Чтение 19–й страницы книги ~Загон~

конвой собачий, деньги!..

Деньги у него были и, по словам начальства, немалые. Илья получал на
кредитку ежемесячно, плюс разово - за отдельные мероприятия, плюс премии -
так, от хорошего настроения. Однако воспользоваться деньгами Илья не мог, ни
единым кредит-пунктиком, - карта до поры до времени хранилась у того же
начальства.

"Где ты видел богатых черов?" - вопрошал незримый голос, и Илья, скрипя
зубами, соглашался. Богатых черов не бывает.

Зато к моменту отставки должно было накопиться прилично. Илье, опять же с
чужих слов, потихоньку готовили легенду о наследстве. Его это радовало, но
денег на текущие расходы не прибавляло, а три крепа за смену, что он получал
на конвертере, сулили новые летние туфли аккурат к зиме.

Впрочем, кое-какой вариант у него появился. Илья не случайно задумался об
одежде - он редко думал о чем-то случайно, без повода.

Пока Белкин, намазанный танозином, валялся в отключке, Илья слегка
пошарил в его вещах и наткнулся на кредитную карту. Андрей ее особенно и не
прятал - по крайней мере, не так старательно, чтоб Илья не нашел. Конечно, в
шкафу, конечно, в стопке постельного белья. Кепку можно было и не трогать. А
то, видишь ли, чудовище у них там болеет...

"У нас, - оговорился Илья. - Там - это у нас, на дерьмофабрике".

Вчера он кредитку не взял - слишком рискованно, но деньги уже считал
своими. Перемещение карточки из одного кармана в другой было вопросом сугубо
техническим, и при том не самым сложным.

Интересно, сколько на ней? Сто, двести? Лучше двести, тогда и на ботинки
хватит, и еще бухалова запасти останется.

Выйдя на улицу, Илья миновал так называемую детскую площадку и подошел к
остановке. Районный автобус, как и линейка, был бесплатным, хотя Илья
предпочел бы платить, но ехать сидя. В муниципальном транспорте подобное
излишество было не предусмотрено.

Дождавшись автобуса, пыхтящего сарая из некрашеной нержавейки, Илья
поднялся по высоким ступеням и встал в углу, возле округлого окна. Народу
было мало, и, окажись в салоне кресла, мест хватило бы с избытком, но
гуманитарная служба, видимо, полагала, что кресла - это чересчур комфортно.
Из всех удобств автобус был оснащен лишь телемонитором, вечно настроенным на
первую государственную программу.

За окном было скучно и противно. Дамы почти поголовно ходили в розовых
блузках, и Илья их за это презирал. Любая, одетая не в розовое, казалась ему
привлекательной - независимо от прочих достоинств.

Илья решил, что никогда не ляжет в постель с женщиной в розовом, - даже
если это будут затейливые трусики из шикарного магазина в самом центре. Если
розовые - все, облом.

Он перевернулся, чтобы видеть противоположную сторону улицы, но и там не
было ничего нового. Розовые кофты. Одинаковые лица.

Зачем черам разные дома или разные квартиры? Им нравится быть похожими
друг на друга, и они имеют то, что хотят.

"Эти люди счастливы", - с отвращением подумал Илья.

Мимо проплывали темно-серые скалы жилых блоков - квадратные дома,
построенные квадратом и образующие квадратные дворы. Здесь все было
правильно и спокойно, все имело четыре угла: и камень, и пустота в камне. И,
вероятно, сама жизнь. За четыре года Илья - ее так и не понял, этой жизни в
блоке. Чтобы ее понять, надо быть чером.

Илья вышел у блока тридцать три, вернее, чуть позже, проехав лишние
пятьсот метров. Учить его осторожности было не нужно, он и сам бы кого
угодно научил. Он слыл удачливым вором, хотя будь он удачлив по-настоящему,
на службу в неотложку не попал бы.

Возвращаясь к дому Эйнштейна, Илья заглянул в гуманитарную лавку и, чтобы
его запомнили, задал обслуге пару дурацких вопросов. Тучная дама - белый
халат поверх розовой кофты - отвечала в том же духе, словно сама стремилась
врезаться ему в память.

Проверив номер дома, Илья ненавязчиво, но внимательно осмотрел двор и
юркнул в парадное. Лифт, вполне исправный, но далеко не идеальный по
конструкции, на двадцатый этаж тащился минуты две. Илья успел почесаться,
повздыхать, а также изобрести несколько подходящих сценариев: удушение,
перелом шейных позвонков, удар по голове. В конце концов, У чера Эйнштейна
должен быть и свой нож.

На площадке кто-то стоял - Илья это учуял еще в кабине, едва створки
раскрылись. В голове мелькнуло: либо вообще не начинать, либо убрать и
свидетеля - других вариантов нет. Благоразумно выбрав первое.

Илья стукнул по нижней кнопке, но дверцы не реагировали.

