отшельники, религиозные фанатики, потерявшиеся дети. Каждый день в Маскел
отправляется лодка за рыбой, которой там давно нет.
думать, не может себя программировать. Эмерельцы хотели поразить всех, и,
несомненно. Голос производит большое впечатление. Но в действительности он
очень примитивен по сравнению с компьютерами Академии на Авалоне или
Искусственным Мозгом Старой Земли. Он не может думать и вносить поправки.
Он делает то, что ему ведено делать, а эмерельцы велели ему продолжать
функционировать, противостоять холоду, сколько возможно. Вот он и
выполняет приказ.
настойчивость уже давно утратила всякий смысл, продолжает борьбу, когда
все уже мертво.
Дерк. - Это важно, Гвен. Иначе не может быть. Я даже уважаю его, хоть он и
редкий дурачина, как ты говоришь.
пока еще жив. И мы... на нас тоже еще рано ставить крест. Я думаю, ты
должна обдумать то, о чем мы говорили в ресторане. Подумай обо мне и
Джаане. Постарайся понять, что у тебя есть для меня, что - для него. Так
ли уж тяжел браслет на твоей руке? - он указал на него. - Реши, какое имя
тебе нравится больше, вернее, от кого тебе хочется слышать твое имя?
Понимаешь? А потом скажешь мне, что мертво, а что живо!
что ему отказаться от Джинни и позволить ей быть Гвен намного легче, чем
Джаантони Викари превратить ее в тейна. Это было ясно. Но она только
окинула его долгим взглядом и ничего не ответила, молчала до самой
стартовой площадки.
выбрали Лартейн, Аркин - Двенадцатую Мечту. Я - ни то ни другое. И не
Челлендж, несмотря на то, что он живой. Мне не нравится жить в улье. Если
ты хочешь знать, что живо и что мертво, пойдем, я покажу тебе мой город.
рулем. Сияющий шпиль Челленджа таял позади них. Было очень темно, как в ту
ночь, когда корабль "Ужас былых врагов" высадил на Уорлорне Дерка
т'Лариена. Лишь с десяток звезд виднелось на небе, но и они то и дело
скрывались за набегавшими облаками. Все солнца сели.
во тьме, как россыпь жемчужин на мягком черном бархате. Он находился в
лесу, за горным хребтом, вдали от других городов, и казался частью леса,
обиталища душителей, деревьев-призраков, голубых вдовцов. Из темноты леса
тянулись к звездам тонкие белые башни, похожие на загадочных духов, их
соединяли изящные плетеные мосты, блестевшие, как застывшая паутина.
Низкие купола одинокими стражниками стояли среди пересечения каналов,
темные воды которых отражали огни на башнях и мерцание редких, далеких
звезд. Город окружали странные сооружения, похожие на худые, костлявые
руки, соединенные рукопожатиями высоко в небе. Все попадавшиеся на глаза
деревья были внешнепланетными, а вместо травы землю покрывал толстый ковер
слабо светившегося мха.
дикие, почти нечеловеческие звуки волнами вздымались и падали,
беспрестанно меняясь. Таинственная и печальная симфония беспредельной
пустоты, беззвездных ночей и тяжелых сновидений состояла из стонов,
шепота, завываний и странных низких звуков, таивших в себе невыразимую
печаль. И все-таки это было музыкой.
ее из плена. Она слабо улыбнулась.
В горах неподалеку есть ущелье. Инженеры-климатологи добились, чтобы ветер
всегда продувал ущелье насквозь, потом построили башни, а на их верхушках
сделали специальные отверстия. Город стал музыкальным инструментом, на
котором ветер без перерыва играет одну и ту же мелодию. Специальные
приспособления направляют потоки воздуха на ту или иную башню, и она
звучит, пока другие молчат.
композитором по имени Ламия-Бейлис. Говорят, что ветряными машинами
управляет компьютер. Но это, может быть, и неправда, так как дарклинги
очень слабо знакомы с компьютерами, их общество находится на низком
технологическом уровне.
