Чтение 19–й страницы книги ~Охотник за кальмарами~

— Ах так, уже обратный билет,— обиделся старик.— Вот она, тяга к прогрессу и знаниям? Ну, раз вы так торопитесь, то я предлагаю проделать небольшой эксперимент. Дайте-ка эту пилюлю любой собаке.

— Ну и что?

— Как что? Она будет говорить и ответит вам на любой вопрос.

— Что? — заорал я. — Вы издеваетесь надо мной!

— Ну, погодите, не горячитесь. Вы же ничего, буквально ничего не теряете. Суньте пилюлю в конфетку и бросьте любой собаке. Она съест её и станет говорящей.

— А если она сдохнет? — подозрительно осведомился я. — Кто отвечать будет?

— Я... За всё отвечу я.

— Ладно, давайте сделаем так. Вы на моих глазах сами бросите эту пилюлю любой собаке, на которую я вам укажу. А я попытаюсь с ней пообщаться.

— Идёт,— согласился старик.

Выйдя на улицу, мы прошли в тесный переулок между домами. Там было много «собачников». Они гордо прогуливали овчарок, водолазов, бульдогов со свирепыми мордами.

«Да, — подумал я, — сунет старик пилюлю собаке, а она возьмёт и слопает меня вместе с редакционным магнитофоном и моими собственными фирменными джинсами, недавно приобретёнными в кооперативном магазине на всю зарплату штатного сотрудника газеты. Пожалуй, рискованно».

— А можно собаку поменьше выбрать?

— Ради бога, любую, какую хотите!

И вдруг я увидел привязанного поводком к скамейке небольшого коричневого пуделя. Хозяйка сидела на другом её конце и о чем-то оживлённо беседовала с двумя женщинами.

Я посмотрел на собаку. Пудель как пудель.

— Ну, бросьте-ка вот этой,— сказал я.

Старик бросил конфету перед пуделем. Тот подошёл, понюхал и, недовольно помахивая своим шариком-хвостом, брезгливо фыркнув, отошёл в сторону.

— Ну, что же вы? — нетерпеливо спросил я старика.

— Видите — не ест.

— А вы попробуйте поднести на ладони, может, с земли они не едят?

— И то дело! — обрадовался старик, вытащил из кармана шоколадную конфету, разломил её пополам, сунул туда свою злополучную пилюлю и протянул пуделю ладонь.

Тот нехотя подошёл, снова понюхал и слизнул коричневый комочек шоколада.

— А теперь что делать?

— Как что? Задавать вопросы. А он будет отвечать. Вообще делайте всё, как полагается. По-моему, это называется взять интервью. Так вот и берите.

Я недоуменно хмыкнул, пожал плечами, невольно подумав: «Господи, когда же этот сумасшедший старик от меня отвяжется», — и включив магнитофон, подошёл к собаке ближе.

— Простите за беспокойство, я из редакции,— пробормотал я, оглянувшись по сторонам, не слышит ли кто-нибудь наш разговор, а то вызовут «скорую» да и отправят в психиатрическую лечебницу.

Но никому до меня не было дела. Собаки важно прогуливали своих хозяев, которые степенно беседовали между собой. А хозяйка пуделя по-прежнему что-то горячо доказывала своим подругам.

К моему удивлению, пудель раскрыл пасть и человеческим голосом, путь картавя, произнёс:

— Слушаю вас, сэр.

Уже более почтительно, я нагнулся и шёпотом попросил:

— Разрешите мне взять у вас интервью?

Далее я провёл доктору стенографическую запись нашей беседы с пуделем. Сам магнитофон вместе с кассетами у меня отобрали, когда при возвращении домой, в поезде, я попытался взять интервью у двух обвешенных цепями молодых людей, своих соседей по купе. Мне хотелось выяснить насколько их интеллект выше собачьего. Но был не понят. Мне навесили под глаз «фонарь» и отобрали магнитофон вместе с фирменными джинсами. При этом пригрозили, если я вякну, то они меня на всякий случай выкинут из окошка. Вякать я не решился, а когда они сошли с поезда, то сердобольная проводница одолжила мне свою старую клетчатую юбку. Мне удалось под видом шотландца добраться до редакции без происшествий.

Дальнейший текст стенограммы — интервью выглядит следующим образом. Я, то есть журналист, в дальнейшем для краткости, себя буду обозначать буквой «Ж», а своего собеседника — от начальной буквы его имени «Лакки» — «Л».

Ж. Обычно мы берём интервью у интересных, содержательных личностей. Мы задаём вопросы, а нам отвечают, но возможности правдиво. Как вы смотрите на такую форму собеседования? Ваше подлинное имя?

Л. Лакки-Нильс-Лорд-Джон III. В принципе я не возражаю.

Ж. Расскажите о вашем происхождении.

