а ребенком; и надо перестать быть человеком, чтобы отбросить заботы о
ребенке потому лишь, что сам он не хочет этого.
руку, чтобы неосознающимся жестом провести пальцами по пуговицам кителя и
убедиться, что все они застегнуты, - и тут только спохватился, что на мне до
сих пор штатский пиджачок. Являться в таком виде в военное учреждение нечего
было и думать. Пришлось ждать лифта и подниматься на свой этаж. Замок
открылся мягко, почти беззвучно. Не знаю, услышала ли Ольга, или именно в
этот миг ей понадобилось выйти за чем-то из ванной, но мы встретились, лицом
к лицу. Она была совершенно нагой, и лишь в руке держала шелковое
гонконгское кимоно, которым я в командировках пользовался вместо халата: оно
почти не занимало места в багаже. Ольга смотрела мне прямо в глаза, на губах
ее появилась пренебрежительная усмешка. Она медленно подняла руку с черным
шелком на уровень пояса, не выше, оставляя грудь неприкрытой, скорее всего,
чтобы показать, что она меня не боится. Я стоял, опустив руки, забыв даже
затворить за собой дверь в коридор. Только сейчас я понял, только в этот миг
увидел, как она красива. Растерянность охватила меня, смущение заставило
покраснеть. Так протекло несколько секунд, мы стояли друг против друга,
неподвижные, как изваяния, никто не решался двинуться с места. Я
почувствовал, как удары сердца качают меня, словно сотрясалось все громадное
здание. Затем мягко щелкнуло: дверь позади меня затворилась, защелкнулся
замок. Улыбка исчезла с лица Ольги; она оцарапала меня гневным взглядом,
повернулась и шагнула в ванную. Изнутри звякнула задвижка. Только теперь я
перевел дыхание. Воздуха не хватало. Я провел ладонью по лбу, глубоко дыша,
с шумом выпуская воздух сквозь едва раздвинутые губы. Руки тем временем
распахнули шкаф, сняли с плечиков китель, брюки. Я поспешно переоделся,
повесил костюм в шкаф и хлопнул дверью так, что дрогнула переборка.
Глава третья
I
совещаний он казался не очень приспособленным.
летит через час.
будет через минуту. Не иначе, как Лидумс без меня соскучился. Или что-то
нашли там?
Неправильное соединение? Я набрал еще раз. Безуспешно. Я понял: Ольга то ли
еще в ванной и не слышит, то ли просто не подходит к телефону. Я ведь не
предупредил, что буду звонить. Я и сам не знал, что придется. А больше никто
ей звонить, наверное, не может. Или она не хочет компрометировать меня: мне
ведь (теоретически) может звонить и женщина. Конечно. Что Ольга знает обо
мне? Еще меньше, чем я о ней. Я положил трубку. Подполковник ждал. Я кивнул,
думая, что не люблю летать, но у нас никого не интересует, что ты любишь и
чего не любишь. Главное - что ты должен сделать.
сожалению, к другой. Полковник вошел туда. Ждали минут десять. Он вышел.
Вместе с ним была та самая дама, что он встречал сегодня утром на аэродроме.
Он галантно подсадил ее в машину. Наверное, я выглядел достаточно
удивленным. Даже забыл поздороваться. Усевшись, она улыбнулась мне.
Полковник представил меня.
в аэропорте. В кафетерии. За два столика. В штатском. - И представилась: -
Майор Иванова. Бывший майор, разумеется.
II
работавших в глубоком тылу врага в годы войны - а часто и задолго до нее, -
мы автоматически представляем себе мужчин, забывая или просто не зная, что
были там и женщины, не радистки, а резиденты, и было их, может быть, не так
уж мало. В известном отношении им было даже легче: не приходилось объяснять,
почему они не на фронте, и легенды их порой складывались намного
естественнее. Вот и я столкнулся с одной из них, с майором Ивановой;
впрочем, вряд ли она на самом деле была Ивановой, но это меня не касалось.
Однако при всем этом я не совсем понимал, чем она сможет нам помочь: в строю
она, конечно же, не служила и, значит, не принимала участия в минировании
подземелья. Впрочем, она, может быть, знала, что там в свое время
находилось? Уже одно это дало бы нам очень много.
