тропинке. - Надо спокойнее. Я боюсь, что ты наделаешь глупостей. Женя, я
боюсь за тебя.
быть может, ему сделаешь хуже.
- Лена, что же делать? Что делать?
советский человек. Поговори с Зориным.
упрямую решимость. Они пошли и некоторое время шли молча, внимательно
смотря себе под ноги, и Женя вдруг просто и как будто спокойно сказала:
Глупо. Нет, надо ждать, я верю, что это недоразумение, которое должно
разрешиться. А сейчас тяжело.
молодняк. Через несколько минут открылось обширное поле с разбросанными по
нему вегетационными домиками, поблескивающими стеклом.
встречи, так мечтала о приезде сюда...
поглощена мыслью о том, что сейчас, проходя через наладочный зал, она,
быть может, хоть мельком увидит вихрастую голову Андрея. Елена Андреевна
не без волнения думала о том, что сегодня, наконец, ей удастся
ознакомиться с аппаратурой Зорина.
ряды столиков-пультов, за которыми сидели наладчики. Никитина в зале не
было. Вместо того, чтобы по коридору второго этажа направиться прямо к
себе в спецлабораторию, она спустилась вниз и прошла через машинный зал.
Никитина и там не было. Тревога нарастала. Спрашивать о нем ни у кого не
хотелось, а желание увидеть его во что бы то ни стало становилось
непреодолимым. Только бы на минуту увидеть, только бы узнать, что с ним!
излучательному залу стоял Никитин. Как всегда бледный, с большими темными
глазами и нависшей на лоб непослушной прядкой волос, он показался Жене
встревоженным, пожалуй даже испуганным и чужим. Это было страшнее всего.
За последний год она так привыкла к нему, так глубоко, всем существом
почувствовала, что на свете нет человека роднее, и вдруг как-будто впервые
увидела его до неузнаваемости чужое лицо.
тут только поняла, что сказать ей нечего, что тревога, с какой искала его,
прошла. С ним ничего не случилось, он здесь и теперь... Что же он молчит?
Почему не скажет ни слова?
корпусу.
оборачиваясь к нему.
поговорить с тобой, рассказать тебе...
посмотрела ему в лицо. Оно все еще было немного искаженным, но уже не
таким, как несколько минут назад, когда он не знал, что на него смотрят.
Какое чужое и страшное оно было тогда!
различными предлогами и даже когда случайно проходишь через наладочный, -
я же вижу, я все вижу! - то улыбаешься так, что в твоей улыбке чувствуется
смятение. - Ты боишься, так же, как и они!
Резниченко. Каждый раз, когда я вхожу в лабораторию, все обращают на меня
внимание, пристально смотрят на меня. Куда бы я ни шел, что бы я ни делал,
глаза сотрудников на мне. Эти глаза везде. Они даже из темноты ночи
пристально всматриваются в меня. Следят. Следят с недоверием, подчас с
испугом и почти всегда с отвращением. Да, да, с отвращением и угрозой. Они
не имеют права так смотреть! Они ничего не знают. Ничего, ты понимаешь,
ничего!
легче. Ведь я друг тебе... Ведь я... Может быть, у тебя... есть что-нибудь
такое... на твоей совести...
много лет, ты понимаешь? И только по временам... Совесть?.. По временам
где-то в глубине шевелится комочек. Он вдруг сжимается до боли, и тогда
становится страшно. - Никитин смотрел прямо перед собой, смотрел на Женю,
не видя ее. - Этот с тоской сжимающийся комочек, верно, и зовут совестью.
Да, Женя? Скажи, это так?
всю силу своей любви ей хотелось влить в его холодные дрожащие руки. -
Андрей, не надо так!
прикосновения, и почти спокойно спросил:
дело в том, кому я не подал руки. Когда он в отчаянии крикнул: "Дайте
руку", - я шагнул к нему, но тут же сообразил - если не подать руки, то
цепь оборвется, все будет хорошо, можно будет жить свободно, и... я
отдернул руку. Да, отдернул. Женя. Я не дал ему руку, ведь это был... Ты
понимаешь. Женя, - зашептал Никитин, наклоняясь к ее уху, - ты понимаешь,
это был...
лаборатории. - Простите, товарищ Белова, Андрея Савельевича срочно требует
к себе Викентий Александрович.
глаза Жени, и почувствовал, как комочек сжался с особенной болью. В голове
пронеслось: "это все!". - Женя, - сказал он уже спокойнее, - Женя, прости,
я должен идти.
однако самое интересное ожидало их впереди. Резниченко с увлечением
рассказывал им о работах, которые проводились в филиале, показывал
лаборатории, демонстрировал опыты. Теперь они подходили к "святая святых".
середине цокольного этажа, совершенно изолированный от внешнего мира.
Стены этого зала были толщиной около полутора метров и облицованы
несколькими слоями различных материалов, надежно защищающих аппаратуру от
влияния посторонних излучений.
трубок лился сине-сиреневый свет, едва освещая блестящие части
расположенных в центре зала приборов. Сюда не проникал ни один звук.
Тишина здесь была особенной - глубокой и, казалось, ощутимой. Все
настраивало посетителей так, что и двигаться и говорить они начинали тихо.
невольно понижая голос. - Таинственно и, пожалуй, жутковато. Вам не
страшно? - обратилась она к Титову.
разговора Резниченко. - Ну, а теперь нас тут трое. Ничего не поделаешь, -
уже серьезно продолжал он. - Вся эта "таинственность" необходима. Все
устроено таким образом, чтобы никакие посторонние влияния не сказывались
на проведении опытов. Здесь мы изучаем особенности лучистой энергии,
которая выделяется при размножении клеток и в свою очередь вызывает
интенсивное деление клеток. В этих явлениях таятся огромные возможности,
которые позволят человеку управлять процессами, протекающими в живых
клетках. Вы знаете, конечно, долгое время биологам не удавалось как
следует разобраться в этих процессах - уж слишком ничтожна интенсивность
излучения. Вот здесь и помогло открытие Зорина. Ему удалось создать особо
чувствительный прибор.
Круз Андрей
Шилова Юлия
Каргалов Вадим
Лукин Евгений
Шилова Юлия
Каменистый Артем