Л. Хотя лично у меня в настоящее время нет письменных подтверждений, но я за своих предков абсолютно спокоен. Мои предки ведут свою родословную от старинных ирландских пастушеских собак. Их шерсть была очень длинной и никогда не лезла. Отсюда и пошло название породы «кудель» - «пудель». У одного из ирландских королей была такая собака. Она верно служила ему всю жизнь и даже спасла от смерти. С тех пор каждый ирландский король считал за честь иметь у себя собаку такой породы. Отсюда и пошло название «королевский». Что касается прямых предков, то я наследник одного из знаменитых родов. Например, мой дед был лучшим производителем ФРГ, а бабушка — чемпионка королевства Англии по экстерьеру. Отец в раннем детстве не сошёлся характером с родителями и вместе с одним из дипломатов был интернирован в Советский Союз. Здесь он близко сошёлся с коричневой сукой, которая, к сожалению, не смогла подтвердить своей родовитости. И вот я, как видите, несмотря на мой замечательный окрас и экстерьер, вынужден прозябать в этом загромождённом домами пыльном городишке. Скученность населения жуткая! Кругом автомобили, газонов нет, извините, но даже нет возможности наедине побыть с самим собой. Кроме подобия сквера между домами в районе моего постоянного места жительства, кругом каменные тротуары и мостовые. Но пришлось смириться. Вот, как видите, так я живу, вернее, влачу жалкое существование.

Ж. Что, у вас очень плохие жилищные условия?

Л. О чём вы спрашиваете? Какая-то жалкая однокомнатная конура. В ней даже и кости не разомнёшь как следует. От стены до стены не больше шести метров, не говоря о прочих неудобствах. Даже горячей воды нет. Какая-то колонка газовая или что-то в этом роде. I am sorry, я не уверен, что правильно назвал это сооружение.

Ж. Недавно создали клуб «Фауна». Надо обратиться к общественности. Разве можно держать животных в таких невыносимых условиях, особенно собак вашей породы!

Л. Вот именно. В глубоком детстве по личному знакомству меня за чисто символическую плату передали этим... Я сожалею, сэр, но вынужден назвать вещи своими именами,— этим недоноскам. Правда, я их держу в руках. Они у меня достаточно послушны, я их воспитываю, разумеется, по-своему. Начну, к примеру, ничего не есть. Тут они как задёргаются, забегают, заохают и начинают вокруг меня танцевать. «Ах, сынуля, ах, маленький, ну съешь кусочек сырого мясца, ну, печёночки, ну, хоть курочки». А я - ноль внимания, фунт презрения. Они в панике начинают звонить докторам, лапать мой нос. Видите ли, они проверяют насколько он холодный. Дался им мой нос! Ну, я их несколько выдержу, затем сподоблюсь чем-нибудь закусить. Пары сырых бифштексов мне достаточно для начала. Ну а они рады. Так и лезут со своими, пардон, слюнявыми поцелуями.

Ж. Да, видать в семью вы попали неважную.

Л. Ну, что делать! Выбирать мне не приходилось. Зато я их несколько дрессирую.

Ж. Вот это интересно. А каким образом?

Л. Ну, для начала я их вожу на поводке.

Ж. Как это?

Л. Видите ли, во дворе дома много беспородных и больших собак, здесь их называют «надворными советниками», глядишь, какая-нибудь и укусить может. А кожа у меня нежная. Таким образом, я взял за правило приносить им поводок, прозрачно намекая, что нечего дремать, надевайте-ка этот ошейник и выхолите на улицу. Хозяйка, естественно, выходит, я её помотаю по кустам. Сам-то ростом не удался, а хозяйка верзила, футов шести росту, да и хозяин такой же. Так что эти беспородные, так называемые дворняги, меня стороной обходят. Уж больно громоздки мои так называемые приёмные родители. Вывел я как-то на поводке свою mother, в кавычках, на улицу. А на нас водолаз бросился. Глаза горят, клыки огромные. Ну, я, как водится, к ней на руки запрыгнул и рявкнул на это лохматое чудище. А мамуля как завопит тонким голосом, как завоет, меня прижимает, не даёт свободы. Тут люди сбежались, собаку оттаскивают. Я ничего, смело сижу и лаю. Да, если бы она меня на руки не схватила, я б ему показал, как бросаться на принцев голубой крови.

Ж. Что вы можете сказать об отдельных чертах вашего характера? Например, о смелости, боевитости.

Л. Ну, этого мне не занимать.

Ж. Обычно представители клуба «Фауна» жалуются, что им приходится спать под дверьми, на коврике.

Л. Ну, я своих выдрессировал. Скорее можно сказать, они у меня спят на коврике. Правда, в кровать я их иногда пускаю. Моё любимое место — спать на подушке. Mоther приютится с краюшку, я ничего, не протестую. Пускай спит, не жалко. Бывает жарко летом, я слезу с кровати, полежу у балконной двери, а потом обратно в кровать. Mоther только разоспится на моем месте. Ну, я её лапой по физиономии, по физиономии. Понимает, сразу освобождает место и в свой уголок — прикорнёт. А я, естественно, поперёк подушки разлягусь. А она, I am sorry, big pig, радуются моей сообразительности. Будит своего мужа и говорит: «Смотри, как наш маленький спит на спине, лапки раскинул и всю подушку занял». Тот встаёт и оба млеют от восторга, только спать мешают. Затем тихонько, чтобы, не дай бог, меня не потревожить, она и примостится с краюшку.