несколько офицеров, в том числе один полковник, не принадлежавший к
Вооруженным силам. Мы расселись, последовали краткие представления;
остальные офицеры оказались инженерами, без которых обойтись было нельзя. Я
все поглядывал на даму; полет она перенесла, кажется, лучше меня, и теперь -
старая, сухонькая, седая, но с ясными и быстрыми движениями, - усевшись,
первым делом вынула из сумочки плоскую пудреницу с зеркальцем на внутренней
стороне крышки и двумя-тремя движениями привела лицо в порядок. Как-то
странно было видеть это на военном совещании. Тем временем Лидумс подошел ко
мне.
- ближе к обеду.
грозным голосом повторил за мной: "Та-ак", и сел на свое место.
майор Иванова, - я старалась подобраться к этому объекту, но не смогла. -
Она встала, подошла к стене, на которой кнопками был прикреплен план города
- такого, каким он был до сорок пятого. - Вот. По сути дела, весь этот
квартал был изолирован, исключен, так сказать, из общения, хотя внешне, на
первый взгляд, вы ничего такого не сказали бы. На улицах, тут и тут, - она
показала карандашом, не прикасаясь, однако, грифелем, - висели знаки,
запрещавшие въезд. Немцы народ аккуратный и законопослушный, висели знаки -
значит, никто и не въезжал, исключая тех, кто имел разрешение. А пешком туда
не ходили, потому что, как мне далеко не сразу удалось установить, там никто
не жил, кроме какой-то части персонала, обслуживавшего этот объект, в том
числе и охраны. Если же кто-либо по ошибке туда сворачивал, его
останавливали, не успевал он пройти и десятка шагов. Останавливали и, ни о
чем не расспрашивая, просили выбрать другой маршрут - тут, мол, невдалеке
лежит неразорвавшаяся бомба, и пока ее не удастся обезвредить, всякое
движение запрещено. Объяснение было постоянным, я это знаю, потому что туда
дважды пытались проникнуть два человека, работавшие на меня, оба - местные
жители. Дважды, с промежутком в неделю; обоим было сказано одно и то же. За
ними потом, вроде бы, слежки не было, "хвост" они засекли бы, опыта хватало;
однако оба они продержались еще около двух недель каждый, и я до сих пор не
знаю причины, по какой они сгорели. После этого, в целях безопасности,
подобные попытки пришлось прекратить. Мне также удалось познакомиться с
одним человеком, работавшим там; он, конечно, не знал, что мне это известно.
Он стал моим покупателем: у меня был магазинчик, небольшой, но это было
удобно ... Да, не все работали в их генштабе, гестапо или абвере, как вы,
может быть, полагаете; магазинчик - очень хорошая крыша, постоянно приходят
люди, есть и пить надо всем. Этого человека я соблазнила тем, что у меня был
прекрасный кофе - не для всех, разумеется, а для постоянных покупателей,
штаммкунде. Но все, что мне удалось у него выяснить - это что сам он был
слесарем. Больше о своей работе он не сказал ни единого слова. Я проверила
это, мне однажды потребовалась его помощь, чтобы отремонтировать весы; он
принес мне прекрасно сделанную призму взамен моей, установил ее; глядя на
то, как он работал, я поверила, что он действительно слесарь, да и руки об
этом свидетельствовали. Я тогда сказала ему, что чувствуется большой опыт в
обращении с тонкими приборами, он усмехнулся, но промолчал... Я так долго
рассказываю затем, чтобы вы представили, что там находилось нечто, очень
интересное и, судя по уровню секретности, очень важное...
Я порой проходила недалеко от входа в этот квартал: мне удалось найти
владельца грузовичка, который иногда обслуживал мой магазин - владельца,
жившего в таком месте, что мне, чтобы попасть к нему, надо было проходить
через этот район, а когда мы с ним на его трехколеске ехали ко мне, то тоже
проезжали через этот район. Я таким образом пересекала эти места много раз,
больше десяти, слишком часто тоже нельзя было, - и за это время два раза
видела, как туда въезжали легковые машины, разные, не очень заметные, один
раз это был "вандерер", в другой раз -"оппель-капитан". Оба с обычными
номерами, но их там знали - никто эти машины не останавливал. Сидели в них,
насколько я могла заметить, штатские, хотя в то время у машин не было таких
больших стекол, особенно сзади, в них было куда уютнее... И ни разу я не
Акунин Борис
Сертаков Виталий
Круз Андрей
Буркатовский Сергей
Контровский Владимир
Акунин Борис