дарклинги всегда находились на грани между разумом и безумием, а эта
симфония Ламии-Бейлис, великой даркдонской сочинительницы, ввергла всю их
культуру в безумие и отчаяние. В наказание ее мозг сохранили живым, как
говорят, и теперь он находится глубоко в земле под горами Уорлорна.
Соединенный с ветряными машинами, ее мозг будет исполнять свой шедевр
вечно, повторяя его снова и снова. - Она поежилась. - Если не вечно, то,
по крайней мере, пока атмосфера не замерзнет. Даже инженеры Даркдона не
могут это остановить.
Она подходит, - наконец сказал он. - Это песня для Уорлорна.
ночи, за которой никогда не наступит рассвет. Песня конца. В разгар
Фестиваля она была неуместна. Город называется Крайн-Ламия, хотя его часто
называли Городом Сирен, так же как Лартейн называли Огненной Крепостью. Он
кажется большим, но это обманчивое впечатление. Город рассчитан на сто
тысяч человек, но в нем никогда не было и четверти этого количества.
Крайн-Ламия не пользовался особой популярностью. Как и сама планета
Даркдон, мне кажется. Много ли туристов посещает Даркдон у Великого
Черного Моря? Много ли их бывает там зимой, когда на пустом даркдонском
небе видно только слабое свечение нескольких далеких галактик? Не много.
Для этого нужна особая склонность характера. Для Крайн-Ламии тоже. Люди
говорили, что музыка города нагоняет тоску. И она никогда не смолкает.
Дарклинги даже спальни не изолировали от этой вечной песни.
посадочную площадку на стене башни. В отличие от пустых площадок Челленджа
и Двенадцатой Мечты, здесь уже стояли две другие машины: короткокрылый
спортивный аэромобиль и крошечный черно-серебристый каплевидной формы. Оба
были давно брошены: толстый слой пыли покрывал их капоты и брезентовые
крыши, подушки сидений в спортивной машине совсем сгнили. Из любопытства
Дерк проверил двигатели обеих. Спортивная машина безмолвствовала, ее
батареи иссякли много лет назад. Но маленькая "капелька" заработала,
контрольная панель осветилась мерцающими огоньками. Это означало, что в
ней остался небольшой запас энергии. Огромный серый "скат" с Верхнего
Кавалаана был больше и тяжелее, чем обе брошенные машины, вместе взятые.
фресками. Замысловатое сплетение их потускневших узоров сочеталось с
доносившимися звуками музыки. Они вышли на балкон, который заметили при
посадке.
их и играя их волосами, гудя и потрясая взрывами страсти. Дерк взял Гвен
за руку и слушал, устремив невидящий взгляд поверх каналов, куполов и
башен на лес и горы. Наполненный музыкой ветер, казалось, подталкивал его,
тихим голосом уговаривал прыгнуть вниз, покончить со всем, с этой глупой,
недостойной и совершенно бессмысленной суетой, которую он называл своей
жизнью.
Когда он посмотрел на нее, она сказала:
Крайн-Ламии. В десять раз больше, чем в любом другом городе, несмотря на
то что в нем жило меньше всего людей.
утратил жизни, как Маскел или Двенадцатая Мечта. Он упрямо продолжает
жить, словно только для того, чтобы возвеличивать отчаяние и прославлять
пустоту жизни. Странно, да?
Дарклинги - в большинстве своем нигилисты, склонные к черному юмору, и я
думаю, что Крайн-Ламия - это злая шутка над Верхним Кавалааном,
Вулфхеймом, Тобером и другими планетами Окраины, которые из кожи вон лезли
ради устройства Фестиваля. Дарклинги не стали возражать против праздника.
Они прилетели и построили город, который утверждает, что все бесполезно.
Все в мире бессмысленно: Фестиваль, человеческая цивилизация, сама жизнь.
Подумай только! Какая ловушка для самодовольного туриста! - Она дико
захохотала, откинув голову назад, и Дерка вдруг охватил необъяснимый
страх, как будто он испугался, что его Гвен сошла с ума.
обрывки. Поодаль, с правой стороны, башня-шпиль издала короткий
Перумов Ник
Никитин Юрий
Каргалов Вадим
Смоленский Вадим
Перумов Ник
Посняков Андрей