Ж. Многие представители клуба «Фауна» жалуются, что часто линяют. Как у вас обстоит дело с решением этого вопроса?

Л. У меня-то нет проблем. Я вообще никогда не линяю. А вот father, тот лезет хуже самой облезлой кошки. Боже мой, если бы вы только знали, как он облезает! Нельзя даже лечь в приличную постель. Везде его черные волосы, тьфу. Я на днях подошёл к своей миске горло промочить, так он умудрился и там насорить. Целых три волоса нашёл. Чуть не подавился. Дал задание mоther, чтобы чаще мыла и стригла его. Обещала исправиться. Теперь приходится каждое утро прежде чем пить, в чашку заглядывать. Не набросал ли этот облезлый тип туда своих волос? И вообще, как вы понимаете, по теории относительности господина Эйнштейна, три волоса на голове — это слишком мало, а найти их в своей миске — это слишком много.

Ж. Считаете ли вы себя очень талантливым?

Л. Безусловно и очень. На днях по телевизионному экрану передача была. Там какой-то музыкант, по моему мнению, достаточно известный, на фортепиано заиграл Моцарта. Так во мне гены так заговорили, что я завыл, sorry запел. Мои обезумели от радости. А как, спрашивается, петь, если мои приёмные родители не то что пианино в свою конуру занести не могут, в ней клавир-то не поместится! А как бы я мог петь, как бы мог! А они заведут свой магнитофон и кайфуют под бредовую современную музыку. А мне нужна классика. Настоящая классика, Моцарт, Бах, на худой конец, Чайковский.

Ж. Так вы уверены в своём таланте?

Л. Разумеется, у меня абсолютный музыкальный слух и голос, дай бог каждому.

Ж. Могли бы вы бросить профессию домашней собаки и заняться чем-нибудь более серьёзным? Допустим, служить на границе или в таможне, выискивая наркотики.

Л. Пожалуй, нет. Я уже в некотором роде привык к своей относительно спокойной жизни, если её так можно назвать. Да и вроде моих шестифутовых бросать жалко. В принципе, они люди безобидные. Пусть не дворяне, простолюдины, но что делать? С интеллектом, правда, у них плоховато. Но «Jedem das Seine» - «каждому своё».

Ж. Завидуете ли вы своим коллегам?

Л. Безусловно. Их, видите ли, и на выставки водят, и медали вручают. А мои бездарные, с позволения сказать, родственники даже не могли мне элементарную родословную оформить. Чтобы я хоть на людях мог показаться. Одним словом, разве с такими неудачниками можно медаль получить... А вы поглядите на меня. Какой окрас, какая фигура и оскал! Посмотрите-ка, какой оскал, а прикус, а зубы, посмотрите, какие зубы и череп, один мой череп чего стоит. По теории Ламброзо я — пёс уникальный, причём исключительно арийской породы. Да я бы все медали взял на выставке. Пардон, но даже и говорить об этом не хочется.

Ж. Какую роль в вашей судьбе играет отец?

Л. Да никакую... Иногда видимся. Так он делает вид, что меня не знает.

Ж. А как вы относитесь к прекрасному полу?

Л. В этом отношении я джентльмен. А вообще я в своего деда пошёл. Правда, всякая мелочь попадается, все дворняги какие-то, от них, I am sorry, помойкой так и несёт. Хотя тут мне одну самочку-пуделиху чёрного окраса приводили. Строптивая оказалась, всё лаяла, изображала из себя недотрогу. Да я, хоть и джентльмен, но всё-таки изловчился да и выполнил свои обязанности. Пусть хоть таким образом улучшат породу свою.

Ж. Считаете ли вы себя настоящим мужчиной?

Л. Несомненно.

Ж. Ваше главное достоинство?

Л. Необычайный ум и интеллект.

Ж. Хотели ли вы, чтобы ваши дети походили на вас?

Л. Полагаю, что да. Мои достоинства намного превосходят мои недостатки.

Ж. Что вы больше всего боитесь, как собака?

Л. Одиночества. Поэтому и держу своих, миль пардон, своих так называемых родителей. Хотя они у меня смирные. Если уходят, то обязательно отпрашиваются. Ну, я несколько минут изображаю из себя обиженного, да и отпускаю. А то ведь и голодным останешься. Я ведь всякие там колбасы, как они, не употребляю. Они мне, в основном, из кооперативного магазина печень несут. Я больше свиную люблю (облизывается). Не плохо и язык бараний, но чтоб пареный, да со специями, а то ведь и в рот не возьму.

Ж. Считаете ли вы себя красивым?

Л. Я считаю этот вопрос просто бестактным. Я совершенно неотразим. Все от меня в восторге. На улице эти безголовые люди останавливаются и сюсюкают: «Какая собака! Какая собака красивая!» Да своим отпрыскам в колясках орут: «Гляди, какая очаровательная собачка. Помахай ей ручкой».