательной детской игры. Ямадзаки выбирал какой-нибудь приметный ком
отходов и следил, как тот движется от одного жилища к другому. Шланги
свисали изящными, безо всякого порядка расположенными дугами,
перепутывались, как нервные волокна, уходили в тысячегаллонный буферный бак,
приваренный под мостом. Скиннер сказал, что, как только бак наполняется,
ртутный выключатель, управляемый поплавком, приводит в действие струйный
насос и все накопившиеся отбросы перекачиваются по трехфутовой трубе в
городскую канализацию. [137]
программой города, есть о чем подумать, но сейчас гораздо важнее вытащить из
Скиннера историю моста. Убежденный, что именно Скиннер обладает ключом к
экзистенциальному смыслу моста, Ямадзаки полностью забросил прямые
физические исследования здешних, крайне необычных структур, чтобы проводить
в компании старика как можно больше времени. Ежевечерне он отсылал собранные
за день материалы на кафедру социологии Токийского университета.
несла вниз велосипед. Девушка работает где-то в городе, курьером.
насущный на этом архаичном перекрестке информации и топографии? Конторы,
между которыми она мечется на велосипеде, объединены электронно, являются,
по сути дета, одним огромным рабочим местом, все расстояния смазаны и
упразднены монолитной системой, обеспечивающей мгновенную связь. Но ведь эту
самую монолитность, благодаря которой материальная почта стала дорогостоящим
капризом, можно рассматривать и как пористость, естественным образом
создающую спрос на услуги, предоставляемые Скиннеровой жиличкой. Физически
перенося клочки информации за пределами вездесущей, из той же самой
информации состоящей Сети, она обеспечивает [138] абсолютную, осязаемую