- Если ошибся этажом, надо сначала выйти из лифта, а потом снова зайти, -
сказал кто-то. - Такой уж лифт, ничего не поделаешь. Зато аварий меньше.

Илье пришлось покинуть кабину. Назад он уже не попал - створки-с
удивительной прытью захлопнулись, и лифт отправился вниз.

- Второй не работает. Жди, когда этот назад приедет.

Говорил высокий седой мужчина в более чем приличном костюме. Под глазами
у него были тяжелые мешки - не то от пива, не то от пива с водкой, не то от
почек. Почки, предположил Илья.

На сегодня все отменяется, седого голыми руками не одолеть. Да и с ножом
не справиться. И с пистолетом тоже. Что-то в этом седом было не так - во
взгляде или в голосе. Что-то в нем было... словно он не отсюда.

- Заблудился? - спросил мужчина. - Или в гости к кому?

- А чего? - ответил Илья в меру нахально.

Седой достал жетон и, подержав перед его носом, представился.

- Дознаватель районной управы, Белкин.

- Белкин?..

- Белкин Иван Петрович, как у Пушкина. Ты читал Пушкина?

Вот что в нем было чужого! Он не чер. Поэтому на него рука и не поднялась
бы.

"А что ж сразу не разглядел, - укорил себя Илья. - Совсем одичал в этой
конспирации!"

- Нет, не читал, - сказал он без сожаления.

- Напрасно. А здесь какими судьбами? Илья покосился на ближнюю дверь - к
бордовой поверхности была приколота табличка: "Г. И. Эйнштейн, чер". Как же
они все похожи...

- Судьбами-то?.. - улыбнулся Илья. - Квартиру ищу. Хочу на верхних этажах
где-нибудь, чтобы это... короче, обозревать.

- Работаешь? Ну-ка, встань к стене, - распорядился полицейский. - Лицом к
стене.

Илья не возражал. В этой команде было столько всего - старого, родного,
что он ее выполнил чуть ли не с удовольствием.

- Работаю, да, - сказал он, разглядывая потрескавшуюся краску. - В
Бибиреве-36, на конвертере.

- О, я там многих знаю. Но тебе же не здесь жить надо, отсюда добираться
неудобно - линейка, еще автобус... Тебе бы в тридцать седьмой блок, он у
самой станции.

Полицейский ощупал его рубашку, затем брюки. Не побрезговал и носками. В
носках, кроме ног, у Ильи ничего не было.

- А раньше где работал?

- Нигде.

- А сейчас что же? Деньги понадобились?

- Подружка подарков требует.

- Можешь поворачиваться. И что дарить будешь? Завтра же двадцать девятое
мая, праздник.

- Духи. Бабы это любят.

- Правильно. Фамилию свою назовешь? Предупреждаю: имеешь право не
называть, но...

- Да чего там, - покладисто отозвался Илья. - Царапин моя фамилия.
Смешная, правда?

- Не знаю, мне не смешно. Вон, твой лифт приехал.

- Ну, до свидания тогда. Значит, в тридцать седьмом жить советуете?

- Советую. До свидания.

"Царапин, Царапин... - повторил про себя Белкин. - Из новых кто-то? Надо
будет навести справки". Иван Петрович прогулялся по площадке и,
остановившись у двери Эйнштейна, склонил голову набок. На кривоватой
табличке было написано "чер". Никто, кроме самого Григория Исааковича, этого
сделать не мог.

"Мода, что ли, у них такая? - рассердился Белкин. - Или это из протеста?
Против чего?"

Протестующий чер Эйнштейн даже не догадывался, что с сегодняшнего дня его
собираются охранять - и дома, и на улице. День и ночь.

Илья выскочил во двор, будто за ним гнались собаки. От возбуждения мышцы
мелко подрагивали, и это тоже напоминало о прошлом, хотя и не о лучших его
моментах.

Он чуть не попался. Откуда там полицейский? Случайно? Прямо под дверью
этого чера...

Если неотложка хотела от него избавиться, то... Нет. Неотложка
избавляется иначе, а посылать его на убийство районного дознавателя - глупо.

Надо было срочно связаться и доложить, но общение с начальством Илья
решил перенести на потом. Чего доброго, новое задание дадут, с них станется.
А у него руки трясутся - стакан не удержат.

"Какой стакан-то?! - обругал себя Илья. - Где стакан увидел? Разве что с
ряженкой".

Он запрыгнул в подошедший автобус и встал сзади в углу, - это было его
любимое место, если, конечно, в скрипучих железных сараях бывают любимые
места.

Женщины по-прежнему носили розовое, дома все так же мяли небо квадратными
крышами, но сейчас Илью это не волновало. Он избежал пожизненного срока за
убийство. Адреналин постепенно выветрился, осталась лишь детская бесшабашная
радость. Илье хотелось хохотать, размахивать руками и разговаривать с людьми
- обязательно о чем-нибудь приятном, но, оглядев лица пассажиров, он понял,