ежедневная большая газета. И журнал, который Ксирдаль держал в руках,
вполне отвечал своему назначению. Все, касающееся болида, - траектория,
скорость движения, объем, масса, происхождение, - удостоилось лишь
нескольких скупых слов, следовавших за целыми страницами, заполненными
хитроумными кривыми и алгебраическими формулами.
умственную пищу, после чего он взглянул на небо и выяснил, что ни единое
облачко не омрачало его лазурь.
расчеты на бумаге.
углу бумаг и жестом, которому лишь длительная практика могла придать такую
удивительную точность, швырнул всю груду в противоположный угол комнаты.
удовлетворением удостоверившись, что после произведенной только что
уборки, в полном соответствии с его предположением, обнаружилась подзорная
труба, покрытая толстым слоем пыли, словно бутылка столетнего вина.
была определена произведенным расчетом, и припасть глазом к окуляру - на
все это потребовалось не более минуты.
наблюдения.
принялся спускаться со своего седьмого этажа, держа путь на улицу Друо, в
банк Лекера, которым эта улица с полным правом гордилась.
лишь один способ передвижения. Ни омнибуса, ни трамвая, ни фиакра он не
признавал. Как велико ни было расстояние до намеченной цели, - он
неизменно шагал пешком.
не мог не проявлять оригинальности. Опустив глаза, ворочая широкими
плечами, он шагал по городу так, словно бы это была пустыня. Коляски,
пешеходы - все были ему равно безразличны. Не удивительно поэтому, что с
уст прохожих, которым он умудрялся отдавить ноги, срывались эпитеты вроде
- "невежа", "неотесанный болван", "хам". А сколько еще более крепких
ругательств отпускали по его адресу возчики: ведь им приходилось на полном
ходу осаживать лошадей, дабы избежать "происшествия", в котором на долю
Зефирена Ксирдаля досталась бы роль жертвы.
за его спиной, как волны позади быстро плывущего судна, он, нисколько не
смущаясь, широкими и уверенными шагами отмерял свой путь.
Друо и до банка Лекер.
приближении со стула.
банкира.
названного племянника.
Ксирдаль, - ваш вопрос по меньшей мере излишен и отвечать было бы уж
совсем незачем.
полным основанием считал человеком неуравновешенным, хотя одновременно
почти гениальным, от души рассмеялся.
короче. Ну, а цель твоего визита, осмелюсь спросить?
излишен, как и первый. Мне ведь известно по опыту, что ты появляешься
только тогда, когда тебе нужны деньги.
странный клиент. Не разрешишь ли ты по этому поводу дать тебе совет?
Черт возьми, дорогой мой, как ты проводишь свою молодость? Имеешь ли ты
хоть малейшее представление о состоянии твоего счета?
капитал, приносящий пятнадцать тысяч франков в год, а ты умудряешься с
трудом потратить четыре тысячи.
таким заявлением, которое он выслушивал по меньшей мере в двадцатый раз.
Я не помню сейчас в точности, каковы твои ресурсы на данное число, но твой
кредит несомненно превышает сто тысяч франков. На что прикажешь употребить
эти деньги?
Ксирдаль. - Впрочем, если эти деньги вас тяготят, избавьтесь от них.
франков, как обычно?
ново! Что же ты намерен сделать с такой суммой?
и клиента.
франков. Это все?
участок?
насмешкой в голосе: - И где же? На Итальянском бульваре?
однако, не смущаясь.
скажи мне, дружочек, не... рехнулся ли ты случайно? Что за чушь ты порешь,
скажи на милость?
мысли перерезали глубокие морщины.
подобный чудак вдруг заговорил о "делах"... Нет, тут можно с ума сойти!
пять-шесть тысяч миллиардов франков.
взгляд. Если этот человек не шутил, то, значит, он помешался,
по-настоящему помешался.
Ксирдаль самым безразличным тоном.
- Известно ли тебе, что на всем земном шаре нет такого количества золота,
которое могло бы составить сотую долю этой баснословной суммы?
вот это еще вопрос!
происходившем благодаря газетам, которые не переставали пережевывать тему
болида, и Лекер подумал, что, кажется, он начинает понимать, в чем дело.
Догадка его и в самом деле была правильной.
можно не сомневаться, что господин Лекер приказал бы незамедлительно
вышвырнуть посетителя за дверь. Минуты банкира представляют слишком
большую ценность, чтобы их можно было затрачивать на выслушивание всяких
дурацких разговоров. Но Зефирен Ксирдаль не был похож на "любого другого".
То, что голова его была "с трещинкой", - в этом, увы, сомнения не было. Но
в этой голове таилась искра гениальности, для которой a priori не было
ничего невозможного.